Королева Марго - Дюма Александр - Страница 57

Не прошло и пяти минут, как он услышал стук в дверь.

– Кто там? – спросил Генрих.

– Государь, я с ответом от золотых дел мастера из шорной мастерской, – ответил знакомый Генриху голос де Муи.

Генрих, явно волнуясь, предложил молодому человеку войти и затворил за ним дверь.

– Это вы, де Муи? – воскликнул он. – Я надеялся, что вы еще подумаете!

– Государь, – ответил де Муи, – я думал целых три месяца – этого достаточно. Теперь пришло время действовать.

Генрих вздрогнул.

– Не волнуйтесь, государь, мы одни, а время дорого и я очень тороплюсь. Ваше величество, вы можете одним словом вернуть нам все, что события этого года отняли у протестантов. Давайте поговорим ясно, кратко и откровенно.

– Я слушаю, мой храбрый де Муи, – ответил Генрих, видя, что избежать объяснения невозможно.

– Правда ли, что вы, ваше величество, отреклись от протестантства?

– Правда, – ответил Генрих.

– Да, но устами или сердцем?

– Мы всегда благодарны Богу, когда Он спасает нам жизнь, – ответил Генрих, избегая прямого ответа на вопрос, как он обычно поступал в таких случаях. – а Бог явно избавил меня от страшной опасности.

– Государь, – продолжал де Муи. – признаемся в одном.

– В чем?

– В том, что вы отреклись не по убеждению, а по расчету. Вы отреклись для того, чтобы король оставил вас в живых, а не потому, что Бог сохранил вам жизнь.

– Какова бы ни была причина моего обращения, де Муи, – отвечал Генрих, – тем не менее я католик.

– Хорошо, но останетесь ли вы католиком навсегда? Разве вы не вернете себе свободную жизнь и свободу совести при первой возможности? Теперь такая возможность вам представляется: Ла-Рошель восстала, Беарну и Руссильону довольно одного слова, чтобы начать действовать, вся Гийенна кричит о войне. Скажите только, что вы стали католиком по принуждению, и я вам ручаюсь за будущее.

– Дворян моего происхождения не принуждают, мой милый де Муи. То, что я сделал, я сделал добровольно.

– Но, государь, – сказал молодой человек, у которого сжималось сердце от этого неожиданного сопротивления, – неужели вы не понимаете, что, поступая таким образом, вы нас бросаете… предаете нас?

Генрих был невозмутим.

– Да, да, государь! Вы предаете своих – ведь многие из нас явились сюда, рискуя жизнью, чтобы спасти вашу свободу и вашу честь! – продолжал де Муи. – Мы подготовили все, чтобы добыть для вас престол. Слышите, государь? Не только свободу, но и власть: вы займете тот престол, какой захотите сами, потому что через два месяца вы сможете выбирать между Наваррой и всей Францией.

– Де Муи, – заговорил Генрих, отводя глаза, невольно засверкавшие при этом предложении, – де Муи, я жив, я католик, я супруг королевы Маргариты, я брат короля Карла, я зять моей доброй тещи Екатерины. Де Муи!

Когда я породнился со всеми этими людьми, я принял в расчет не только выгоды, но и обязанности.

– Тогда чему же верить, государь? Мне говорят, что ваш брак – брак только для видимости, мне говорят, что ваше сердце осталось свободным, мне говорят, что ненависть Екатерины…

– Враки, враки! – поспешил перебить его Генрих. – Друг мой, вас нагло обманули! Милая Маргарита на самом деле моя жена, Екатерина на самом деле мне мать, наконец, король Карл Девятый на самом деле мой повелитель, владыка моей жизни и души.

Де Муи вздрогнул, и почти презрительная улыбка мелькнула у него на губах.

– Итак, государь, – сказал он, в унынии опуская руки и пытаясь проникнуть взглядом в потемки этой души, – вот какой ответ я должен передать моим собратьям! Я скажу им, что король Наваррский подал руку и отдал свое сердце тем, кто нас резал! Я скажу им, что он стал льстецом королевы-матери и другом Морвеля…

– Мой милый де Муи, – отвечал Генрих, – король сейчас выйдет из зала совета, и я пойду спрошу его, по каким причинам отложено такое важное дело, как охота. Прощайте! Возьмите пример с меня, мой друг, – бросьте политику, вернитесь на службу к королю и примите католичество.

