Изабелла Баварская - Дюма Александр - Страница 41

Между тем флотилия уже стояла под парусами. Все рыцари были в сборе, ждали только главу экспедиции. В тщетном ожидании прошло пять месяцев. Граф де Ла Марш за балами, картами, костями совсем забыл о воинских доспехах.

Эта неудавшаяся экспедиция обошлась очень дорого государству и послужила лишним поводом герцогу Орлеанскому увеличить сумму налогов.

На этот раз герцог Бургундский, который вовсе не дремал, как полагали многие, велел своим подданным не платить налогов.

Герцог Орлеанский, чьи права не распространялись на владения герцога Бургундского, нашел способ отомстить ему: он женил герцога де Гельдр, смертельного врага герцога Бургундского, на кузине короля мадемуазель д'Аркур. Удар пришелся в самую точку: в день свадьбы в залу, где происходило празднество, вошел гонец и в присутствии всех гостей бросил вызов герцогу де Гельдр от имени графа Антуана Бургундскрго, который должен был наследовать герцогство Лимбургское. Герцог де Гельдр поднялся, снял с себя свадебный наряд, положил его на руки гонца, чтобы тем выказать свое уважение ему, и принял вызов.

Таким образом, тут тоже началась война. Ко всем этим неурядицам на земле примешивались знамения, посланные небом. Однажды, когда герцог и королева — она в карете, он — верхом — прогуливались в Сен-Жерменском лесу, внезапно разразилась гроза; королева открыла дверцы кареты и дала приют своему любовнику. Едва он очутился у нее, как ударил гром и молния убила лошадь, на которой он только что ехал. Напуганные лошади кинулись к Сене, увлекая за собой экипаж, и когда упряжка вместе с экипажем оказалась у воды, постромки вдруг лопнули, и животные, словно их что-то толкало, устремились в реку.

Набожные люди усмотрели в этом предупреждение Провидения, они внушили это и духовнику герцога, и тот высказал ему свое мнение, страстно и убежденно порицая его за его беспутную, богу неугодную жизнь. Герцог согласился с тем, что он великий грешник, пообещал прийти исповедаться и в доказательство своей готовности перемениться раструбил повсюду, что намерен заплатить долги: он назначил своим кредиторам день, когда сможет принять их у себя во дворце.

По свидетельству настоятеля Сен-Дени, в назначенный день явилось восемьсот человек, представивших ему счета, которые они выверили и привели в порядок. Но с момента, как разразилась гроза в Сен-Жерменском лесу, прошла неделя, небо вновь стало лазурно-голубым, последнее облачко на нем исчезло вместе с угрызениями совести герцога, вследствие чего его касса оказалась закрытой. Кредиторы вопили, заявляя, что они не уйдут отсюда, пока им не оплатят счета; на это им отвечали, что всякие сборища запрещены и если они сами подобру-поздорову не покинут дворца, придется призвать на помощь армию, — уж та их разгонит.

В это время люди, предостерегавшие герцога, пошли с тем же к королю, воспользовавшись минутой просветления у его величества. Ему указали на разницу между запасами золота у частных лиц и в государстве, где оно, проскальзывая меж пальцев герцога и королевы, словно падало в бездонную бочку. Ему советовали напрячь слух, и он услышал крики толпы; ему советовали открыть глаза, и он увидел, что нищета, от которой страдало столько народу, докатилась и до дворца. Он навел справки и узнал, что творится нечто неслыханное. Он велел позвать гувернантку своих детей, и она ему сказала, что принцы подчас лишены самого необходимого, бывает, она оказывается в затруднительном положении, не зная, во что их одеть и чем накормить. Он позвал к себе герцога Аквитанского, — ребенок пришел полураздетый, да к тому же еще и голодный. Король тяжело вздохнул, порылся в карманах, чтобы дать денег гувернантке, но, ничего не найдя, отдал ей для продажи золотой кубок, из которого он только что пил.

Вместе с рассудком к больному королю вернулась на некоторое время и энергия. Он отдал приказ о созыве совета: требовалось немедленно найти средство для спасения государства. Не сказав никому ни слова, он письменно пригласил герцога Бургундского на совещание. Тому только этого и нужно было.

На следующий день он выехал в сопровождении восьмисот человек из Арраса и двинулся на Париж.

