Монсеньер Гастон Феб - Дюма Александр - Страница 9

Оказалось, что все мои оруженосцы и слуги собрались и ждут меня — все они слышали адский шум, не прекращавшийся в течение ночи. Всюду были следы тех, кто производил этот шум: вся фаянсовая посуда была разбита, вся оловянная — измята и скручена, серебряная — почернела, словно ее обожгло люциферово пламя. И вся обстановка в замке была разбросана и переставлена: кухонная утварь оказалась в главном зале, а мебель из зала — в дровяном сарае, повсюду валялись дрова и щепки. Дня не хватило, чтобы привести все в порядок, а когда уже кончали, наступила ночь.

Эта вторая ночь была еще хуже первой: казалось, что начинается землетрясение, собаки на псарне выли, лошади в конюшне ржали, на деревьях вокруг замка кричали совы, в оружейной доспехи сорвались с мест и носились кругом, столы и стулья шагали на своих ножках, котелки и сковородки пустились в пляс — это было какой-то дьявольский шабаш. Жена моя рыдала, дрожала и молилась — все сразу. Я же сам соскочил с кровати как был, в одной рубашке, и, схватив меч, бросился в коридор, крича:

«Кто тут? Кто это шумит так?»

«Это я», — послышался голос.

«Кто ты?»

«Я Ортон»

«Кто же послал тебя сюда, Ортон?»

«Один клирик из Каталонии, по имени Мартин».

«А почему он прислал тебя сюда?»

«Потому что ты отказался платить ему церковную десятину, вопреки судебному решению папы Урбана Пятого. Я тебя не оставлю в покое, пока ты не отдашь Мартину то, что ему следует; он отпустит меня, когда удовлетворится полученным».

Я задумался, и мне пришла в голову одна мысль.

«Ортон!» — заговорил я вновь.

«Что?» — отозвался тот же голос.

«Слушай внимательно, что я тебе скажу».

«Говори».

«Служба у клирика не подходит такому молодцу, как ты; как я вижу, ты расторопный, предприимчивый и ловкий работник, а служба у клирика хлопотная и дохода не приносит; оставь ты его и поищи себе другое место».

«Не годится мне оставаться без места».

«Ну, я тебе отыщу другое, обещаю».

«Где же?»

«У славного рыцаря, который на своем веку зарубил больше врагов, чем у твоего монаха зерен в четках».

«А этот рыцарь богат?»

«Как король».

«И добрый христианин?»

«Как сам папа».

«Гм-гм… — протянул Ортон. — Его величество короле теперь без денег, папу отлучили от Церкви, а ты ничего не обещаешь всерьез».

«Так ты отказываешься?»

«Надо посмотреть».

«Ну, подумай…»

«А как звать этого рыцаря?»

«Реймон де Корасс».

«Так это ты?»

«Да, это я».

«Ты серьезно хочешь, чтобы я тебе служил?»

«Серьезно, только с одним условием».

«Каким?»

«Чтобы ты никому зла не делал ни внутри замка, ни снаружи».

«Да я не злой дух, — отозвался Ортон, — и не могу делать зло. Все, на что я способен, — это не давать тебе спать и тревожить тебя во сне, как мне приказал брат Мартин».

«Так вот оставь ты этого злого монаха».

«Я бы рад».

«И будь моим слугой».

«Договорились».

И вот с того самого дня, вернее, с той ночи, этот славный маленький дух так ко мне привязался в благодарность за вызволение его из-под власти злого клирика, что, не требуя никакого вознаграждения, посещает меня чуть не каждую неделю.

— А как же он вас посещает? — спросил граф де Фуа, очень внимательно слушавший рассказ сира Реймона.

— Только по ночам, когда я уже в постели. Я обычно лежу с краю кровати, а моя жена у стены. Он входит в комнату.

— Как он проникает к вам? — прервал сира де Корасса граф.

— Не знаю как, честное слово, — отвечал рыцарь.

— Это удивительно, — сказал граф. — Но продолжайте.

