Мир Гаора. Сторрам - Зубачева Татьяна Николаевна - Страница 13

– Понял, – виновато вздохнул Гаор.

В самом деле, мог подставить. Складской надзиратель не придирался по пустякам, не бил при обыске, что Гаор уже научился ценить, не лез к ним на склад без особой необходимости и никогда не мешал Плешаку трепаться с грузчиками.

Гонка кончилась внезапно. Вдруг как отрубило шум в коридоре, щёлкнула система оповещения, и Плешак, не дожидаясь звонка, рванул к выходу так, что Гаор еле догнал его.

Надзиратель открыл им дверь, когда звонок ещё звенел.

– Ага, тут вы сразу. На обыск. Давай, Плешак, лысину подставляй, может, ты утюг туда запрятал.

Надзиратель посмеялся над собственным остроумием, шлёпнул напоследок Плешака по макушке, а Гаора дубинкой пониже спины, но слегка.

– Валите оба!

– Доброго вам отдыха, господин надзиратель, – выкрикнул Плешак, резво улепётывая к выходу.

Он даже ухитрился обогнать Мастака, работавшего на первом складе. Гаор бежал следом, не замечая боли, как не бегал даже на училищных кроссах, где за просрочку времени можно было оказаться в карцере. Сзади дружно топотали работавшие на дальних складах.

Гаор впервые за эти дни оказался на дворе днём и невольно остановился, ошеломлённый светом.

– Рыжий! – взвизгнул впереди Плешак.

– Давай, паря, – легонько пнули его в спину, – успеешь насмотреться!

И Гаор, сообразив, что пока все не соберутся, построение не начнётся, и значит, он задерживает всех, побежал уже всерьёз. Догнав Плешака, подстроился к нему, и они влетели в строй вовремя.

Командовал построением, как всегда, Гархем. Пересчёт, обыск, и вот, наконец, Гаор бежит вниз по гулкой лестнице.

В спальне толкотня, озабоченная, но не злая ругань.

– …быстрее…

– …не тяни…

– … куд-ды лезешь…

– … да не копайтесь, чтоб вас…

Срываются, и не вешаются, а кидаются на крючки комбинезоны, летят ботинки, торопливо, на бегу натягиваются штаны и рубашки.

– В белье матери в столовую не разрешают заходить, – на ходу объяснял Гаору Полоша, застёгивая рубашку, – в спальне как хошь ходи, хоть кожу сымай, а в колидор и в столовку оденься, хоть на голое, а чтоб штаны и рубаха были.

Гаор кивнул, натягивая чуньки. Пока Полоша всё это ему рассказывал, он успел переодеться.

И в столовой весёлый нетерпеливый шум. Матери быстро разливали суп и раздавали миски. Обычно в обед начинали есть сразу, как свою миску получил, а ждали всех в ужин, но сегодня обед «шабашный», после него отдых, и потому ждали, чтобы начать всем сразу. И хотя выдача ещё только будет, уже сейчас сговаривались, кто кому сколько и за что отдаст.

– Рыжий, – спросил Зайча, когда уже начали хлебать суп, – ты должен кому?

– Должен, – кивнул Гаор. – Мастаку за гребень.

– Не подождёт он с тебя?

– А что? – ответил вопросом Гаор, с интересом ожидая продолжения.

– Да перехватить я хотел у тебя, – признался Зайча, – я тут сговорился с одной, конфет обещал, а получается, что не хватат.

Гаор усмехнулся. Знакомая история: в училище случалось, они вовсе вскладчину уговаривались. Были знакомые проститутки, что делали курсантам с солдатского отделения скидку, даже они знали, что в общевойсковом, да ещё на солдатском курсант самый голодный и бедный.

– Нет, – ответил Гаор, – я ещё и не знаю, сколько получу. Может всё отдать придётся.

– Сигаретами добавишь, – не отступил Зайча. – Мастак в пересчёт возьмет.

– А сам что курить буду? – сразу ответил Гаор.

От одной мысли о сигаретах голова крýгом пошла, ведь он… полторы декады на обработке и в отстойнике, да здесь не меньше декады, это почти три декады не курил, да он на фронте столько без сигарет не сидел. А пачка на две декады… двадцать шесть штук на двадцать дней, это… шесть дней по две сигареты, и четырнадцать по одной. Если через день, то он к следующей выдаче без особого напряга уложится. Каждый день курить будет!

– А ты куришь? – удивился Зайча.

– Я что, не живой? – даже обиделся Гаор, жуя кашу.

