Изменить будущее (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 18

Японцы, всё же, те ещё шарлатаны! Каждый сэнсэй зарабатывал на своём кусочке целого. Как на части разбитой мозаики. Додумывая сам картинку, которую нарисовал древний учитель. У одного получался дракон, у другого – змея, у третьего – цапля, у четвёртого – обезьяна.

Я тоже не знал, что нарисовано на этой картине. И не собирался учить тому, чего я не знал.

Глава десятая

Десятый класс давался тяжело, особенно математика. Химия сопротивлялась, но поддавалась. Я зубрил её днём и ночью, она сдалась и мы полюбили друг друга. Органическая химия предстала предо мной во всей своей красе. И там было что любить, я вам скажу.

Одна только фраза: "В атоме гелия имеются два "С"-электрона. При своём движении они образуют общее электронное облако шарообразной формы – о таких электронах говорят, что они спарены".

Или: "В атоме азота появляется третий "П"-электрон в наружном слое. Его облако не совмещается в пространстве ни с одним из двух других "П"-электронов, так как может расположиться обособленно в направлении, перпендикулярном по отношению к ним". Слышите, друзья? "Перпендикулярно" по отношению к ним. Это же жизнь. Камасутра, ёшкин кот. Эротика.

Да. Признаться, от эротики я страдал. Вернее, без эротики. Гормоны играли, как дрожжи, мозг кипел.

Девчонки, не дождавшись знаков внимания, стали слать записки через подружек. Но меня пробирала дрожь от одной мысли об обнимашках с кем-то, не то что… Да, мне снились "необычные" сны, но с нормальными взрослыми женщинами. Мой мозг не мог перебраться через огромный забор внутреннего табу, да и не пытался. Приходилось упорно медитировать, концентрируясь на химии. В конце концов мне стали сниться спаренные электроны. Зато я понял химию. А раньше ни бум-бум.

Ну послушайте эту сказку Шахрезады: "Молекула метана превращается в частицу с одним неспаренным электроном. Образовавшийся радикал метил существует в свободном состоянии 8 на 10 в минус третьей степени секунды и вступает во взаимодействие с другой молекулой хлора, разрывая вн ей связь атомов и образую молекулу хлорметана. Образовавшийся атом хлора взаимодействует со следующей молекулой метана".

Химичка перестала вызывать меня к доске. Отвечая домашнее задание, я не говорил ничего от себя, но класс тупо молчал и слушал, пуская слюни. Я машинально сопровождал слова движением рук, показывая, как спариваются электроны и соединяются молекулы, и девочки краснели. Сначала я не замечал этого, н о когда Татьяна сказала: "Шелест, не хулигань, отправлю к директору". Я искренне опешил.

– За что? – Спросил я, но посмотрел на свои руки и тоже покраснел. – Я не нарочно…

Но ни она, ни класс мне не поверил. Пацаны на перемене похлопывали меня по плечам, девчонки отводили глаза. Но записок прибавилось.

Зима выдалась бесснежная и мы вволю набегались по лесам и горам. Полугодие я закончил без троек, правда математичка сказала, что на экзамене пощады не даст и я сильно переживал по этому поводу.

Я помнил, как я мучился с высшей математикой в институте аж до окончания третьего курса, и метался мыслями по специальностям, которым "хотел бы" обучаться. Я, почему-то, упорно склонялся к геологии.

Когда я сказал об этом папе, он сказал:

– Комаров кормить хочешь? Я ходил с геологами в детстве. Помогал.

– Да ты рассказывал, – не удержался я. – Метеорит искали.

Папа недовольно хмыкнул, расстроившись, что я прервал его.

– Извини… Я сам понимаю, что лес, – это не моё. Меня комары и мошка жрут, как никого.

– Так и будет. Причём, я видел мужиков-геологов под сраку лет, так и не привыкших к гнусу. А мне ничего…

У меня тоже были такие друзья, которые ходили по тайге в футболках с коротким рукавом, когда я прятался в куртку с накомарником.

