Штормовой предел (СИ) - Птица Алексей - Страница 37

Каждому отцу хочется счастья своей дочери, а военный моряк — не тот человек, что может дать уверенность и покой своей семье. Признаться, я надеялся, что вы для неё — всего лишь мимолётное увлечение, но оказалось, что нет. Точнее, за свою дочь я ничего не могу сказать, а вот за вас — да. Теперь же я вижу, что вы достойны моей дочери, и это ей нужно соответствовать вам и вашему теперешнему положению, славе и богатству.

— Поздно, всё поздно, — сказал я и облокотился на эфес своей сабли. Глаза на краткий миг заволокло влагой, чувство горького сожаления захлестнуло меня с головой. Но этот краткий миг быстро прошёл.

— Ну, что же. Я должен хотя бы попытаться. Это мой долг перед своими обязательствами. У меня сейчас есть положение, деньги, титул. Если я смогу найти её и спасти, то я приму решение по своей женитьбе после. Я заберу её жить в Новый Свет или расстанусь с ней навсегда. Может, вы меня обманываете, и она сама согласилась уйти с этим фон Крацлау, а потом горько разочаровалась и теперь не знает, как вырваться из его цепких объятий?

— Нет! — выкрикнул де Сильва и резко вскочил со стула. — Я знаю свою дочь, она бы не смогла открыто предать. Если бы она нашла для себя другого жениха, то сказала об этом прямо, а не пряталась от вас, граф.

— Хорошо, я верю вам и выполню свой долг до конца. Сегодня я уеду в Кадис, где ждёт мой корабль. На нём я поплыву туда, где смогу найти путь в этот замок, чтобы спасти вашу дочь. Ждите и надейтесь. Я буду вам отправлять магические послания, но боюсь, что делать это я смогу не всегда. Вот, возьмите этот талисман, он будет показывать, жив ли я ещё. Пока жив, я буду пытаться спасти вашу дочь. Если я не смогу этого сделать, то сообщу вам лично. Если же талисман угаснет, знайте, что меня больше нет в живых, и вы остаётесь наедине с собой.

Мария де Сильва встала со стула, быстро подошла, взяла талисман с моей ладони, крепко сжала его и пристально посмотрела мне в глаза. По её лицу бурно заструились реки слёз.

— Эрнандо, ради всего святого! Спаси мою дочь, я буду молиться день и ночь за вас обоих, только выполни свой долг! Твоей матери больше нет в живых, но знай, что моё материнское сердце всегда будет с тобой!

— Я выполню! — сказал я и вышел из комнаты, оставив их одних, сняв на выходе наложенный купол тишины. — Я выполню! — снова сказал я уже сам себе и уехал из академии.

Глава 15 В Россию.

Выехал я уже вечером, приняв решение не ночевать в академии, но направился не в Кадис, а в своё поместье. И уже ночью я выслушивал доклад насмерть перепуганного управляющего о доходах и расходах. Чтобы ему удобнее было говорить, я немного приподнял его над полом, чтобы он ничего не забыл сказать. Он ничего и не забыл, как на духу всё выложил. Молодец, одним словом.

Выслушав, я отпустил его. Приехал я в своё поместье не столько отдохнуть, сколько поскрести по сусекам в пространственном кармане. В нём ещё оставался жемчуг. План спасения Мерседес в основных своих чертах у меня в голове уже сформировался, теперь стоило продумать всё до мелочей.

Самое простое — доплыть до Северной Италии, до Венеции или, скажем, Генуи, а оттуда перебраться через Альпы в Австрию и прямиком в Чехию, в это самое Дно, то есть, в Брно. Но тот, кто предупреждён, тот вооружён. Кардинал Диас де Сантьяго ясно дал понять, что это плохой путь. Видимо, там во всех тавернах или городах следили за незнакомцами, плохо говорящими по-немецки и хорошо по-испански.

Значит, что надо было сделать? Правильно, зайти с другой стороны. А другая сторона — это Северная Германия. Гамбург тот же или Данциг, но и оттуда было слишком далеко и опасно, и такие же проблемы. Скрыть своё испанское происхождение будет очень трудно, а крупный отряд солдат уж тем более заметят. И ладно бы войны с Францией не было, но она была… Так что, оставался последний и самый крайний вариант — ехать в Россию.

