Капитан Поль - Дюма Александр - Страница 17

— О, мне все равно, какой полк! — радостно сообщил Эммануил. — Мне бы только хотелось получить место, соответствующее знатности моего рода и богатству.

— И вы непременно его получите.

— Но скажите, пожалуйста, — продолжал Эммануил, меняя тему, — как это вы, дорогой барон, сумели вырваться из Парижа?

— Я поступил решительно, — ответил Лектур, растянувшись в большом кресле, — тем временем они уже пришли в комнату, предназначенную для гостя. — На вечере у королевы я просто-напросто объявил, что еду жениться.

— Прошу покорно! Да вы поступили геройски, особенно если признались, что едете за женой в такую глушь — нижнюю Бретань.

— Да, я и это сказал.

— И тут, разумеется, сердиться перестали и начали жалеть вас? — спросил Эммануил, улыбаясь.

— Вы не можете себе представить, какой эффект это произвело. — Лектур, положив ногу на ногу, покачивал ею. — Наши придворные дамы уверены, что солнце встает в Париже, а ложится в Версале, вся остальная Франция для них Лапландия, Гренландия, Новая Земля. Они воображают, что я привезу из своей поездки к северному полюсу какое-то страшилище с огромными руками и ногами, как у слона. К счастью, они ошибаются, — продолжал он и вопросительно посмотрел на графа. — Вы мне говорили, Эммануил, что ваша сестра…

— Да вы ее скоро увидите!

— Как будет досадно бедняжке мадам Шон… Но, так и быть, придется поневоле утешиться!.. Что такое? — Вопрос он задал потому, что в это время камердинер Эммануила отворил дверь и, стоя на пороге, как благовоспитанный слуга, ждал, когда господин заговорит с ним.

— Что такое? — повторил вопрос Эммануил.

— Графиня приказала спросить, может ли она поговорить с бароном.

— Со мной? — Лектур вскочил со стула. — Очень рад!

— Быть не может! — вскричал Эммануил. — Это вздор! Ты что-нибудь переврал, Целестин!

— Извините, ваше сиятельство, — поклонился слуга, — я доложил точно так, как мне было приказано.

— Быть не может! — сказал Эммануил, встревоженный решительным поступком сестры. — Послушайте, барон, отделайтесь как-нибудь от этой встречи!

— Ну уж нет! Помилуйте, дорогой граф, нынче братья-тираны совсем не в моде. Целестин!.. Кажется, так вы его называли?.. — Эммануил, с досадой кивнул головой. — Целестин, скажи моей прекрасной невесте, что я у ее ног и велел спросить, прикажет ли она мне к ней явиться или ей угодно пожаловать сюда. Постой, вот тебе за труды. — Он протянул слуге кошелек. — Надеюсь, граф, вы позволите мне повидаться с вашей сестрой наедине? Ведь между нами все решено, не так ли?

— Да, но все-таки не совсем прилично!..

— Напротив, напротив! Я очень рад встрече, ведь нельзя же мне жениться заочно, даже не увидев невесты! Успокойтесь, Эммануил! Ступайте, прогуляйтесь по парку, — продолжал он, подталкивая своего приятеля к боковой двери, чтобы тот не встретился с сестрой. — Послушайте, между нами: она что… кривобока?

— Напротив, стройна и хороша, как нимфа!

— Так что же вы упрямитесь!.. Говорю вам, оставьте нас одних!

— Эта глупенькая девушка не имеет никакого понятия о свете, и я, право, боюсь, чтобы она не испортила вам настроения.

— О, если только это, так не беспокойтесь! — ответил барон, отворяя дверь. — Я так люблю брата, что охотно прощу сестре какую-нибудь прихоть… и даже странность; лишь бы только черт не вмешался в это дело… Но теперь он слишком занят в другой части света… Даю вам честное слово, что через три дня мадемуазель Маргарита д'Оре будет баронессой де Лектур, а вы через месяц — командиром полка.

Это обещание немного успокоило Эммануила, и он, больше не сопротивляясь, позволил вытолкать себя за дверь. Лектур быстро подбежал к зеркалу, оглядел себя, и только он успел причесать волосы, как дверь отворилась. Барон обернулся: невеста его, бледная и взволнованная, стояла в дверях.

