Две королевы - Дюма Александр - Страница 77

— Герцог самый благородный сеньор в Испании, а возможно, и в Европе; я понимаю, почему ты так предан ему, и, если когда-нибудь появится герцогиня де Асторга, она будет счастливейшей из счастливых. Таково мое мнение, Юсуф, а теперь, когда ты знаешь его, остановимся на этом.

— Герцогини де Асторга не будет никогда, ваше величество.

XIII

Как и предсказывала герцогиня де Вильяфранка, адмирал стремился играть при особе королевы Анны такую же роль, как герцог де Асторга при королеве Луизе. Соответственно, он появлялся повсюду, где бы она ни проходила, не скупился на дорогостоящие знаки внимания, предлагал свои услуги через посредничество десятка ходатаев и в конце концов сумел довести до сведения королевы, что она может рассчитывать на него.

Остальное дорисовало его воображение. Он убедил себя, что влюблен так же, как герцог де Асторга, что его страсть не менее сильна и ее последствия будут такими же. Разговор графа фон Мансфельда с принцем Дармштадтским объяснит вам, как обстояли дела в Испании год спустя после замужества королевы. Они обедали наедине в покоях посла. Граф любил иногда, удалившись от своего окружения, пообедать в обществе кого-нибудь из немцев и насладиться отвратительными национальными блюдами, которые он вкушал, покуривая. В эти короткие минуты он в какой-то степени был самим собой, но подобные застолья давали послу возможность узнать от собеседника то, что ему было нужно. Он выглядел таким добродушным, что его переставали опасаться, и беседа во время этих обедов становилась доверительной.

В этот день было жарко, граф и принц устроились на террасе, украшенной множеством цветов. Над ними, как шатер, раскинулось чудесное южное небо, звезды и луна сияли над их головами подобно алмазным гирляндам. Граф беззастенчиво льстил принцу, одновременно порицая его за то, что он ведет недостаточно роскошный образ жизни и просит у него не так много денег.

— Мне приказано не ограничивать вас в средствах, дорогой принц, чтобы в Мадриде вы могли поддержать славу вашего рода и доказать, что заслуживаете чести быть родственником королевы.

— На что же мне тратить такие большие деньги, господин посол? У меня нет увлечений, свойственных людям моего возраста, я избегаю наслаждений, которых они жаждут, довольствуюсь тем, что служу королю и…

— … королеве, — с улыбкой перебил его граф.

— И королеве, разумеется, ведь это мой долг, не так ли?

— Вы не стремитесь к тому, чтобы вас отличили? Не хотите никому понравиться, даже той таинственной даме, что так волновала вас по приезде сюда? Вы ее больше не любите?

Принц устремил глаза в небо; он был очень сентиментален — его представления о любви отличались от наших.

— Вы ее любите, а она вас — нет?

— Увы, так.

— Не отчаивайтесь, это придет. Вы способны победить любую добродетель, если наберетесь немного терпения.

— Не думаю.

— О Боже, не происходят ли на наших глазах самые странные вещи? Год назад, когда приехала королева, могли ли мы предположить, что она полюбит — и полюбит действительно настоящей любовью — этого безумца, этого идиота-короля? И это в ее возрасте и при ее красоте!

Принц хранил молчание.

— Вы часто видите королеву?

— Очень часто.

— И что вы о ней думаете?

— Она ангел.

— А как вы оцениваете притязания адмирала и его попытки подражать герцогу де Асторга?

— Так же, вероятно, господин посол, как и вы; параллель провести нетрудно. Герцог де Асторга молод и красив — адмирал уродлив, и молодость его прошла. Герцог благороден, умен и блистателен — у адмирала же ничтожные увлечения, узкий кругозор, поверхностные суждения, он не сжег бы без пользы даже вязанку терновника и никогда не бросил бы миллионы в печь, даже если бы все королевы земли отужинали у него; герцог храбр как герой, адмирал — трус; герцог — надежный человек, а порядочность адмирала сомнительна; кроме того, уж если королева Луиза, любя герцога, устояла перед таким созвездием совершенств, почему же королева Анна уступит столь неполноценному человеку, не любя его к тому же?