Мама пыталась "помочь" мне с поступлением и принесла копию приказа Минвуза СССР от 05.09.1975 N 831 "Об утверждении Перечня действующих специальностей и специализаций высших учебных заведений СССР", и я выбрал.

– Мама, я поеду в Москву, – сказал я, прочитав перечень.

– Куда-куда?

– В Москву. Буду поступать в Московский институт нефтехимической и газовой промышленности.

– Куда? – Снова повторила мама, пребывая в шоке.

– На "Машины и аппараты химических производств".

Мама заплакала, и рыдала долго, не слушая моих объяснений и утешений. К приходу отца глаза её высохли но набухли так, что отец с порога спросил встревоженным голосом:

– Что у нас случилось?

Мы давно с мамой не ссорились и отец не на шутку испугался. Мама снова зарыдала, но ничего толком не смогла выговорить, кроме:

– Гы-гы… Он… он… В Москву…

– Что… происходит?! – Почти спокойно спросил он.

Отец никогда не ругался матом. Мат от него я услышал впервые во взрослом возрасте, когда он разговаривал со своими коллегами по работе. Просто он разговаривал на понятном им языке.

– Я решил поступать в Московский институт нефтехимической и газовой промышленности, на специальность "Машины и аппараты химических производств".

– Инженер?

Я кивнул.

– Это другое дело. Геология… Это специфичная профессия. Ни дома, ни семьи. А механизмы, они везде ремонт требуют. А ты чего плачешь? – Переключился он на маму. – Что ж ты так убиваешься? А если настоящее горе случилось бы? Всё-всё… Прекращай.

Десять классов я окончил с двумя четвёрками и уехал поступать. Специальность включала:

 машины и аппараты нефтеперерабатывающих и нефтехимических заводов;

 машины и аппараты химических производств;

 газонефтяное и нефтехимическое оборудование;

 машины и аппараты микробиологических производств;

В прошлой жизни я получил первое высшее образование по специальности – инженер-механик машин и аппаратов пищевых производств и выбранная мной специальность не на много отличалась от предыдущей. Тот же сопромат, теория машин и механизмов, физика, химия, гидравлика.

Я поехал поступать, и не поступил. Завалил математику.

В районном военкомате меня встретили настороженно. До осеннего призыва было ещё время, а я вдруг заявился. Осмотрев мою учётную карту призывника, инспектор первого отдела отвёл меня к военкому.

– Ты что такой ранний? – Спросил он, глядя в карту. – Или поздний… Ты писал заявление на отсрочку?

– Нет, – удивился я.

– Отсрочка у тебя, до следующей весны.

– С какого? – Я возмутился. – Я в армию хочу! На флот…

Военком сначала постучал по голове, потом ткнул пальцем в страницу номер три.

– По состоянию здоровья. Иди, гуляй. Пока…

Судьба моя ломалась кардинально. И то что я намеревался использовать в "системе", в армии меня кидало в десантуру и на войну в Афганистан. Мне очень не хотелось чистых два года проводить в Афгане. Я боялся.

В той жизни я коснулся войны лишь чуть-чуть. По завершении восьмимесячных курсов нас направили на, своего рода, стажировку, прикомандировав по четыре человека в мото-манёвренные группы погранвойск. Но четырёх месяцев мне хватило, чтобы получить два лёгких ранения и одну лёгкую контузию, приведшую к повреждению сетчатки правого глаза и тугоухости на правое ухо.

Поэтому я физически трусил. В двадцать лет – страха нет, а мне-то уже сейчас было… О-го-го…Чувство самосохранения билось в истерике, и я себя едва сдерживал.

Я почему и хотел сразу углубиться в тему, нужную Иванычу, к которой он подошёл лишь в конце восьмидесятых, после начала добычи на Вьетнамском шельфе нефти.

В той жизни меня сразу брали на "тихую работу", но я напросился в ОсНаз и "недоношенным" выпустился из "лесной школы".

Дома всё было наоборот. Все были довольны. Мама радовалась, даже тому, что я пойду в армию. Папа вообще был за армию: "Подумаешь, два года… Вот я четыре, и ничего, не умер".