Жена на один год (СИ) - Коваленко Мария Александровна - Страница 20

Вместо детского смеха и улыбки жены судьба оставила меня с крестом на кладбище. А вместо спокойного сна по восемь часов каждую ночь научила довольствоваться короткими урывками беспамятства.

Пашка иногда переживал по этому поводу, иногда завидовал. Зависело от размера завала на работе. Сам я уже давно не переживал. Выбросил линейку со шкалой «хорошо — плохо» и жил, как получалось.

В отцовском доме спалось ничуть не лучше, чем в московской квартире. Первую ночь то ли из-за переезда, то ли из-за неправильного действия кофе на организм я отключился аж на шесть часов. На диване. В одежде. Так и не дойдя до спальни.

Во вторую ночь лечебная магия дома закончилась. После долгого разговора с Павлом и СанСанычем скатался с Лерой в банк. Вдоль и поперек изучил все документы, которые удалось добыть к тому времени. Но ни поздно вечером, ни к полуночи сон так и не пришел.

Вместо него, словно сменщица, явилась усталость. Ужин, кофе, телевизор или телефон — все оказалось ненужным. Спина разнылась как у старика. Веки потяжелели, и от бессонницы уже начали болеть глаза.

Отличное было завершение дня. В лучших традициях последних месяцев. Не хватало лишь до утра проваляться в кровати, периодически поплевывая в потолок.

Судя по всем признакам, именно это меня и ждало, но… С трудом переставляя ноги, я добрался до кухни. Не включая свет, попил воды — прямо из-под крана. А потом посмотрел в сторону соседнего дома.

Бессонница этой ночью пришла не только ко мне. В окне второго этажа, будто призрак, виднелся женский силуэт. Узкие плечи. Тонкая талия. Высокая грудь, обтянутая шелковой тканью. И склоненная, словно держать ее слишком тяжело, голова.

Чтобы узнать, кто полуночничает на пару со мной, не нужно было присматриваться. Есть девушки, которые мгновенно сливаются в толпе. Один шаг за чужую спину, и их уже не отличить. А встречаются такие, которые выделяются, за кем бы ни прялись и что бы на себя ни надевали.

Моим соседям каким-то чудом удалось вырастить именно такую девушку.

До вчерашнего позднего кофе в доме Муратовых я не видел Леру два года. Наши короткие встречи на похоронах были не в счет. Первый раз я не способен был никого рассмотреть. Второй раз она за пеленой слез не видела даже землю под своими ногами.

Мы были прямыми, которые случайно пересеклись в одной плоскости. Оба на грани. Оба с дырой внутри — каждый со своей. И с оголенными до звона нервами.

Все те визиты она была для меня малышкой Муратовых. Девочкой, которая красиво рисует и боится собак. Две наши предыдущие встречи: в доме родителей и на Новый год возле вольера Демона — кто-то словно стер из памяти магическим ластиком.

Я помнил, что обещал СанСанычу помощь, если возникнут проблемы. Помнил, с каким восторгом смотрела на меня одна маленькая симпатичная девочка, когда я дарил ей комплект для рисования. И почему-то напрочь забыл все остальное.

Память — еще та затейница. А судьба — еще та извращенка.

Вчера это «остальное» сработало лучше удара по голове. Полтора года я прожил монахом, упиваясь своим горем. Не хотел никого, никак… Игнорировал Кристину и других, нетребовательных, согласных на все и сразу.

А от одного лишь взгляда удивленных серых глаз ощутил, как внутри шевелится что-то живое.

Из всех старух на свете одна-единственная, с косой, была мне как родственница. Будто кто-то проклял, вначале погибли родители, после Алина с нерождённым ребенком. Теперь старая карга снова замаячила на горизонте, и снова от скорости закладывало уши.

Не думать о последней поездке с Алиной было трудно. Даже Невский со всеми своими памятниками, соборами и потоком людей не мог отвлечь от дурных мыслей. Они словно яд просачивались в мозг и отравляли душу.

Легче не становилось ни на подъезде к больнице, ни в ее холодных, пропахших лекарствами стенах. От злости хотелось крушить все на своем пути и сворачивать головы. Ума не приложу, как в таком состоянии я не заблудился в извилистых коридорах. Но возле отделения реанимации пришлось затормозить.