Прибыв в Лувр, он получил письма, где объявлялось, что королева и герцог Орлеанский, прослышав о его прибытии, покинули Париж; они пробудут некоторое время в Мелене, а затем отправятся в Шартр. Принцу Людовику Баварскому было наказано привезти к ним герцога Аквитанского, наследника Венского престола. И хотя полученные известия призывали герцога торопиться, он так устал, что сделал остановку, чтобы поспать несколько часов. На следующий день, едва лишь рассвело, он отправился в Париж, но было слишком поздно — дофин уже отбыл.

Тогда герцог Бургундский, не вылезая из седла, отказавшись от еды и отдыха, дал приказ своим людям следовать за ним и пустил лошадь галопом. Он пересек весь Париж из конца в конец, выехал на дорогу, ведущую к Фонтенбло и между Вильжюир и Корбеем догнал дофина. Молодого принца сопровождали его дядя Людовик Баварский, маркиз Понский, граф Даммартенский, главный стольник короля де Монтегю и множество других сеньоров. По бокам от него в носилках сидели его сестра Жанна и жена монсеньера Бурбонского госпожа де Прео. Герцог Бургундский приблизился к дверцам носилок и, склонив голову перед дофином, умолял его вернуться в Париж: у него-де есть очень важные новости для дофина. Принц Людовик, увидя, что герцог Аквитанский намерен внять мольбам Жана Бургундского, приблизился к герцогу и сказал:

— Сударь, оставьте в покое моего племянника, пусть он едет к своей матери — королеве и к своему дяде, монсеньеру Орлеанскому, — ведь он отправился в это путешествие с согласия своего отца — короля.

Сказав это, принц Людовик приказал кучеру двигаться дальше и не обращать внимания на чьи бы то ни было уговоры повернуть лошадей. Тогда герцог Бургундский занес над головой шпагу, схватил лошадь под уздцы и развернул ее по направлению к Парижу, а кучеру сказал:

— Если хочешь жить, езжай обратно, да быстро.

Кучер, дрожа от страха, пустил лошадей галопом, отряд герцога окружил кортеж. В то время как герцог Аквитанский, сопровождаемый своим дядей герцогом Людовиком Баварским, не пожелавшим его покинуть, возвращался в Париж, герцог де Бар, граф Даммартенский и маркиз Понский прибыли в Корбей и рассказали герцогу Орлеанскому и королеве о том, что произошло. Герцог Бургундский позволил себе неслыханную дерзость. Королева и герцог Орлеанский, сидевшие за столом, прервали обед и поспешили сесть в экипаж, чтобы отправиться в Мелен. Герцога Бургундского встречали у Парижской заставы король Наваррский, герцог Беррийский, герцог Бурбонский, граф де Ла Марш и множество других сеньоров; толпа горожан приветствовала предпринятую герцогом авантюру и выражала радость по поводу того, что вновь видит своего дофина. Герцог Бургундский, как и оба его брата, ехавший рядом с носилками, приказал двигаться шагом из-за большого скопления народа, так они достигли Лувра, куда и был препровожден дофин. Герцог Бургундский остался подле него, чтобы обеспечить ему надежную защиту. Это оказалось тем более легким, что по приказу герцога и его братьев отовсюду из их владений прибывали все новые и новые вооруженные отряды, и по прошествии нескольких дней герцог стал во главе чуть ли не шеститысячной армии преданных ему людей, коими командовал граф Клевский и архиепископ Льежский, которого прозвали Жан Беспощадный.

Герцог Орлеанский, в свою очередь, не тратил времени даром; во все принадлежащие ему владения он отправил своих посланцев, приказав поднять столько народу, сколько будет возможно, и как можно скорее привести их к нему. Вскоре к нему примкнул сир Арпедан со своими людьми из Булонэ, герцог Лотарингский с обитателями Шартра и Дрей и, наконец, граф Алансонский с рыцарями и простолюдинами из Орлеана. Несчастные труженики окрестностей Парижа очень страдали от этих скопищ вооруженных людей, которые грабили и опустошали места, где они проходили, в частности, Бри и Иль-де-Франс. Люди герцога Орлеанского в качестве знамени несли суковатую палку, на которой были начертаны слова его девиза, принятого на турнирах: «Бросаю вызов», а сторонники герцога Бургундского, в свою очередь, встали под знаменем — лопатой, их девизом было: «Вызов принимаю».