Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Валентинов Андрей - Норби (СИ) Норби (СИ)

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Норби (СИ) - Валентинов Андрей - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Еще не на войне, а уже во второй раз в плен берут!

* * *

– Куда направляешься?

– В Варшаву, – вздохнул гимназист. – Как в справке и написано. Я же не виноват, что эшелон разбомбили!

Карабин по-прежнему смотрел в его сторону. Суровый усатый капрал держал под прицелом, документы же проверял молоденький шеренговый, безусый и в очках. Фуражки-«рогативки», форма цвета хаки, летние льняные мундиры, бриджи с кожаными леями, сапоги со шпорами. Уланы! Как на картинке, конные по пешему, но без сабель.

Тот, что в очках, отнес документы усатому. Капрал, взглянув мельком, поморщился.

– А все одно – не порядок! Ничего, начальство разберется.

Закинув карабин за спину, порылся в кармане бриджей, достал большую белую тряпку, кинул шеренговому.

– Глаза ему завяжи.

Мир исчез, погрузившись во тьму. Резкий толчок в спину.

– Пошел!

Посох остался на траве, и после первого шага он чуть не упал.

* * *

Теперь дымило совсем рядом. Не костер – здоровенная полевая кухня с высокой трубой. Могучего вида повар мешал варево, помощник в расстегнутом кителе подкладывал дрова.

Поляна – и люд на ней. Почти все спят, кто укрывшись шинелью, кто так. Не дремлет лишь кухонная команда, часовые – и хмурый пан подпоручник. Глаза злые и сонные, разбудили, не иначе.

– Итак, вы утверждаете, что учились в 3-й гимназии города Белостока.

– Ничего не утверждаю! – не выдержал он. – Очнулся возле вагона, все горит, убитые, раненые. Кто-то оттащил меня в лес, я сознание потерял. А что раньше было – не помню. Совсем! Документы мои, там фотография, взгляните. И еще у меня номер гимназии на кителе.

Подпоручник, развернув удостоверение, поморщился.

– Допустим. Разведка доложила, что эшелон из Белостока действительно разбомбили. Но при вас, пан Земоловский, обнаружена фляга советского образца. Перевязывали тоже русские, у нас бинты другие.

Гимназист пожал плечами.

– Перевязали. И водой напоили. И что?

– О чем они вас спрашивали? Русские? И что вы им рассказали?

Здесь, в лесном лагере, перевязывать его пока не собирались. Сняли повязку, приставили часового, а затем и пан подпоручник пожаловал – с блокнотом и остро заточенным карандашом.

– Не желаете отвечать, пан Земоловский?

Фамилия, написанная в удостоверении, казалась чужой и незнакомой. Ее словно нарочно коверкали.

– Желаю! Могу повторить еще раз. Русские посмотрели мои документы, перевязали – и решили, что я «ne zhilec».

Пан подпоручник понимающе кивнул.

– Ага! Знаете русский? Интересно, интересно. Хорошо знаете? Скажите что-нибудь, пан Земоловский, первое, что в голову придет.

Память молчала, и он попытался ее слегка пришпорить.

– Tri u Budrysa syna, kak i on, tri litvina.
On prishel tolkovat s molodcami.
«Deti! sedla chinite, loshadej provodite,
Da tochite mechi s berdyshami.
Spravedliva vest eta: na tri storony sveta
Tri zamyshleny v Vilne pohoda.
Paz idet na polyakov, a Olgerd na prusakov,
A na russkih Kestut voevoda».

– Мицкевич! – констатировал пан подпоручник. – Но в переводе русского шовиниста Пушкина. Предпочитаете читать классику на языке врага?

Отвечать он не стал, отвернулся. Вот и сходил на войну! Сейчас отведут в кусты – и расстреляют за шпионаж.

– В глаза смотрите, пан Земоловский, в глаза!

В глаза глядеть он не стал, скользнул взглядом по мундиру.

– А у вас, пан подпоручник форма неправильная.

Тот открыл рот, затем попытался сглотнуть, пальцы скользнули по серебряным пуговицам. Гимназист улыбнулся.

– У вас на воротнике – галунный зигзаг, такой носят только в мирное время. А сейчас вроде как война!

Пан подпоручник внезапно стал очень серьезным.