— И вот, он подходит к изголовью и тянет тихонько мою подушку. Я просыпаюсь и спрашиваю: «Кто там?», а он отвечает: «Это я, Ортон». Я говорю: «Отстань от меня, я хочу спать», а он отвечает: «Нет, хозяин, у меня есть новости для тебя, я несу их издалека». — «Откуда же?» — «Из Англии — либо из Венгрии, из Палестины, либо еще из какой-нибудь страны. Я уже два часа как оттуда, и вот какие события там случились». Жена моя закрывается одеялом, ее не видно, и Ортон рассказывает мне новости, а знает он все, что происходит на свете. Вот таким образом узнал я от него о необыкновенном сражении под Альжуба-ротой и, помня, что вы очень тревожитесь о своем сыне Ивене, поспешил сообщить вам, что он пока среди живых. А если бы оказалось, что он скончался, я бы велел отслужить заупокойные мессы и помолился бы о спасении его души, но предоставил бы слухам донести до вас известие о его кончине, а это случилось бы не так скоро, потому что отсюда до места, где произошла битва, добрых две недели пути.

— Чудеса прямо, — сказал граф де Фуа.

— Так оно и есть, — отвечал сир Реймон.

— А есть у вашего вестника еще хозяева?

— Чего не знаю, того не знаю.

— На каком же языке рассказывает он вам свои истории?

— На гасконском, самом чистом, какой только бывает.

— Повезло же вам заполучить такого вестника: и ничего вам не стоит, и не надо ему ни еды, ни одежды, ни жилья. Вот бы мне иметь такого! Только я бы хотел посмотреть на него. А вы когда-нибудь видели Ортона?

— Никогда.

— И вам не хочется на него посмотреть?

— Я об этом не думал.

— Обязательно надо вам взглянуть на него, сир де Корасс, а потом рассказать мне, на кого он похож: на четвероного зверя, дракона или птицу.

— Честное слово, вы правы, монсеньер. Теперь и мне захотелось, как вам, посмотреть на него.

— Правильно.

— Да, верно; при следующей же встрече я уж постараюсь взглянуть на него и увижу его, ручаюсь, если только христианские глаза могут разобрать, как он выглядит.

Так они порешили и, поскольку было уже три часа ночи, удалились каждый в свою спальню, а на следующий день, после завтрака, около девяти часов утра, сир Реймон распрощался с графом де Фуа и отправился в свой замок Корасс.

Прошло трое суток, и вот в середине ночи, когда сир де Корасс спал, как всегда, с краю постели, а жена его у стены, он почувствовал, что тянут его подушку, и спросил:

— Это кто?

— Я.

— Кто ты?

— Ортон.

— Что тебе нужно?

— Рассказать тебе важную весть.

— Какую же?

— Король Наварры умер.

— Не может быть!

— Это правда.

— Так он же совсем не стар еще.

— Ему было пятьдесят пять лет, два месяца, двадцать два дня, одиннадцать часов и семнадцать минут.

— А как же это произошло?

— Есть у тебя время слушать?

— Да, конечно.

— Ну, так слушай, сейчас расскажу.

Жена сира Корасса закрылась с головой одеялом, а Ор-тон начал:

— Да будет тебе известно, что король Наварры жил в городе Памплоне, когда пришло ему на ум обложить свое королевство налогом в двести тысяч флоринов; он собрал свой совет, изложил свое требование и объявил, что такова его воля. Совет не посмел возразить ему. Сейчас же были вызваны в Памплону самые именитые люди из больших и малых городов Наварры, и все они явились: ни у кого не нашлось мужества отказаться.

Когда все они прибыли в столицу и собрались во дворце, король объявил, зачем он созвал их, и сказал им, что ему нужно сейчас же, по настоятельной необходимости, получить двести тысяч флоринов, и потому он приказывает объявить о новом налоге, чтобы состоятельные люди платили по десять ливров, люди среднего состояния — по пять, а бедные — по одному ливру. Это требование привело нотаблей в большое смятение, потому что в минувшем году уже собирали срочный налог в сто тысяч флоринов по случаю свадьбы королевской дочери, мадам Жанны, выданной за герцога Бретани, и половина того налога до сих пор не была еще выплачена.

Представители городов попросили отсрочки, чтобы посоветоваться и обдумать дело. Король дал им две недели на размышление, и нотабли вернулись в свои города.

Слух об этом огромном налоге сразу распространился, и вся Наварра пришла в великое волнение, потому что даже самые богатые были уже сверх меры обременены небывалыми поборами, которые государь то и дело налагал на них. И все же в назначенный срок сорок нотаблей из всех частей королевства снова собрались в городе Памплоне.