Ходящий по улицам (СИ) - Лагутин Антон - Страница 65

Кольцо света сомкнулось вокруг женщины. Тень вылезла на стену. Словно индеец, пляшущий возле костра, она постоянно подпрыгивала и вскидывала руки, дёргая ими из стороны в сторону. Такой вот танец смерти. Наблюдать за мучениями было противно. Жутко. Даша хотела помочь, дать загубник, но к чему это приведёт? Она снова нападёт. Вгрызётся в шею и утопит не моргнув. Вот и черта, перейдя которую ты уже не будешь таким как раньше. Нужно просто опустить фонарь, развернуться и скатертью дорожка. Но что-то держит.

Танец продолжается. Но энтузиазм затухает. Движения вроде стали оживлённее, но ненадолго. Вот ноги перестали двигаться. Руки замерли, вцепившись в свитер на груди. Тело дёрнулось. Еще раз.

Черта пройдена. Или нет? Может подплыть, думает Даша, проверить. Может еще смогу хоть чем-то ей помочь?

Тело сделало оборот и опустилось на серый ковёр, замерев в скрюченной позе. Волосы нависли облаком над головой, подол плаща развивается как парус.

Всё кончено, тут уже никто не поможет. И Даша говорит себе, что в этом она не виновата. В свете фонаря сверкнули глаза утопленницы, и души в них больше нет. Больше нет боли. Нет страха перед “волной”. Нет мучений. Вот она — свобода.

Даша проплыла через широченную круглую комнату, в центре которой кольцо из дюжины колонн образует некую аудиторию. Совсем не давно, еще до “волны”, люди приходили сюда за знаниями, усаживались на стулья и заслушивались лекциями. После, отправлялись рассматривать различные экспонаты, пылящиеся в каждом углу. На белых блестящих колоннах можно было увидеть экспозиции в виде сотни высушенных бабочек, пришпиленных иголками к доске. С одной стороны скукотища, но стоило только влиться, и твой разум полностью погружался в эстетику мира насекомых.

Делая круг по музею, невозможно было пройти мимо панорамных окон. Стоило только отодвинуть занавеску — и вся Москва у тебя на ладони. Все улицы, все парки, все высотки — вот они, у тебя перед носом, наваливаются друг на друга, напоминая просёлочную дорогу, устланную серой щебёнкой. И в какое бы окно ты не заглянул — дорога заканчивалась линией горизонта. Но теперь вид другой. Больше нет линии горизонта. Лишь видна стена воды, меняющая свой цвет в зависимости от погоды. И еще видно девушку в чёрном гидрокостюме, на спине которой висит жёлтый баллон. Она выплывает из окна, задирает голову. Её глаза сразу же цепляются за поверхность — ищут Славу. Вот и он. Болтается на волнах рядом с каяком, напоминая ангелочка, которых рисуют дети своими тельцами на снегу. Не отрывая глаз от ангелочка, Даша всплывает. И молиться про себя только об одном — Слава живи. Молится, выплёвывая загубник. Молится, поднимая маску как забрало.

— Слава! — кричит Даша.

Она подплывает со спины, продевает свои руки через его подмышки и прижимает к себе. Её губы оказываются возле его уха. И она снова кричит:

— Слава!

Он молчит. Голова свободно болтается на мелких волнах.

— Слава, проснись! Слышишь меня? Проснись!

Она прижимает два пальца к его шее. Пульс. Подушечки пальцев ощущают слабые удары сердца.

— Живой! — кричит Даша и прижимает его к себе еще сильнее. Слабая струйка крови сочится сквозь мокрые волосы на затылке. Царапина. Труба хоть и отправила Славу в нокаут, но кожу лишь слега содрала.

Насладившись умиротворённым мужским лицом, Даша вспоминает, что они болтаются на воде, возле здания МГУ. Скоро ударит “волна”, и пора уже шевелиться. Да не просто шевелиться, а уплывать, как тюлень от касатки. На помощь никто не придёт. Всё в Дашиных руках. Всё сама. Дождь усилился, вспышки стреляли тут и там.

Две жизни в одних руках.

Она накрывает лицо Славы своей ладонью и с силой сжимает пальцы, не давая ему сделать вдох или выдох. Гребя ластами, чуть приподнимается над водой, и всем весом наваливается на Славу, поджимая его под себя. Давит. И скрывает под водой, словно диснеевская русалка, только не та, что с красными волосами и парой ракушек, скрывающих третий размер, а та, что с острыми зубами и серой чешуёй, покрывающей скользкий хвост.

