Изабелла Баварская - Дюма Александр - Страница 84

Захват других крепостей и замков, таких, как Бастилия, Лувр, Нельский дом и Венсен, сдавшихся англичанам, утешал короля Генриха в том, что осада Мелена так надолго затянулась. Он направил в Бастилию своего брата герцога Кларенса с титулом парижского губернатора.

Между тем осажденные давно уже нуждались в продовольствии: хлеб у них кончился, и они ели лошадей, кошек и собак. Они писали дофину, объясняли ему свое бедственное положение и просили о помощи. Однажды утром, как раз когда осажденные ожидали ответа от дофина, на горизонте они вдруг увидели довольно большой отряд, приближавшийся к городу. Подумав, что это идет подкрепление, они поднялись на городские стены. Весело зазвонили колокола, и защитники города стали кричать своим врагам, чтобы те поскорее седлали коней, ибо все равно им придется уходить. Но вскоре они поняли, что ошиблись: это прибыл отряд бургундцев, приведенный правителем Пикардии, господином де Люксембургом из Перонна на помощь англичанам. Осажденным не оставалось никакого выбора: с поникшими головами они сошли с укреплений и велели прекратить бессмысленный колокольный звон. Поскольку на другой день прибыл ответ дофина, который сообщал, что у него слишком мало сил, чтобы им помочь, и уполномочивал их по первому требованию английского короля заключить с ним мир на лучших условиях, они вступили в переговоры, и истощенный гарнизон сдался в плен с одним-единственным условием, что ему будет сохранена жизнь. Эта милость не касалась лишь убийц герцога Бургундского, а также тех, кто, будучи свидетелями убийства, не воспрепятствовал ему, и всех английских и шотландских рыцарей, находившихся в городе. Вследствие этого мессир Пьер де Бурбон, Арно де Гилем, сир де Барбазан и шестьсот или семьсот благородных воинов были отправлены в Париж и заключены в Лувр, Шатле и Бастилию.

На другой день два монаха из монастыря Жуа-ан-Бри и рыцарь по имени Бертран де Шомон, в сражении при Азенкуре перешедший на сторону англичан, а потом опять от англичан к французам, были обезглавлены на городской площади Мелена. После этого, оставив английский гарнизон в городе, король Генрих, король Карл и герцог Бургундский отправились наконец в Париж, куда им предстояло совершить торжественный въезд.

Жители ожидали их с нетерпением и приготовили им роскошный прием. Дома, мимо которых лежал их путь, были украшены флагами. Оба короля ехали верхом впереди, при этом французский король находился справа; за ними следовали герцоги Кларенс и Бедфорт, братья английского короля, а по другую сторону улицы, слева, тоже верхом, ехал герцог Бургундский, одетый во все черное, и вместе с ним — рыцари и щитоносцы его дома.

Проехав половину большой Сент-Антуанской улицы, процессия была встречена парижским духовенством: священнослужители шли пешком, неся святые мощи для целования. Французский король приложился к ним первый, потом уже — английский король. Затем священнослужители с пением проводили их в собор Парижской богоматери, где они совершили молитву перед главным алтарем, после чего, снова сев на лошадей, отправились каждый в свою резиденцию: король Карл — во дворец Сен-Поль, герцог Бургундский — в свой дворец Артуа, а король Генрих — в замок Лувр. На следующий день въезд в Париж совершили обе королевы.

Не успел еще новый двор разместиться в столице, как герцог Бургундский стал помышлять о мщении за смерть своего отца. По этому поводу король Франции устроил в нижней зале дворца Сен-Поль заседание парламента. На одной с ним скамье сидел и английский король, а поблизости от обоих королей находились мэтр Жан Леклерк, французский канцлер, Филипп де Морвилье, первый президент парламента, и множество других высокопоставленных советников короля Карла. По другую сторону, ближе к середине залы, сидели герцог Филипп Бургундский и окружавшие его герцоги Кларенс и Бедфорт, епископы Теруанский, Турнэйский, Бовэский и Амьенский, мессир Жан де Люксембург и другие рыцари и щитоносцы его многочисленного совета.