Это было далеко, проблематично, но необходимо. Приехав в любой порт Прибалтики, например, в ту же Ригу, можно было оттуда ехать уже в Москву или Смоленск, набрать людей, переодеться и уже как русский барин направиться через Литву в Польшу, а оттуда в Южную Моравию. Русский я знал. Афоня и Арсений были русскими, и ни одна немецкая или чешская собака ни в жисть не догадается, кто есть кто. Да и о причинах моей поездки туда, тоже. Еду и еду, путешествую. Осталось этот план реализовать.

А для этого, конечно, нужны были деньги. Но вот идея таскать с собой мешки с золотыми и серебряными монетами была так себе. Гораздо лучше иметь то, что можно продать, и то, что будет лёгким, небольшим и очень ценным. И это был жемчуг. Вынув остатки былой роскоши, я пересчитал жемчужины и ссыпал в один мешочек. Думаю, что этого будет достаточно. Переночевав, я заторопился в Кадис.

Через пять дней непрерывной езды я добрался до него, где стал собирать свою команду с отдыха и грузить на судно различные припасы. Корабль нужно было выдавать за торговый, поэтому и товаров на нём должно быть много. За сутки до выхода в море в гостинице меня нашёл невзрачный монах.

— Граф Эрнандо Гарсия де Тортуга?

— Да, — насторожился я.

— Я падре Леонсио, меня к вам направил кардинал с посланием, — и священник показал мне перстень кардинала.

— Прошу вас! — и мы прошли в комнату, которую я занимал в небольшой уютной гостинице.

— Вот письмо, прошу вас его прочесть, потому как у меня есть ещё одно небольшое дело к вам.

Я кивнул головой и, получив в руки запечатанный сургучом пергамент, вскрыл его. Бегло пробежавшись по тексту, поднял глаза на монаха.

— Да, я и есть податель сего письма. Примите от кардинала это кольцо, оно поможет вам в ваших нелёгких странствиях. Где-то защитит, где-то подскажет, где-то поможет. Любой добрый католик, узнав его, окажет вам посильную помощь, и любой костёл примет вас, как родного.

Монах протянул мне перстень с эмблемой святой инквизиции. Я кивнул.

— Передайте кардиналу мою благодарность.

— Непременно. Кардинал сообщил, что вас представят к ордену Великого инквизитора кардинала Сиснероса и духовному званию. Церкви нужны преданные ей воины. Вы можете рассчитывать на нас, раз уж смогли доказать свою нужность. Удачи вам в ваших странствиях, сеньор.

— Спасибо, падре.

Закончив разговор, монах тут же встал и ушёл, оставив меня сидеть в глубоких раздумьях с зажатым в ладони перстнем. Перстень был небольшой, отлит из серебра. На его поверхности я рассмотрел всего две выдавленные буквы, обозначающие святую инквизицию, но они были так переплетены растительным орнаментом, что трудно вычленялись из мешанины стеблей и тонких листочков.

Ну, что же, пора в путь!

На следующий день мой бриг со смешным названием «Сквозняк» вышел из гавани Кадиса и направился в сторону пролива Ла-Манш. Благодаря тому, что «Сквозняк» оказался небольшим и юрким судном, жадные до чужого добра каперы и пираты угнаться за нами не могли.

Ну, «Сквозняк» на то он и сквозняк, чтобы просочиться через любые проливы. Оставив позади воды, наполненные пиратами Дюнкерка и островов Британии, мы вошли в Северное море и, обогнув полуостров Ютланд, оказались на Балтике. Здесь я решил зайти в порт Кёнигсберга, всё ближе к Московскому государству. Там мы продали часть своего товара, набрали другого и отправились в Ригу.

В Риге мы окончательно распродали весь привезенный товар и, посчитав барыши, разделились. «Сквозняк», подняв все паруса, отправился в порт Кёнигсберга ждать меня, а я и Афоня, на свой страх и риск, последовали в Даугаву. В Даугаве мы долго не задержались, поехав оттуда в Смоленск. План у меня был такой: добравшись до Смоленска, окружным путём приехать в Польшу. В Польше набрать ещё охочих людей и добраться с ними до Южной Моравии. А там уже и Брно недалеко.

Купив лошадей и повозку, наняв в качестве охраны трёх угрюмых остзейских немцев, мы отправились в путь. Даугава встретила нас слякотью и запахом перепревшей листвы на дорогах. Шёл месяц май, и природа только начала отходить от продолжительной зимы.