Командировка в ад (СИ) - Казаков Дмитрий Львович - Страница 52

Камера у меня была точно такая же, как и в первый раз, но я не мог сказать — та же самая или нет: метр на два, грязные металлические стены и пол, в последнем дырка. Страшная жара, горящая под потолком голая лампочка, от света которой болят глаза, и вонь — дерьмо, пот, грязь.

Ходить туда-сюда мне не хотелось, и я просто лежал, закинув голову за спину, и думал. Веселья в мыслях не наблюдалось — если меня на самом деле обвинят в предательстве, то мой контракт аннулируют, и последнюю выплату, достаточно большую, я просто не получу, а значит не получат ее и Юля с Сашкой.

Но обвинение со стороны Геррата — еще не приговор, он должен доказать свои слова! Хотя идет война, меня просто могут кинуть на алтарь, как жертву, показательно расстрелять на глазах начальства, чтобы все успокоились… а если правда потом и всплывет, то кого это будет волновать?

Но ведь у нас есть предатель на борту, и в прошлый раз он устроил взрыв, и сейчас!

В то, что это Диррг, я не верил, бриан не могут дать ему здоровья, а больше ничего сержанту-технику сейчас не нужно… но кого-то другого аборигены сумели подкупить или еще как-то перетащить на свою сторону, и если они с помощью своих порталов могу перемещаться между планетами, то вполне в состоянии пустить в ход шантаж. Но вот кого?

Из вентиляционного отверстия донесся шорох, я поднял взгляд и обнаружил торчащую из стены голову Котика. И снова он притащил мне энциклопедию, которая недовольно шелестела страницами, но вырываться из пасти зверя не спешила, висела спокойно.

— Думаешь, мне надо почитать? — спросил я.

Котик спрыгнул так, чтобы приземлиться мне прямо на живот, но очень мягко. Выплюнул книгу и сказал «хр!», после чего слез на пол и свернулся мохнатым клубком у меня под боком.

Я погладил его и задумался — о чем бы спросить Энциклопедию?

— Ага! — воскликнул я, вспомнив, что хотел больше узнать о гирванах и их религии.

Книга встрепенулась, услышав вопрос, и по страницам побежали ровные, каллиграфические строчки. Итак… «Первый народ, присоединенный к Гегемонии на правах союзников, а не рабов… После двух кровопролитных войн прислали посольство и в 100 году от Первой Жертвы признали власть Гегемона… Исповедуют общую для всех веру, но не отказались и от своей, именуемой Путь Очищения… верят в то, что разумные должны вырваться из этого мира, уйти из цепи перевоплощений, но что не все на это способны, только чистые души, а нечистые души необходимо уничтожать, они мешают чистым…».

Все это напоминало земной буддизм, разве что необычно кровавый, без милосердия и медитаций, зато с жертвами на алтарях и священными войнами.

В ответ на запрос «Путь Очищения» Энциклопедия выдала мне длиннющий и путанный текст. Я так понял, что ее создатели напихали в книгу обрывки из разных источников, не позаботившись о связности. Успел прочитать только о том, что гирваны почитают Надзирающих, тех, кто достиг освобождения, но не захотел уходить из мира совсем, остался тут, чтобы помогать другим… и тут Котик неожиданно вскинул голову и зашипел.

Из коридорадонеслись шаги и голоса.

— Давай отсюда, — я сунул книгу зверю, тот послушно схватилее и шерстистой ракетой взлетел по стене.

Дверь распахнулась, и я вскочил, рефлекторно вскинул кулаки.

На пороге стоял Равуда, и на его морде красовалась очень, очень нехорошая ухмылка. За спиной кайтерита мялся часовой, и вот его простецкая шавванская физиономия в редких чешуйках отражала сомнение.

— Но как же можно… ну это вообще… вы же не… — бормотал он, тиская автомат.

— С личного разрешения трибууна Геррааата, — протянул Равуда. — О да, да… Конечно. Или ты считаешь, что я вру и такого разрешения у меня нет?

— Нуу… — часовой засопел: обвинить старшего по званию во лжи — смелый поступок.

А кроме того, разрешение у Равуды наверняка было, он не врал, и я понимал, зачем контрразведчику это нужно — пока у самого нет времени, отдать меня в руки того, кто «размягчит» меня, сделает более разговорчивым.

