Последыш III (СИ) - Мах Макс - Страница 21

— Ты потрясающая! — честно признал Ингвар и следующие час с четвертью терпеливо и последовательно, заботясь прежде всего о девушке, превращал ее в женщину.

Получилось более, чем хорошо. Девушка, как и планировалось, лишилась невинности, а Бармин, совершенно этого не ожидавший, получил море удовольствия. Расстались тепло и нежно. Новоиспеченная женщина выпорхнула из шатра, где ее тут же подхватили подруги, чтобы увлечь в очередной хоровод с хоровым исполнением народных песен, а Ингвар принял душ, переоделся и, бросив взгляд на то, как слуги перестилают постель, вышел к народу. Люди встретили его радостными криками, — видимо, это было ровно то, что от него ожидали, — усадили на почетное место, налили старки и предложили закуски. Ингвар взял кусок жареной курицы, ломоть пшеничного хлеба и жменю квашеной капусты и, выпив под очередную здравницу, принялся за еду.

В следующие десять часов, то выходя к народу, — застолье длилось до полуночи, а игры и танцы, как ему позже доложили, и вовсе продолжались до утра, — то возвращаясь обратно в шатер, Бармин последовательно отымел еще четырех девушек, одну даже дважды, выполнив, таким образом, свой долг перед богиней, землей и своими холопами. В конце концов, ему это даже понравилось, так что он подумал, что, если по какой-либо причине его снова призовут исполнить свой сакральный долг перед родиной, он не станет больше ерепениться. В конце концов, если им это нравится, то почему он должен волноваться по поводу того, что использует свое положение в корыстных целях? Ведь ни одна из пяти девушек не только не выказала нежелания участвовать в этом религиозном «мракобесии», но напротив, все они явно гордились выпавшей на их долю честью. И в этом смысле, особенно интересными оказали девицы под номером три и четыре: льняная блондинка Натку, попросившая, смущаясь, отыметь ее «по-господски», и светло-русая Фекла, прямым текстом предложившая Ингвару, «продолжить так хорошо начавшиеся отношения». Первая поставила Бармина в тупик, поскольку он не знал, чем именно, по ее мнению, должен отличаться господский секс от холопского.

«Камасутру ей что ли показывать?»

Однако аккуратные расспросы озадачили его еще больше, поскольку под «господским» подразумевался, оказывается, банальный анальный секс. Бармин, видимо, по простоте душевной считал, что простой народ ближе к природе и, в отличие от интеллигентов, не сильно заморачивается вопросом, куда вставлять. Тем более, если не торопится плодиться и размножаться. Но оказалось, что он не прав, потому что здесь именно что жили по заветам предков, а предки сосредотачивали свое внимание как раз на вопросах размножения. Что же касается Натку, то выяснилось, что бабушка рассказывала ей по секрету, что был у нее по молодости грех с покойным графом, и вот тогда…

«Это что, мой драгоценный дедушка тоже растлевал тут крестьянок?» — «ужаснулся» Бармин, но просьбу красавицы все-таки исполнил, оттого и получилось дважды, ведь сначала, как говорится, дело, удовольствие — потом.

Что же касается Феклы, Бармин, если честно, задумался. Девушка была действительно хороша и к тому же готова к экспериментам. Поэтому Ингвар сказал, как есть. Он не против, но явно не сейчас, когда у него одна за другой намечаются четыре свадьбы. Однако зимой, в особенности, если жены разъедутся по своим имениям, он ее пригласит. И, если она не залетит до тех пор и не передумает, возьмет ее в замок. На том и расстались.

2. Двадцатое сентября 1983 года

— Что скажешь?

А что сказать? Жаловаться, вроде бы, не на что. Радоваться причин пока тоже нет. Ритуал завершен, а как там все будет дальше, покажет только время. Может быть, все вокруг теперь зацветет и заколосится от немереного счастья и благословения богини, а, может быть, и нет.

— Было познавательно, — сказал он вслух.

После завтрака и оперативного решения неотложных дел, они с Варварой уединились по традиции в его кабинете для «совершенствования в родовой магии». Но позаниматься не получилось.

— Девки-то хоть ничего были? — уточнила свой вопрос Варвара, разливая по чашкам кофе из принесенного слугой кофейника.