Но вот мессир Никола Ролен, адвокат герцога Бургундского и герцогини, его матери, поднялся с места и попросил у обоих королей позволения говорить. Он рассказал о расправе, учиненной над герцогом Жаном; в этом преступлении Ролен обвинял дофина Карла, виконта де Нарбонна, сира де Барбазана, Танги Дюшателя, Гийома, Бутелье, президента Прованса Жана Лувэ, мессира Робера де Луара и Оливье Лейе; в заключение своей речи он потребовал наказания виновных. Он настаивал на том, чтобы их посадили на телеги и в течение трех дней возили по улицам Парижа с обнаженной головою, с горящей свечой в руке и чтобы при этом они во всеуслышание каялись в том, что из зависти подло и коварно убили герцога Бургундского; чтобы затем их доставили на место убийства, то есть в Монтеро, где бы они дважды повторили слова раскаяния; чтобы, кроме того, на мосту и в том самом месте, где герцог испустил свой последний вздох, была сооружена церковь и к ней были назначены двенадцать каноников, шесть священников и шесть служителей, единственной обязанностью которых было бы молиться за душу убиенного.

Сверх того, на средства виновных эта церковь должна быть снабжена священными украшениями, алтарями, чашами, молитвенниками, покровами — словом, всем необходимым; к тому же Ролен требовал, чтобы за счет осужденных каноникам было назначено содержание в двести ливров, священникам в сто ливров и служителям в пятьдесят ливров; чтобы над порталом новой церкви большими буквами было указано, по какой причине она воздвигнута, дабы увековечить память об этом покаянии, и чтобы такие же храмы и для той же цели были возведены в Париже, в Риме, Генте, Дижоне, Сен-Жак-де-Компостель и в Иерусалиме, там, где принял смерть сам спаситель.

Эту просьбу поддержал Пьер де Мариньи, королевский адвокат при парламенте, и одобрил мэтр Жан л'Арше, доктор богословия, назначенный ректором Парижского университета.

Затем взял слово канцлер Франции и от имени короля Карла, равнодушно выслушавшего все эти предложения, ответил, что милостью божией и с помощью и поддержкой английского короля, его брата и сына, регента Франции и наследника короны, высказанные просьбы и предложения будут исполнены по закону, как того требовал герцог Филипп Бургундский.

На этом заседание было закрыто, и оба короля и герцог вернулись каждый к себе домой.

Прошло тринадцать лет с тех пор, как в той же самой зале прозвучали те же самые слова обвинения; но тогда убийцей был герцог Бургундский, а обвинительницей — Валентина Миланская. Она требовала правосудия, и ей оно было обещано, как теперь его обещали герцогу Филиппу. И в тот первый раз ветер развеял королевское обещание точно так же, как он его развеял и во второй раз.

Однако, следуя королевскому предписанию, 5 января 1421 года парламент начал суд над герцогом Туренским Карлом де Валуа, дофином Франции. Ему был послан вызов явиться через три дня под угрозой, в случае неявки, подвергнуться изгнанию при звуке трубы и перед Мраморным столом. Поскольку он не внял этому призыву, его изгнали из королевства и лишили права наследования — и в настоящем, и в будущем.

Дофин узнал об этом в Бурже, в Берри; он подал апелляцию острием своей шпаги и поклялся, что вместе со своим вызовом пошлет ее в Париж, в Англию и в Бургундию.

Правда, несмотря на суровый приговор, сердца истинных французов глубоко сочувствовали дофину, тем более что безумие отца его было всем известно и все знали, что не сердце старого короля изгнало любимого сына: все то, что совершалось именем безумного, многим казалось недействительным.

Роскошь, окружавшая английского короля в Лувре, в сравнении с той бедностью, в какой жил французский король во дворце Сен-Поль, вызвала ропот всей столичной знати. Бедность его дошла до того, что на рождество 1420 года, когда в сияющих огнями залах Лувра короля Генриха подобострастно окружали обе королевы, герцог Филипп, французские и бургундские рыцари, в темных и сырых комнатах дворца Сен-Поль рядом с Карлом не было никого, кроме нескольких слуг и сердобольных горожан, сохранивших к нему давнюю и неизменную привязанность.