Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий - Страница 74

Это письмо я пишу для таких же людей, как мы. Пожалуйста, найдитесь! Мама говорит, что никого не осталось на всём земном шаре, но откуда она может знать! Оля говорит, что земной шар очень большой, и когда мама выходит за продуктами или за пособием, она проходит меньше одного процента! Мы не хотим больше ходить к папе, не хотим больше, чтобы нас била мама. По секрету говоря, я даже хочу убежать! Я смотрела на маму из окна каждый раз, когда она уходила, и знаю, что она делает, чтобы ЧУДОВИЩА её не замечали. Я буду делать так же, и убегу за край света. Мы бы все, наверное, убежали, если бы нашлись другие люди, такие же, как мы, и тогда я могла бы убедить сестёр.

Почтовый ящик за углом. Не знаю, куда письмо попадает потом, но мама когда-то давно говорила, что когда из почтового ящика забирают письма, их могут отправить в любую точку мира, а это очень далеко. Она каждую неделю пишет письма во всякие ИНСТАНЦИИ и благотворительные организации, чтобы нам дали денег на жизнь (она пишет «я мать одиночка с тремя детьми и мы умираем с голоду»), и я, наверное, спрячу это письмо среди еёшних. Если она найдёт его, всё пропало. Я не знаю нашего адреса, знаю только город, но я перепишу обратный адрес с одного из маминых писем. Пожалуйста, если вы не ЧУДОВИЩЕ и можете это прочитать, приходите сюда и поговорите с моей мамой».

Адреса не было — видно, Анна не успела или не смогла привести свой план в исполнение.

«Я нашёл твоё письмо, — сказал я ей. — Прости, но я вряд ли смогу его отправить. Я бы сейчас с удовольствием сам кому-нибудь написал. Знаешь, твоя мамаша была помешанной. Думаю, ты обязана узнать это даже после… что бы там с тобой не случилось. Мир там, за окном, полон настоящих, нормальных людей, и перед тобой живое доказательство. Я — один из них. А в этих четырёх стенах творится чёрт его знает что».

Я не сразу понял, что она затаила дыхание. Вдруг вспомнил, как я её изуродовал. Ни один… ни одно живое существо такого не заслуживает. Как я могу причислять себя после этого к НАСТОЯЩИМ ЛЮДЯМ, которым адресовано письмо?

Я постоял некоторое время, переминаясь с ноги на ногу, потом кротко сказал:

«В общем, если бы у меня была возможность, я бы передал его самым лучшим людям, которых нашёл бы»…

Глава 10

Заложить вираж

1

Раздался влажный хруст, такой, от которого буквально свело зубы. Сначала подумалось: кости! Потом: очки, о боже! И, наконец, снова: кости! Какая боль!

Прямо перед собой Юра увидел паука, в ловушку которого (кроме молодого учителя) попалось когда-то минимум два десятка мух. Дальше всё превращалось в классический питерский блюр, коричневые пятна с примесью красного и охристого. Очки слиняли, оставив на переносице исчезающий отпечаток, но не они сейчас беспокоили Юрия. Медленно, но верно, он определил для себя, что верхняя часть туловища не получила повреждений. Голова вращается без скрипа и щелчков, руки, хоть и нещадно саднят, но исправно выполняют свою функцию. Ноги… вроде, целы. Только лодыжку немного потянул.

Вот теперь очки стали проблемой номер один. Когда-то давно, когда зрение только начинало ухудшаться, Юра подолгу размышлял о том, как влияет его острота на качество человеческой жизни. Если точнее, он размышлял о слепоте. Врачи не ставили серьёзных диагнозов, и всё-таки молодой человек, тогда ещё почти ребёнок, подсознательно готовился к тому, что когда-нибудь не сможет даже сходить за хлебом без посторонней помощи. И вот теперь старая подруга-паника захлестнула его с головой. Руки лихорадочно шарили в крапиве и лопухах, натыкаясь друг на друга и бросаясь в разные стороны, словно маленькие пугливые зверьки. Если приблизить лицо к самой земле, учуешь горький её запах.

Очков нигде не было. Хорь прекратил поиски, сел на землю (штаны к тому времени уже промокли насквозь) и прислушался — большей частью к окружающему эфиру и совсем немного к себе. В гостинице в жёстком кожаном чехле есть запасные. Только где теперь этот дом? За руль садиться, когда всё вокруг состоит из цветных пятен — гиблое дело, а пешком минут тридцать быстрым шагом. Для начала нужно выбраться из леса… и постараться не утонуть в озере. Нужно помнить про озеро.