— Я одного не понимаю, — Бармин, следует сказать, этого действительно не понимал. — Ты ревнуешь, завидуешь или проявляешь солидарность?

— Всего понемногу, — признала Варвара через пару мгновений, потребовавшихся ей, по-видимому, чтобы обдумать вопрос. — Завидую, если честно. Вам, мужчинам, можно практически все, чего нельзя нам.

«Права, что тут скажешь!» — согласился Бармин, пригубив кофе.

— Заведи любовника, — сказал он вслух.

— Ага, ага! — покивала на это предложение Варвара. — Это ты сейчас так говоришь, пока все в теории, а дойдет до дела, так, небось, по стенкам от ревности станешь скакать.

— Есть такое дело, — согласился Бармин. — Буду. Но, если тебе из чувства справедливости потребуется любовник, не стесняйся. Ты в своем праве.

Бармин не лукавил. Он знал, если Варвара ему изменит, он на нее обидится и будет, разумеется, переживать, но лишать ее из-за этого свободы выбора было бы неправильно. Нечестно и несправедливо.

«Пусть делает то, что сочтет нужным».

— И еще я ревную, — сказала вдруг она. Тихо, почти шепотом, но он услышал. — Ко всем, Инг. Буквально ко всем. К Еле ревную, к Ольге и Марии, к Дарене. Даже к этой шведской сучке с который ты еще ни разу не спал.

— С Дареной я тоже пока не спал, — уточнил Бармин.

— Неважно! — отмахнулась Варвара. — Все равно они есть, и от этого никуда не денешься. К этим вчерашним говнюхам тоже ревную.

— Ты же сама мне сказала, что я должен это сделать, чтобы вернуть земле силу.

— Сказала. Должен. Все правильно, — не стала спорить с фактами женщина. — Я тоже должна. Лена должна, Дарена должна. У нас у всех долг друг перед другом. А еще перед предками и перед потомками. Всем мы что-нибудь да должны, и от этого просто тошно.

— Что-то случилось? — прямо спросил он, почувствовав ее, мягко говоря, минорное настроение.

— Случилось, — кивнула Варвара. — Послезавтра ты женишься, а я выхожу замуж.

— Ты же знаешь, что это ничего не изменит, — возразил Бармин.

— Еще как изменит, — покачала она головой. — Мне придется переехать к мужу в Устье. Вроде бы недалеко, сможем видеться, но уже не каждый день. А, может быть, даже не каждую неделю. Есть же семейные дела, необходимые визиты, чтобы соблюсти политес. Потом забеременею и, вообще, стану невыездной.

— Я тебя буду навещать, — улыбнулся Ингвар.

На самом деле, он ее отлично понимал. Свадьба — это серьезно. Обязательств будет в пять раз больше, чем сейчас. А может быть, даже в десять раз больше. Жизнь изменится, но уже поздно об этом сожалеть. А секс… Что ж, в этом смысле он сорвал джек-пот. Женщин у него много, а может быть и еще больше. Вот только времени на развлечения нет. На сон и то в день часа три-четыре остается. Ну, хорошо, он физически крепкий малый, и организм, — тьфу, тьфу, тьфу! — работает, как часы. Ему пока этих трех часов сна за ночь вполне хватает, но что будет потом?

«Потом суп с котом! — остановил он себя. — Вот, когда оно наступит это „потом“, тогда и стану думать, что там и как. А пока, друг Бармин, живи и радуйся!»

— Я тебя буду навещать, — пообещал он.

— Будешь конечно! — отмахнулась женщина, словно, он глупость сморозил. — Куда ты денешься! И кстати о солидарности. Серьезно, как они тебе? Я имею в виду этих крестьянок.

— В чем тайный смысл твоего вопроса? — насторожился Бармин.

— Ни в чем, — усмехнулась в ответ Варвара. — Я так поняла, что ты не переутомился и не заболел. Напротив, судя по твоей эманации, ты в хорошем расположении духа, просто светишься, и жалеешь, я думаю, только о том, что их там было всего пять, а не десять.

— Про десять — это ты хватила! — засмеялся Бармин, попытавшись свести этот неприятный ему лично разговор к пошловатой шутке. — Меня бы вперед ногами тогда вынесли. Да и не осилил бы я такой марафон.