Норби (СИ) - Валентинов Андрей - Страница 4

Но только на первый взгляд…

«Этуаль Солитэр» постарше и «Рица», и «Мьюриса». Его открыли в 1840 году вскоре после признания Францией независимости Республики Техас. Техасцы и открыли, под крышей отеля даже разместилось торговое представительство. Первые годы жизнь там кипела, но потом Техас стал 28-м штатом.

– Приехали, мой генерал! – доложился шофер. – Теперь во двор?

Задумался! Только и слышал гул мотора – мы явно ползли на подъем. За окном – невысокий каменный забор и открытые ворота, как и было сказано.

– Во двор! – кивнул я, вспомнив план, виденный еще в Вашингтоне. – Входа с улицы нет.

Техасцы народ храбрый, но предусмотрительный. В первые годы независимости горячие мексиканцы находили своих врагов даже в Париже.

Авто рыкнуло от души, вкатилось за стены и, в последний раз вздрогнув, умолкло. Двор оказался двориком, двум машинам развернуться, конечно, можно, но с трудом.

Я вынул из щели банкноту, протянул, но усач не спешил.

– Мсье! Ваши друзья могут использовать в слежке больше трех машин?

«Мой генерал» исчез без следа. Человек говорил серьезно. Следовало ответить «да», но я наградил излишне резвую паранойю пинком, причем от всей души.

– Не думаю. Две – и то много.

– Тогда слежки не было. На бульваре Маджент еще могли уцепиться, но потом – едва ли. После Шапеля точно бы потерялись. Если еще захочется покружить, обращайтесь.

Взял банкноту, усмехнулся в усы. Я улыбнулся в ответ.

– Спасибо, полковник!

Усмешка исчезла, лицо потемнело, словно отключили ночную подсветку.

– Капитан. Произведен в Крыму, в июле 1920-го.

Я открыл дверцу.

– Ланс-капрал, корпус морской пехоты. Никарагуа, 1927 год.

Громила-швейцар лениво жевал чуинг-гам, вероятно для того, чтобы больше соответствовать образу. Каким еще быть истинному американцу? На техасца не тянул, не хватало ружья за спиной и широкополой шляпы. Сейчас наверняка заговорит по-французски.

– Добро пожаловать, сэр!

Ошибся! Хоть и не совсем – акцент явно с Западного побережья. Впрочем, чего я хотел?

Теперь следовало вспомнить фамилию и имя, записанные в паспорте. Пришлось брать, что дают, поэтому с фамилией как-то обошлось, а вот имя сразу не понравилось.

– Корд. Джонас Корд. У меня забронирован номер.

Джонас – Иона. Слишком уж символично.

Сэр! Ланс-капрал Корд в чрево кита прибыл, сэр!

– Скандал очень тихий, – сказал я Леграну, – ругаются шепотом при закрытых дверях. Полетят ли головы, не знаю, но случай весьма поучительный.

– За что их так? – удивился мой друг. – Военно-морская разведка – единственная служба, которая хоть как-то, но работает.

Мы шли по центральной аллее парка Рок Крик. Недавно выпал снег, хотя на календаре уже март. Холодная, долгая зима… Парк пуст, что меня полностью устраивало. В служебном кабинете о таком не переговоришь.

– Работает хорошо, – согласился я. – За это и пострадала. В Белом Доме узнали, что Президент исключен из числа получателей наиболее важных сводок – тех, что с «синим» грифом.

Легран негромко присвистнул.

– Значит, у ФДР протекает?

Отвечать я не спешил. Впереди был мостик, каменный, декоративный. Через ручей можно просто перешагнуть. Мы дошли ровно до середины.

– Протекает, – согласился я, останавливаясь. – ФДР – человек общительный и верит в дружбу. Странный идеализм для человека с его опытом. Шпионов среди гостей Овального кабинета нет, но болтуны точно имеются. Вот моряки и подстраховались. Теперь их будут линчевать, но с выключенным звуком. Как в немом кино.

– И какая из этого мораль, Норби?

Я поглядел на темную воду, струящуюся среди мокрого снега. Зима была холодной, весна ожидается ничем не лучше. Синоптики обнадежили – тепло придет не раньше мая.