— Тогда возвращайся на пост, — кайтерит шагнул внутрь и прикрыл за собой дверь. — Прииивет, волосатик.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я не стал ему отвечать — зачем?

— Молчиииишь? — Равуда разминал кулаки, крутил шеей, глаза его горели злобой. — Неужели ты не рад меня видеть? Нет? Мне запрещено убивать тебя и серьееезно калечить… Остальное можно.

Я лягнул его в пах, но кайтерит легко увернулся, ушел в сторону.

Ответный пинок швырнул меня на стену, та загудела, внутренности мои болезненно екнули. Я закрыл лицо, но твердый угловатый кулак врезался мне в плечо, как выпущенный из пращи камень.

Я ухитрился из последних сил выставить колено, и бросившийся добивать Равуда налетел на него. Разочарованно хрюкнул, почти как Котик, но тут же врезал мне по голове дважды, первый удар едва не сломал мне предплечье, поскольку я его заблокировал, а вот второй прилетел куда надо.

Перед глазами взорвался настоящий фейерверк, я кулем упал на пол.

Очнулся почти тут же, и попытался встать, но кайтерит уже навалился сверху, умело прижал.

— Борииись, сопротивляйсяя… это приятно… мне ли знать? — прошипел он мне в ухо.

Но я понимал, что если на ногах у меня оставались какие-то шансы, то на полу нет. Равуда был просто гораздо сильнее, намного тяжелее, и его когда-то учили не только драться, но и бороться.

— Ну? Что же ты? — в голосе его звучало разочарование.

— Да пошел ты! — рявкнул я.

— Как хочешь, — и Равуда стиснул мне горло, я рефлекторно вцепился в его предплечья, задергался, но хватка ослабла только тогда, когда он сам этого захотел. — О, вот так луучше… Наверняка думаешь, что это я тебя сдал Геррату? Но нет… это Пира… наша красоточка…

— Нет… ты лжешь! — выдавил я, хотя понимал, что скорее всего он говорит правду.

— Отталкивать влюбленную женщину опасно, мне ли не знаать… — проговорил Равуда. — Мстить они умеют… Мне ли не знать? Жаль, что я не могу убить тебя сейчас… Но позже…

Он сдавил мне горло еще раз, но не так сильно, а затем и вовсе поднялся.

— Не веришь? — алые глаза, один больше, другой меньше смотрели с насмешкой. — Спроси у нее сам, если выйдешь отсюда.

Зачем я тогда только поддался ей, в той палатке! Сказал бы сразу, что не могу!

— Я еще зайду, когда будет время, — пообещал кайтерит и повернулся к двери.

Он ушел, а я остался лежать на заляпанном мочой, кровью и дерьмом полу, жалкий, точно полураздавленный червяк. Они загнали меня в угол, Равуда и Геррат, мне некуда бежать, я полностью в их руках, мне не выбраться из этой камеры, и тут я, скорее всего, и погибну.

Или меня выведут наружу, поставят перед строем, чтобы расстрелять у всех на виду?

Равуда ушел, и примерно через час у меня начался жар — не ясно отчего, вроде досталось мне не сильно, но меня залихорадило, пришла головная боль, по всему телу выступил пот. Я постучал в дверь, чтобы попросить воды, но часовой даже не подошел — наверняка ему запретили со мной разговаривать.

И тогда я решил позвонить Юле… если и отдать концы, то только после разговора с женой.

— Ты меня разбудил, — сказала она сонным голосом. — Сама не заметила, как задремала. Эх, ты…

— Извини. А разве у вас ночь?

— Нет… утро уже, но я со вчера не спала. Сашке совсем плохо, еле-еле откачали.

Боже, нет, только не это! Пусть мне станет еще хуже, только бы дочь выздоровела!

— Чтоб я сдох… — пробормотал я и осекся: очень может быть, что это «пожелание» исполнится куда быстрее, чем хотелось бы.

— И ты? — спросила Юля, и меня от этого тоскливого, обреченного вопроса едва не вывернуло наизнанку.

Она что, смирилась с худшим? Нет, нет, нет!

— Все будет нормально, — сказал я, морщась от головной боли, не вызванной переводчиком, а обычной, такой, которая бывает при высокой температуре. — Вот увидишь. Сашку прооперируют и поставят на ноги! Я вернусь! Мы будем вместе и будем счастливы!

— Думаешь? — Юля даже не спорила, и это было хуже всего, она звучала так, словно жизни в ней совсем не осталось.