Командировка в ад (СИ) - Казаков Дмитрий Львович - Страница 32

Я не успел и вякнуть, как нас пинками подняли на ноги, и лишили всего, похожего на оружие. Выстроили в линию, и жесткий тычок в плечо стал сигналом к тому, что нужно двигаться.

Мы побежали по лесу, минуя трупы тех, ктопогиб во время утренней схватки. Победившие сегодня аборигены, судя по всему, собрались оставить их тут, превратить в корм для падальщиков.

А потом мы очутились на обочине дороги, и я обнаружил, что там топчется примернополсотни бойцов — все, что осталось от нашей центурии. Увидел лицо Равуды — снова уцелел, скотина, и завертел головой, отыскивая Дарсега — в плену мы или нет, мы солдаты, и у нас должен быть командир.

Но вилидаро не было, и тревога пощекотала мне внутренности.

Если он погиб, то десятник с самым высоким классом… у Фагельмы десятый, у Грата — вон он стоит, переминается с ноги на ногу — тоже десятый… у Иррады — восьмой, меньше даже чем у меня… Остается Равуда, у которого одиннадцатый… о нет, что, опять?

Один раз он уже был у меня командиром, и выжил я тогда лишь чудом.

Глава 14

Внутри длинного фургона, куда загнали остатки нашей центурии, не было даже сидений. Голый металлический пол, такие же стены, невыносимая духота, запахи пота,мочи и грязной одежды, а для вентиляции — два крошечных окошка, забранных решетками.

Когда за спиной защелкнулась металлическая дверь, я ощутил себя в тюрьме.

— Ну чтоо, похоже я тут глааавный, о да, да… — протянул Равуда, и за спиной его встали Молчун и здоровенный бюдрака по имени Абанго. — Кто-то хочет мнее возразить? Давайте. Сейчааас…

Фагельма и остальные десятники отвели глаза… Нет, ну нет же!

— Тогдаа я начну с того, что ликвидирую предателя, — красные глаза кайтерита отыскали в толпе меня. — Мне ли не знать, ктоо продал нас бриан, кто навел их нас, из-за кого мы оказались в плену?

Красивое лицо его исказилось от ненависти.

Краем глаза я увидел движение, понял, что я не один, рядом Макс и Дю-Жхе.

— Равуда, прекрати! — рявкнула Фагельма. — Мы должны держаться вместе!

— Заткнись, — кайтерит не посмотрел в ее сторону, даже жеста не сделал, но Абанго шагнул вперед, ударил коротко, без замаха, и согнувшаяся юри-юри, хватаясь за живот, опустилась на пол.

— Иди сюда, разноглазый, — пригласил Макс. — Трусливая тварь, прячущаяся в тылу. Помнишь, как ты нас подставил на болоте? Тогда боец погиб… А все из-за твоей трусости. Штанишки обделал уже, ха-ха?

По голосу было слышно, что он сам боится, но кто тут кроме меня разбирается в человеческих интонациях?

— Прекрати, Равуда, — вмешался я. — Мы в лапах врага. С тобой потом разберемся.

— Приказы тут отдаю я! — рявкнул он, но по фургону пронесся недовольный ропот: мало кому нравилось, как ведет себя новый командир; со всех сторон на нас смотрели хмурые, раздраженные лица.

— Я не убивал твою дочь, Равуда! — сказал я. — Я не виноват в том, что произошло! Почему ты ненавидишь меня?

И тут же я пожалел о своих словах.

Лицо кайтерита изменилось, словно упала маска разумности и самоконтроля, а под ней обнаружился населенный бешеными гадами колодец. Рот исказила судорога, на лбу возникли морщины, глаза вытаращились, ноздри раздулись, из приоткрытого рта потекла даже не слюна, а пена.

— Ты сдохнешь… Она умерла, и ты тоже умрешь… ты не спасешь свою! — забормотал он исказившимся голосом, и даже Молчун посмотрел на вожака с удивлением. — Каждый… Достойны смерти… Зачем жить?

В какой-то момент Равуда понял, что несет чушь и тем вредит себе же, и попытался замолчать. Но рот его не послушался, хотя на шее и на висках от усилия набрякли жилы. Губы вновь зашевелились, как две тощие гусеницы, из них полилась настоящая мешанина из слов:

— Волосатый… разорву в клочья… почему она так? Я не виноват! Это ты виноват!

Он качнулся вперед, выставив ручищи со сжатыми кулаками, неловко шагнул ко мне. И в этот самый момент фургон дернулся, взревел где-то внизу мотор, и нас всех швырнуло назад.