Клуба почитателей глотки (что бы это ни значило) и ценителей висельного искусства не было слышно. Пока не было. Он провёл языком по губам. Хорошо бы выбраться отсюда до вечера. На наручных часах — восемнадцать минут седьмого, минутная стрелка едва угадывалась в лесном сумраке. Хорь поискал ещё раз очки, впрочем, без особой надежды, и пополз наверх. То, что он принял за надёжную опору, распадалось в его пальцах, ветхой тканью. Паутина! Везде проклятая паутина. Он нашарил в почти космическом пространстве древесный ствол, держась за него, принял вертикальное положение. Ещё раз прислушался. Где-то кричала сойка. Странный лес. Много сухих деревьев, несмотря на то, что совсем рядом водоём, а тех, что не высохли, хочется сравнить с мужиками из глухих сибирских деревень. Постаревшие раньше времени, но не одряхлевшие. Даже само это слово, дряхлость, здесь не в обороте. Если дашь слабину, впустишь в своё брюхо жуков-точильщиков, сразу погибнешь. Седые, со старыми глазами, в которых нет-нет, да и мелькнут яркие таёжные звёзды…

Всё это Юра сейчас восстанавливал по памяти. Чтобы пройти с закрытыми глазами по канату, нужно иметь представление о его фактуре, толщине, поперечном сечении. Потрогать его хотя бы босой ногой. А вот о пропасти… о пропасти лучше ничего не знать. Делать вид, что её нет.

Дорога — там. Скорее всего. Вот эти ветки он обломал при падении, от этих корней, твёрдых, как рога тура, теперь болят рёбра. Постояв немного, Юрий вновь опустился на четвереньки и пополз в сторону, кажущуюся ему верной.

Начиная в школе урок, он часто говорил: «Настройте свои локаторы на меня, пожалуйста». И сейчас Хорь настраивал свои локаторы на чужие голоса, на топот ног, но ничего не мог уловить. Как будто, падая, посчастливилось провалиться в дыру прямиком на другую сторону земли.

Тропы не было там, где он ожидал её найти. Юра выбрал направление наугад, доверясь шестому чувству, в то же время отдавая себе отчёт, что всегда Хорь был сыном больших городов… ну ладно, пасынком, но верным и любимым пасынком, а значит, лес и хитрая его наука была знакома ему только по приключенческим книжкам.

— Должно быть, я вылез на другую сторону оврага, — бормотал он, уже совершенно не таясь.

И тут страшная мысль заставила молодого учителя замереть на месте. Преследователи никуда не делись, и он не провалился сквозь землю прямиком в джунгли Южной Америки. Всё гораздо проще. Взрыв эмоций прошёл, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что сейчас не будет никакой охоты — в общепринятом её понимании, с криками загонщиков и лаем собак, с копьями и барабанами. Ну ладно, барабаны — это что-то из другой оперы, но всё-таки… В лучшем случае завсегдатаи «Лужи» постараются как можно быстрее вернуться к своим стаканам. В худшем — сами станут лесом, будут двигаться по тропинке бесшумно, как призраки, зорко глядя по сторонам и выслеживая сбежавший от них кусочек мяса. Ведь когда они вышли к поляне, что их с детективом поразило больше всего? Безмолвие.

Юра забрёл в колючий кустарник и затаился там, прислушиваясь и трогая языком пересохшее нёбо. Перед глазами покачивалась ягода шиповника. Преследователей должно быть много. Больше десятка. Способно ли такое количество ног ступать совершенно бесшумно? Может ли жадное клокотание в груди, случайные вздохи, урчание в желудке, и ещё десяток звуков, сопровождающих человеческий организм, стать нитками, что подойдут к равномерному зелёно-коричневому полотну? Только что была принесена жертва лесу или тому, что в нём обитает… снизойдёт ли он теперь до того, чтобы им помогать?

Даже тиканье часов казалось оглушительным. Юра посмотрел ещё раз время, а потом, подняв стекло, остановил стрелки. Попытался успокоиться. Сколько они шли, прежде чем увидели дуб в окружении частокола горбатых спин? Минут десять или двенадцать. Обратно он бежал чуть больше двух минут… значит, если бы он шёл в верную сторону, то уже, наверное, вышел бы к опушке. Но лес не стал менее густым. Древесные стволы зловеще жались друг к другу. Дупла выглядели разинутыми ртами; вряд ли в них кто-то жил.