— Так я и думал. Тем не менее она очень благосклонна к адмиралу, принимает его в своем узком кругу, не отвергает его подношений, посылает ему лакомства со своего стола, что в этой стране многое означает.

— Королева считает его своим верным другом, оказывает ему доверие, поскольку остерегается всех и хочет, чтобы ее любили и преданно ей служили. Ничего другого за этим нет.

— А! Королева боится! Но, кажется, она не опасается меня.

— Зачем ей вас опасаться? Вы ее выдали замуж за короля, вы открыто проявляете свою симпатию к ней; королеве оказывает особое покровительство император, ее зять и ваш повелитель. Она может относиться к вам только как к одному из лучших своих друзей.

Граф ничего не ответил, он выпустил ввысь несколько клубов дыма, будто не решаясь задать вопрос, который все же сорвался с его языка:

— Надеется ли королева на появление у нее детей?

— Она никогда не говорит об этом.

— Как! Неужели она не хочет наследников?

— Может быть, и хочет, но только ничего об этом не говорит.

— Правда ли, что король и королева не расстаются ни на секунду и их близость такова, что может внушить добрую надежду друзьям прославленного Австрийского дома? Вы должны это знать, принц, о короле и королеве ходят такие слухи, в которые трудно поверить.

— Мне известно не больше, чем другим, господин посол, — сухо ответил принц Дармштадтский: он был не в силах разобраться в хитрых уловках такого коварного человека, как граф фон Мансфельд, и его глубоко оскорбляло сомнение относительно незапятнанной добродетели его божества.

Граф понял, что зашел слишком далеко и отступил. Однако интрига, которую он замыслил, не подвигалась вперед; все находилось в том же состоянии, как и при королеве Луизе, — Австрийский дом не получил новых гарантий. Надо было преодолеть эту неопределенность: способы влияния, которые он выбрал с такими трудами и предосторожностями, не срабатывали, как он того хотел, и граф решил снова рискнуть с тем, чтобы опять устраниться, если ему встретится сопротивление.

— Вы уже не спрашиваете меня, дорогой принц, чего я жду от вас в обмен на ваш полк и то, что за ним последует.

— Что поделаешь? Я не умею разгадывать загадки, а вы не сказали мне ничего такого, что помогло мне найти путь к истине; я принимаю все как есть и жду.

— Прошел год, а вы по-прежнему ждете.

— Да.

— И не испытываете нетерпения?

— Никакого.

— Так вот, я скажу вам все сегодня.

— Неужели? Слушаю вас.

— Мой дорогой принц, вы закажете великолепное, совершенно новое убранство для себя, ваших слуг, ваших лошадей и вашей челяди.

— Это нетрудно, учитывая предложения, сделанные вами только что; я согласен. Что дальше?

— У себя в доме вы начнете выставлять напоказ ослепительную роскошь и будете принимать в нем множество людей, станете устраивать обеды и прежде всего ужины, будете приглашать самых знаменитых комедианток и сеньоров, прославившихся своим распутством и страстью к наслаждениям.

— Согласен и на это, хотя подобные увеселения мне нисколько не нравятся. Дальше!

— Постарайтесь устроить дуэль, которая вызовет много разговоров о вас, и во время дуэли поведете себя так, как вы это умеете.

— У меня как раз на примете двое-трое придворных, которым я не против преподать урок; из всех ваших указаний последнее меня больше всего устраивает.

— О вас заговорит весь Мадрид, все провинции Испании. Вашей славе будет недоставать лишь одного условия, и, не желая непременно навязывать его вам, я хочу, чтобы вы были к нему готовы.

— О чем идет речь?

— Достаточно ли вы храбры и ловки, чтобы сразить быка? Принц встрепенулся от удивления:

— Быка? Дорогой граф, мы, немцы, видим этих животных только на бойне. Я еще не сталкивался с ремеслом тореадора и, наверное, совсем к нему не способен.