Макс с недовольным вскриком шлепнулся на задницу, я ударился о запертую дверь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Остановитесь! — крикнул кто-то, по-моему десятник Грас, низкорослый шавван, но его никто не услышал.

Равуда прыгнул на меня, Дю-Жхе шагнул ему наперерез, и тут же отлетел в сторону, врезался в стену. Я едва успел вскинуть руки, качнуться в сторону, но мне прилетело в ухо, безумные красные глаза — один больше, другой меньше — оказались совсем рядом, твердое колено уперлось в живот.

От боли я захрипел.

Фургон резко остановился, нас швырнуло на этот раз вперед, Равуда кувырнулся через Макса. Но он ухитрился извернуться в воздухе, приземлился на четыре конечности, словно кот, и в следующий момент снова был на ногах, огромный и гибкий, смертельно опасный.

Не зря кайтерит много лет профессионально дрался на Арене Жертвенных.

Я попытался напасть сам, но Равуда с легкостью увернулся, и мне прилетело в челюсть. На мгновение я отключился, почувствовал только тяжелый удар спиной об пол, а в следующий момент тяжесть обрушилась сверху, раскаленные ладонинащупали мое горло, надавили изо всех сил.

Я ударил коленом, и хватка ослабла, но лишь на мгновение.

Мне не хватало воздуха, из тела уходили последние силы, и я мог лишь бессильно дергаться, царапать ногтями пол.

— Отпусти! Отпусти! — кричал кто-то, то ли на самом деле, то ли у меня в голове.

Я ощутил какое-то сотрясение, и в следующий миг смог вздохнуть, черный туман перед глазами рассеялся. Обнаружил, что дверь фургона распахнута, наши жмутся вдоль стен, а вокруг меня топчутся несколько бриан.

— Ты — командир? — спрашивал один, тыча стволом автомата в грудь Равуде.

На скуле у того красовался роскошный синяк — знатно я ему врезал, и не жалко теперь, что рука болит.

— Яааа… — злобно отозвался кайтерит.

Мышцы на руках у него подергивались, но он стоял неподвижно, понимал, что у аборигенов есть оружие, и шутить они не будут.

— Тогда ты следишь здесь за порядком, — сказал тот же бриан. — Никаких столкновений. Никаких смертей… смерть можем нести только мы.

То ли наши пленители услышали шум в кузове, то ли у них тут стоят видеокамеры. Однако в любом случае они явились очень вовремя, чтобы спасти меня от смерти — горло зверски болело, при каждом вдохе раздавался такой хрип, словно я пытался играть на гармошке с дырявыми мехами.

— Мы отдаем приказы, — продолжал бриан, — а ты следишь за их исполнением. Понятно?

Равуда кивнул.

Ствол автомата вошел в его плоть, и кайтерит буквально побелел, задохнулся от боли, закусил губу, но не издал ни звука.

— Отвечать так, чтобы я слышал, — сказал бриан. — Любое неповиновение наказывается. Понятно?

— Так… точно… — буркнул Равуда, чей взгляд горел ненавистью, но уже не ко мне, или не только ко мне.

— Но тот, кто следит за исполнением приказов, тот и отвечает за их исполнение. Понятно?

— Так точно, — ответил Равуда как послушная собачка Павлова, и я ощутил нечто вроде мрачного удовлетворения.

— Очень хорошо, — бриан кивнул, они один за другим выбрались из фургона.

Дверь с лязгом захлопнулась, мотор заработал, и наше узилище на колесах покатило дальше, неведомо куда.

Сколько нас везли — я не мог сказать, в какой-то момент я погрузился в дремотное, мрачное оцепенение. Ощущал только, что голод все сильнее и сильнее грызет ребра, и как понемногу начинает давить на психику переполненный мочевой пузырь — не хватало еще обоссаться на виду у всех.

Воздуха в фургоне не хватало, и какой внутри царил смрад, я понял только после того, как машина остановилась.

— Выходить! — приказал открывший дверь бриан с автоматом.

Кряхтя и разминая занемевшие мышцы, я двинулся к выходу, а когда спрыгнул наземь, едва не упал, ослабевшие ноги подогнулись.

Фургон стоял в просторном тоннеле, где разъехались бы два поезда, на потолке тускло светились огромные прямоугольники. Стены были ровными и маслянисто поблескивали, вправо и влево тоннель уходил во мрак; пахло плесенью, сыростью, мокрой землей и грибами.