Генрих проводил или, вернее сказать, выпроводил молодого человека в переднюю как раз тогда, когда его изумление начинало уступать место ярости.

Не успел Генрих затворить дверь, как де Муи не выдержал и дал волю страстному желанию наказать хоть что-нибудь, за неимением кого-нибудь: он скомкал шляпу, бросил ее на пол и стал топтать ногами, как топчет бык плащ, матадора.

– Клянусь смертью! – восклицал он. – Жалкий государь! Пусть же меня убьют на этом самом месте и навеки запятнают короля Наваррского моей кровью!

– Тес! Господин де Муи! – донесся чей-то голос из чуть приотворенной двери. – Тише! Вас могут услышать.

Де Муи резко обернулся и увидел закутанного в плащ герцога Алансонского, который высунул голову в коридор, чтобы удостовериться, нет ли там кого-нибудь, кроме него и де Муи.

– Герцог Алансонский! – воскликнул де Муи. – Я погиб!

– Напротив, – шепотом сказал герцог, – быть может, вы, нашли то, чего искали: вы же видите – я не желаю, чтобы вас здесь убили, как того хотелось вам. Поверьте мне: ваша кровь может найти себе гораздо лучшее применение, не стоит обагрять ею порог короля Наваррского. С этими словами герцог распахнул дверь, которую все время держал полуотворенной.

– Эта комната двух моих дворян, – сказал герцог, – здесь никто нам не помешает, и мы можем поговорить спокойно. Входите, сударь.

– К вашим услугам, ваше высочество! – ответил изумленный заговорщик.

Он вошел в комнату, и герцог Алансонский захлопнул за ним дверь так же поспешно, как король Наваррский.

Де Муи очутился в комнате все еще под гнетом отчаяния, ярости и злобы, но холодный, пристальный взгляд юного герцога Франсуа оказал на гугенотского вождя такое же чудотворное воздействие, какое оказывает лед на пьяного.

– Ваше высочество, – сказал он, – если я правильно понял, вам угодно поговорить со мной?

– Да, господин де Муи, – отвечал Франсуа. – Несмотря на ваше переодевание, мне показалось, что это вы, а когда вы делали на караул моему брату Генриху, я вас узнал. Итак, де Муи, вы недовольны королем Наваррским?

– Ваше высочество!

– Полноте, говорите смело! Вы и не подозревали, что, быть может, я ваш друг.

– Вы, ваше высочество?

– Да, я. Говорите же!

– Я не знаю, что сказать вам, ваше высочество. Я хотел переговорить с королем Наваррским о делах, которые вашему высочеству будут непонятны. Кроме того, – добавил де Муи, стараясь принять равнодушный вид. – и дело-то пустячное.

– Пустячное? – переспросил герцог.

– Да, ваше высочество.

– Такое пустячное, что ради него вы, рискуя жизнью, проникли в Лувр, где, как вы знаете, ваша голова оценена на вес золота? Кому же неизвестно, что вы, король Наваррский и принц Конде – главные вожди гугенотов?

– Раз вы так думаете, ваше высочество, то и поступайте со мной, как подобает брату короля Карла и сыну королевы Екатерины.

– Зачем же я так поступлю? Ведь я же сказал вам, что я ваш друг! Говорите правду!

– Ваше высочество, – отвечал де Муи. – клянусь вам…

– Не надо клясться, сударь. Протестантская религия запрещает давать клятвы, особенно лживые.

Де Муи нахмурился.

– Повторяю, мне известно все, – продолжал герцог. Де Муи молчал.

– Вы не верите? – настойчиво, но благожелательно спросил герцог. – Что ж, дорогой де Муи, придется убедить вас. Судите сами, ошибаюсь ли я. Предлагали вы моему зятю Генриху, вот там, сейчас, – и герцог протянул руку по направлению к покоям Беарнца, – вашу помощь и помощь ваших сторонников для того, чтобы вернуть ему власть в Наварре?

Де Муи растерянно посмотрел на герцога.

– А он с ужасом отверг ваши предложения! Де Муи был ошеломлен.

– Разве не взывали вы к вашей старинной дружбе, к памяти о вашей вере? Разве не манили короля Наваррского блестящей надеждой – столь блестящей, что он был ею ослеплен, – надеждой на французскую корону? А? Ну, скажите, плохо я осведомлен? Не затем ли вы приехали, чтобы предложить все это королю Наваррскому?