Хотя Эммануил и успокоил его относительно внешности своей сестры, Лектур все-таки полагал, что скорее всего его будущая жена или нехороша собой, или, по крайней мере, не умеет держаться в обществе. Увидев перед собой нежное, грациозное существо, девушку, в которой самый придирчивый придворный щеголь не нашел бы ни малейшего изъяна, кроме того, что она была немножко бледна, он до крайности удивился. В то время знатные молодые люди женились обыкновенно по расчету, из приличия, и почти равнодушное отношение Лектура к женитьбе было совсем не редкостью. Найти в глуши Бретани такую богатую и такую прекрасную невесту, с которой не стыдясь можно появиться в самых блестящих придворных кругах, — это была величайшая удача, которой Лектур совсем не ожидал. Оценив ее, он подошел к девушке уже не с чувством внутреннего самодовольства придворного, который имеет дело с провинциалкой, а с почтительной вежливостью.

— Извините, мадемуазель д'Оре, — сказал он, — я бы сам должен был просить вас об этой милости — увидеть вас, но при всем моем нетерпении я не осмелился вас беспокоить.

Он подал Маргарите руку, чтобы подвести ее к креслу, но девушка словно не заметила ее.

— Я очень благодарна вам, барон, — сказала она, отступив в сторону, — и теперь уверена, что не напрасно полагалась на ваше благородство и вашу деликатность, хотя не имею чести вас знать.

— К чему бы ни привело это доверие, — торжественно произнес барон, — оно делает мне величайшую честь, и я постараюсь оправдать его… Но что с вами?

— Ничего, барон, ничего, — тихо сказала Маргарита, стараясь справиться с волнением. — То, что я хотела вам сказать… Извините… я так расстроена…

Маргарита зашаталась. Лектур подбежал к ней, обнял, пытаясь поддержать, но как только он дотронулся до ее стана, яркая краска вспыхнула на лице девушки, и из чувства стыдливости, а может быть отвращения, она вырвалась из его рук. Барон, восприняв это как должное, тут же ласково взял ее за руку и подвел к креслу, но Маргарита не села, а только оперлась на него.

— Боже мой, — сказал Лектур, удерживая ее ручку в своей, — неужели же то, зачем вы пришли ко мне, так трудно сказать? Или, может быть, звание жениха против моей воли придало уже мне угрюмый вид мужа?

Маргарита сделала новое движение, чтобы высвободить свою руку, и Лектур опять взглянул на нее.

— Боже мой! — воскликнул он. — Какое же прелестное личико! Обворожительная талия! Да еще восхитительные ручки!.. Мадемуазель, вы хоть кого с ума сведете!

— Я уверена, барон, — сказала Маргарита, освободив наконец свою руку, — я надеюсь, что все это просто учтивость с вашей стороны, не более.

— Напротив, клянусь вам, это чистая правда! — с жаром ответил Лектур.

— Если так, — сказала Маргарита, — чему, однако ж, мне трудно поверить, если это и не простая учтивость, то, надеюсь, подобные восторги ке послужат причиной союза, который хотят заключить между нами.

— Простите, мадемуазель, напротив, это придает ему в моих глазах величайшую цену.

— Но я полагаю, — продолжала Маргарита, — что вы считаете вступление в брак серьезным для себя шагом.

— Это смотря по обстоятельствам, — улыбнулся Лектур. — Если б, например, я женился на старухе…

— Скажите, — тон Маргариты становился все более решительным, — вы предполагали в нашем союзе взаимность чувств…

— О нет, никогда, — спокойно ответил Лектур, которому так же хотелось увильнуть от решительного объяснения, как Маргарите добиться его. — Уверяю вас, совсем нет и особенно теперь, когда я вас увидел. Я не считаю себя достойным вашей любви, но полагаю, что мое имя, мои связи, мое положение в свете дают мне некоторое право искать вашей руки.

— Но мне кажется, барон, — Маргарита опять покраснела, — что брак не может быть без любви.

— Э, помилуйте! Из ста человек восемьдесят пять женятся без всякой любви, — ответил Лектур с такой ветреностью, что это одно уничтожило бы чувство всякого доверия в душе женщины, не столь простосердечной, как Маргарита. — Мужчина женится для того, чтобы иметь жену; девушка выходит замуж для того, чтобы иметь мужа. Это обычная сделка, которую два человека заключают между собой для обоюдной выгоды. Сердце тут ни при чем, и в любви нет никакой необходимости.