Будто только меня и ждал, СанСаныч встретил прямо у двери.

— Слышь ты, бульдозер, выдыхай пока! — Он с силой хлопнул по плечу. — Не знаю, где ты достал этих столичных эскулапов, но они вытащили ее с того света буквально за минуты.

— То есть Лера уже не в реанимации?

Я попытался сквозь окошко в двери посмотреть на коридор реанимации.

— Там она еще. Но сказал же! Выдыхай! — Несмотря на усталый вид, СанСаныч улыбнулся. — Просто спит. Без трубок, капельниц и прочего. Можно было и в терапию отвезти — все показатели в норме, но заведующий рогом уперся. Сказал, что ему так будет спокойнее.

— А московская бригада?

О заведующем я спрашивать не стал. Его старательность была целиком заслугой Паши. Тот за пару минут нашел каких-то знакомых в руководстве больницы и обеспечил Лере самый лучший прием.

— Где-то наверху чай с начальством пьют-с, — развел руками мой собеседник. — Они дело сделали. И шухер здесь навели, и препараты какие-то хитрые доставили, и лично контролировали весь процесс реанимации. Заведующий танец маленьких лебедей на цыпочках станцевал для них, а медсестры чуть ли не в ноги кланялись.

Глава 14

Лера

Уже на утро после поступления в больницу я чувствовала себя вполне здоровым человеком. Не представляю, что в меня влили врачи, но результаты удивляли. Ни тошноты, которая вчера за полдня чуть не свела в могилу. Ни адской головной боли. Ни лихорадки.

Из симптомов осталась только слабость. Но чтобы лежать в кровати и рассматривать стены много сил не требовалось.

Заведующему отделением мое состояние тоже понравилось. Утром он лично зашел ко мне в палату. Узнал от медсестры о давлении и сатурации. Расспросил о самочувствии. А потом сообщил, что готов перевести меня в терапию.

Для вчерашнего полутрупа такой быстрый перевод, наверное, был настоящим чудом. Счастливая, я даже начала благодарить заведующего. Но он прервал меня после первого предложения и порекомендовал отблагодарить своего жениха.

Уже тогда нужно было начать подозревать неладное. Кого он имел в виду? Благодарить за что именно? В шоке я захлопала ресницами. Схватила ртом воздух. А спросить так ничего и не успела.

Второй тревожный звоночек случился в палате терапии. На радостях, что могу вставать и даже ходить, я прошлась по коридору. Однако встретившая на обратном пути медсестра такой героизм не оценила. Подкатив мне кресло, она ворчать о самоуправстве и обещала на меня нажаловаться.

— Вот стоит только на минуту отлучиться, обязательно кто-нибудь что-нибудь сделает, — трещала она без умолку.

— Но я себя хорошо чувствую.

— Конечно-конечно, а в реанимации вы себя чувствовали вчера еще лучше.

— Это значит, что у вас замечательные врачи.

— Нам бы еще пациентов замечательных, чтобы глупости не делали. — Она ловко, боком, втолкнула кресло в узкий лифт и нависла надо мной будто скала.

— Я сама будущий врач. Могу оценить свое состояние. — Хамства в моей жизни в последнее время было так много, что, кажется, начался вырабатываться иммунитет.

— Вот посмотрим, что твой будущий муж на такую смелость скажет. — В ответ на мою смелость дамочка, похоже, тоже решила не любезничать.

Она так и напрашивалась на жалобу, но упоминание этого загадочного мужа выбило у меня почву из-под ног.

— А вы знакомы с моим будущим мужем?

Чтобы посмотреть в лицо своей собеседнице, пришлось задрать голову до боли в шее. Мне просто необходимо было знать, это шутка такая, или вокруг меня разворачивается очередная афера.

Но отвечать медсестре не пришлось. Только она открыла рот, как дверцы лифта распахнулись, и сразу трое мужчин уставилось на меня как палачи на следующую жертву.

Если бы я только догадывалась, что случится дальше, наверное, сбежала бы из больницы прямо на коляске. Меня бы не удержали ни смешная пижама, которую Галина передала для больницы, ни тапочки.