Они заплывают в окно, плывут через комнату. Даша замешкалась. Помимо того, что ей нужно удерживать бессознательного мужика, так еще надо держать фонарь. Снова искать коридор, вечно прячущийся в кромешной тьме. Зараза, это не так просто.

Кольцо света проваливается в тот самый коридор.

Пять метров до цели…

Даша сильнее прижимает к себе Славу, сильнее сжимает свои пальцы, боясь, что он хлебнёт воды. Плывёт вперёд.

Четыре метра до цели…

В объятьях Даши Слава напоминает торпеду, прикреплённую на днище самолёта. Он такой тяжёлый, что когда видишь цель, так и хочется жахнуть по кнопке спуска и запулить его прямиком в этот чёртов коридор.

Три метра…

Мужские пальцы впиваются в Дашину ладонь. Сжимаются как тиски, причиняя боль.

Испугавшись, она кидает взгляд на Славу и видит его беснующие глаза, бегающие из стороны в сторону как у сумасшедшего. Радость переполняет Дашу, но боль чувствуется острее. Слава пытается сорвать её ладонь со своего лица. И делает это. Затем хватает девушку за шею, абсолютно не понимая, что происходит. Он в панике. Легкие горят, по телу пробегает судорога. Хочется сделать вдох, но мозг запрещает. Мозг просит выбраться наружу, на поверхность, и заставляет его грести ногами. Он пытается нащупать поверхность, оттолкнуться от неё, но ощущает что-то мягкое. Снова задирает ногу, и снова что-то мягкое ударяется о его колено.

Лёгкие полыхают.

Славино колено вновь бьёт Дашу в живот, — и девушке хочется кричать от боли. Она с трудом перебарывает желание двинуть ему в пах, но нужно срочно его угомонить, чтоб он замер, хотя бы на минуту, иначе они оба останутся тут навсегда.

Выпустив фонарь, она впивается ладонями в его запястья. Пробует оторвать руки от своей шеи, но ничего не получается; вцепился как орёл своими когтями в крохотного зайку. Другого выбора нет.

Даша бьёт. Бьёт коленом в пах, но в воде это ощущается по другому, ни как на поверхности, когда тебе мешает только воздух. Вода замедляет, смягчает удар, — наверное, так даже лучше.

Слава успокоился. Взгляд отрезвел. Он снимает руки с её шеи и тянет пальцы к её губам. Девушка всё поняла. Она вынимает загубник и подносит его к посиневшим мужским губам. Зубы жадно вгрызаются в кусок резины, сдавливают, и прохладный поток кислорода тушит огонь в лёгких.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

Вдох, и Слава понимает, что баллон опустел, а Даша просит загубник обратно. Её глаза умоляют, пальцы тянуться к куску пластика, прекратившего из себя извергать пузыри воздуха.

Он перехватывает её руку, пытается стянуть фонарь. Она пытается вернуть себе загубник. Повесив фонарь на своё запястье, Слава вынимает загубник и крутит головой, пытаясь дать понять — он бесполезен.

Она не понимает. Не понимает, что задумал Слава. Шутит так? Если да, то юмор у него совсем не смешной. Тупой какой-то. Не к месту.

Она вырывает загубник и жадно присасывается к нему губами, как к горлышку бутылки с ледяным напитком в 40 градусную жару. Но ничего не льётся в рот, не охлаждает глотку, не наполняет лёгкие прохладным кислородом. Еще попытка — ничего, чувствуется острое жжение и нарастающая паника.

Слава уже подхватил Дашу. Стянул с неё маску. Определил, где расположен коридор и устремился к нему, гребя одной рукой и ступнями, лишённых резиновых ласт. Ему необходима помощь Даши, иначе они не доплывут. Но она не помогает. Вцепилась пальцами в его костюм и тупо смотрит. Освободив губы, пытается что-то прошептать. Редкие пузырьки воздуха срываются с её уголков губ и устремляются к потолку. Слава делает еще рывок, — и этого мало. Они не проплыли даже метра.

Её губы снова что-то шепчут. В ответ, Слава указывает головой в сторону коридора, свети в него фонарём. Ему хочется крикнуть ей в лицо: “Греби! Греби, мать твою! Греби!” Затем проводит ладонью по её щеке и целует. Короткий выдох и девушка чуть успокоилась.

Три метра до цели…