– Верно! Что еще заметить успели?

Лучше было промолчать, но он все же не удержался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Не заметил – унюхал. Дым от вашей кухни за километр учуять можно. Это вы так врага на бой вызываете?

Блокнот с треском захлопнулся. Офицер встал, одернул мундир с неправильным шитьем.

– Даю на размышление ровно час. В случае чистосердечного признания обещаю доставить вас в распоряжение командования. Иначе здесь и расстреляем.

Достал часы-луковицу, щелкнул крышкой.

– Шестьдесят минут, пан Земоловский!

Он хотел уточнить, в чем именно следует признаваться. Он шпион, диверсант – или все сразу? Но пана подпоручника уже не было.

Рядом шумно вздохнул караульный.

6

– Прошу за мной, сэр!

Я кивнул, но прежде, чем последовать за швейцаром, окинул взглядом здание. «Этуаль Солитэр» прилепился тыльной стеной к краснокирпичному шестиэтажному дому, явно знавшему лучшие времена. Отель же смотрелся, как новенький «никель», хотя при реставрации здание явно пытались состарить. Но все равно, получился не слишком удачный новодел в стиле первой половины прошлого века. Красная черепица, дикий камень, бронза на входных дверях.

Окон на первом этаже я не заметил и вновь подумал о горячих мексиканцах.

После того, как владельцы разорились, здание выкупил кто-то местный и превратил в общежитие для художников, а двадцать лет назад, после великого исхода богемы с Монмартра на Монпарнас, тут организовали обычную ночлежку. Место сразу же стало криминальным, местных апашей так и называли: «техасцы». Но и это кончилось, десять лет назад притон прикрыли, здание стояло пустым, пока, уже не так давно, нашелся новый владелец. Он и вернул отелю прежний облик, естественно, в меру своего разумения и финансовых возможностей.

Особой славой «Этуаль Солитэр» среди наших туристов не пользовался. Тем не менее, места были нарасхват, я забронировал чуть ли не последний свободный номер.

* * *

– Ваши ключи, мсье. Прекрасный номер на втором этаже, мсье. Бар и ресторан на первом этаже, мсье. Большое спасибо, мсье!

Неопределенного возраста тип за стойкой даже не пытался изображать американца. Поздоровался по-английски, хоть и с заметным акцентом, а после с явным удовольствием заговорил на родном. И вообще, внутри ничего не напоминало о Техасе – только на стене слева от стойки красовалась белая пятиконечная звезда на лазурном поле в окружении оливковых и дубовых ветвей. Все прочее если и напоминало Штаты, то разве что Айдахо с ее знаменитой пещерой. Такие же низкие закругленные своды, стены в камне – и ни одного окошка. Я представил, что будет, если выключить свет, и невольно поежился. Том Сойер и его подружка Бекки в подземном лабиринте. А за углом – индеец Джо.

Коридорный взялся за чемодан, но я поднял ладонь.

– Минутку!

Достал из бумажника банкноту, родную сестру той, что дал шоферу, пошелестел в воздухе.

– Если будут спрашивать Уолтера Квентина Перри, немедленно сообщите мне. В любое время – днем, вечером, ночью. Уолтер Квентин Перри, запишите.

Для верности купюру получил и коридорный. Теперь уж точно запомнят.

– Пошли!

На отдых, душ и бритье я выделил себе ровно час. Серый американец прибыл в Париж, в прекрасный Париж, в великолепный Париж, город любви и счастья. Лямур, бонжур, тужур.

В Париже апрель, там каштаны цветут,
Бокалы звенят звоном страсти.
Апрельский Париж, твои песни зовут
Лишь здесь повторяется счастье.[10]

Моего друга Николя Леграна убили в апрельском Париже, когда зацвели каштаны. Серый американец прибыл по его следам.

Теперь он должен исчезнуть.

* * *

Год назад к нам попал вопросник советской разведки. История, хоть комедию снимай. Большевистский агент выбрал свободу, но целых два дня искал место, где можно сдаться властям. Так и не найдя подходящего, раскаялся в редакции одной из газет в присутствии редактора и дюжины репортеров. По этому поводу мой босс крупно поговорил с Джоном Эдгаром Гувером. Тот проникся и обещал принять меры.