– А чего ж не занял ни у кого?

– А отдавать чем? Перетерпел, – буркнул, принимаясь за кисель, Гаор.

Зайча с уважением посмотрел на него.

– Это ты так могёшь? Ну, даёшь, паря. Где так выучился?

– На фронте, – ответил Гаор, сыто отдуваясь и переворачивая кружку, как положено, дном кверху.

Все встали, поблагодарили Мать и вышли в коридор. Но по спальням, как в обычный вечер, расходиться не стали, толкались тут же. Гаору сразу в несколько голосов объясняли, что выдача в надзирательской. Гархем говорит, кому сколько, а надзиратель выдаёт.

– Тут тебе сразу полный расчёт, паря.

– Ага, и выдача, и вычеты…

– И «по мягкому» если, то тут же…

– И «горячих» тоже сразу выдадут.

– Это как? – настороженно спросил Гаор.

– Ну, надзиратель сам бить не стал, своему старшему или сразу Гархему доложил, а тот уж решает, чего тебе и сколько за нарушение.

– «По мягкому», это ложись без штанов, и по заднице тебе дубинкой.

– Это ещё ничего.

– А «горячие», это рубашку задираешь, штаны тоже книзу и становись.

– Тебя так тот ставил.

– А бьют и по спине, и по заднице.

– Это уж как им захочется.

– Или как Гархем скажет.

– Сам он только по морде тебе смажет если что.

– Смажет, сказанул тоже! Раз даст, вся морда опухлая.

– А смотри, ладонь-то у него мягкая…

– Потому и зубы у тебя на месте. А вот зальный наш бьёт, кровью потом плюёшься.

Получив столь ценную информацию, Гаор понял, насколько ему повезло в первый день. А тут ещё Старший, проходя мимо, бросил:

– Чуньки сними, привязаться могут.

Гаор бросился в спальню.

В пустой спальне голый Махотка упоённо барахтался на своей койке с затащенной им, наконец, и столь же упоённо теперь повизгивающей голой девчонкой. Появление Гаора застало их врасплох.

– Приспичило тебе, Рыжий?! – плачущим голосом заорал Махотка.

– Приспичило тебе, – ответил Гаор, проходя к своей койке и быстро разуваясь, – а мне по хрену.

Девчонка сначала весьма убедительно завизжала, будто от страха, а потом спросила из-за спины севшего на койке Махотки.

– Рыжий, а тебе чо, совсем не интересно?

– А я и не такое видел, – ответил Гаор, уже выходя из спальни.

Видеть он, и правда, всякое видел, и не Махотке его чем-то удивить или смутить, а сейчас его гораздо больше интересовала выдача фишек, сигарет и, как оказалось, «по мягкому» и «горячих».

Как сама собой у закрытой двери надзирательской толпа рабов густела, уплотнялась, сбиваясь по бригадам и командам.

– С Плешаком становись, – сказал Гаору Старший, озабоченно оглядывая толпу. – Махотка где? Опять с девкой барахтается?

В ответ хохотнули.

– Ему она заместо сигарет и будет.

– Пропустишь свою выдачу, – объяснил Гаору Плешак, – ни хрена уж не получишь.

– А могут и «горячих» влепить, – сказал стоявший за ними со своей тройкой Булан.

– Да уж, – засмеялись в толпе, – с этим задержек не бывает.

– А «горячих» за что? – спросил Гаор.

– А что на выдачу не пришёл, – ответили ему.

– Милостью хозяйской, значит, пренебрегаешь.

Плешак вздохнул.

– И чего тянут?

– «Горячие» пересчитывают, – заржали в ответ.

– Это чтоб на всех хватило? – не выдержал и спросил «придурочным» голосом Гаор.

Шутку оценили дружным ржанием, а кто-то от полноты чувств влепил Гаору пятернёй по плечу. Его чуть не перекосило от боли, но он сдержался.

Наконец щёлкнул замок на двери надзирательской, и сразу наступила тишина. Все замерли в напряжении. И появление из мужской спальни наспех одетого Махотки, а за ним девчонки никаких комментариев не вызвало. Не до того. Напрягся и Гаор.

Вызывали по бригадам. Зальные, дворовые… Вызванные входили, и дверь за ними закрывалась. Иногда из-за неё доносились звуки ударов и даже крики, но чаще было тихо. Выходили, сжимая в кулаках полученные фишки и сигареты, некоторые застёгивали на ходу рубашки и штаны, и сразу, не задерживаясь, уходили в спальни.