– Тебе нужна мораль, Николя? Изволь. Конспект полностью готов. Сегодня ночью его перепечатали в четырех экземплярах. Я сидел рядом с машинисткой, а потом лично сжег черновики и копирку в камине. Затем попросил принести кочергу и размешал пепел.

Легран покачал головой.

– Однако! Странно, что ты не застрелил машинистку. С тебя станется.

Миссис Симпсон служит у нас уже четверть века, и ей я верю почти как самому себе. Но только почти. Титульный лист и первую страницу напечатал сам – и тут же спрятал в сейф.

– Помнишь адреса рассылки? Первый и второй экземпляры – Президенту и Государственному секретарю. Так вот, Николя, ФДР свой экземпляр сейчас не получит. Только после того, как события станут необратимыми. С Корди Халлом[9] я уже договорился.

Николя дернул щекой.

– Тогда следующим линчуют тебя. Или засунут головой в президентский камин.

– Наверняка.

Легран долго молчал, затем повернулся, взглянул в глаза.

– Между прочим, Норби, полный текст Конспекта ты мне так и не показал.

Я выдержал его взгляд.

– Естественно. А ты как думал, Николя?

Моего друга все называли Ником, по документам он был Николасом, но с первых же дней знакомства я начал именовать его по-французски. Легран не стал возражать. В конце концов, он из Акадианы, а я из штата Монтана. В Скалистых горах до сих пор не забыли своих французских предков.

5

Тропинку рассек узкий, в полшага, ручей, и гимназист, помыв флягу, набрал свежей холодной воды. Умылся, попытавшись отскрести кровавые пятна на кителе, немного посидел у журчащей воды – и зашагал дальше. Лесная тропа вела точно на юго-запад. Если не спешить и вовремя отдыхать, за день можно уйти далеко. Боль никуда не делась, но и не мешала, словно непослушная собачка на поводке. Не слишком удобно, но идти можно.

Гимназист понимал, что хватит его ненадолго. Голод можно и перетерпеть, но впереди вечер. Он, кажется, уже ночевал в лесу, причем без всякой палатки, но это было летом, а сейчас лишь начало мая. А еще – повязка. Рану следует обязательно обработать.

Оставалось надеяться на тропу. Широкая, значит, обязательно куда-нибудь приведет. Восточные Кресы – не Сибирь, хуторов здесь немало. А вот русские в такую глушь едва ли сунутся, они сейчас на дорогах, вперед рвутся. Это уж потом, когда осваиваться начнут, разошлют всюду комиссаров и чекистов.

Белосток взят, до Варшавы не так далеко. Устоит ли столица? В 1920 – м Польшу спасло Чудо на Висле, но чудеса в мире случаются редко – и никогда не повторяются.

Интересно, пошел бы он-прежний, гимназист выпускного класса, на войну? В учебнике есть целая глава про «львовских орлят», таких же гимназистов. Они сражались. Нет, не с русскими, не с немцами. И вообще, во Львове все было совершенно не так!

Гимназист Антон Земоловский даже остановился, испугавшись собственных мыслей. «Орлята» – враги! Он бы лично взял «снайперку», немецкий карабин 98k с прицелом ZF4 и зимним спусковым крючком. Как нужно целиться, помнит, и о маскировке помнит, и об упреждении на ветер.

Боль, превратившись из ручной собачонки в грозного волкодава, вцепилась в тело. Он, застонав, присел на свежую молодую траву и обхватил голову руками. Перед глазами заклубилась серая холодная пыль Последнего поля. Что-то не так, совсем не так! Он идет воевать за поляков? Но ведь поляки.

Боль переждал, заставил себя встать и взять посох-древолесину в руки. Разбираться он будет потом. Войны здесь нет, она где-то далеко, надо просто идти на юго-запад. Просто идти.

Первый шаг, второй, третий. Дальше – легче, и он уже вошел в привычный ритм, когда легкий порыв ветра, зашумев в листьях, заставил остановиться. Дым! Где-то совсем недалеко! Гимназист оглянулся и, ничего не заметив, двинулся дальше. Шаг, еще шаг, еще, еще.

Стой!

Кусты возле тропы зашевелились. Он попытался вспомнить, живут ли под Белостоком медведи – и тут же увидел ствол карабина.

– Ни с места! Стреляю!..

Руки поднимать не стал. Положил посох на траву, отступил на шаг.