Свежий ветер дует с Черного озера (СИ) - "Daniel Morris" - Страница 55

Она решила действовать этим же вечером.

***

Гермиона проигнорировала ужин. Нагайна уползла куда-то по своим делам, но волшебница была этому только рада. Дождавшись, пока плотные сумерки опустятся на особняк и близлежащую территорию, она аккуратно вытащила палочку из наволочки, мимолетом наслаждаясь направляемым от нее прямо в пальцы и ладонь привычным приятным импульсом тепла. Девушка спрятала ее за пояс джинсов, прикрыв сверху футболкой и свитером, а потом, наспех обувшись, выскользнула за дверь с твердым намерением добраться до темниц, но на полпути к лестнице остановилась и, на секунду задумавшись, вернулась в комнату. Брать палочку с собой сразу показалось ей вдруг большой ошибкой. Как и в прошлый раз, Грейнджер готова была идти на свой страх и риск (вот он — плод длительного бездействия!), не имея ни малейшего понятия о том, каким образом в данный момент темницы охраняются. И если за свою жизнь (какова ирония) она была относительно спокойна, то потерять палочку в заведомо неравном бою и лишить нескольких человек возможности сбежать было бы непростительной оплошностью. Снова спрятав древко под подушку, Гермиона решила отправиться на разведку.

Все случилось слишком быстро и неожиданно. Счастливая от переполнявшей ее надежды на то, что хотя бы у них, у ни в чем неповинных людей, томящихся в темницах, есть теперь шанс на спасение из этого проклятого места, окрыленная, практически летящая, Гермиона наощупь спустилась по темной каменной лестнице, которая была ей уже знакома, и на самом нижнем пролете, буквально за несколько шагов до поворота… удар. Такой силы, что искры посыпались из глаз. Она взмахнула руками, потеряв равновесие, но все же не упала; однако, так и не смогла понять, что произошло, и, полностью дезориентированная, тщетно пыталась прийти в себя; затылок теперь ныл от резкого соприкосновения со стеной. Гермиона не успела даже вскрикнуть, как на ее рот отнюдь не нежно опустилась чья-то ладонь, кажется, затянутая в перчатку; глаза никак не могли привыкнуть к темноте, а паника уже охватила все ее существо. Она попыталась хотя бы замычать, забилась в руках неизвестного, но почувствовала кончик палочки, упирающийся в щеку, и затихла, и только сердце заходилось в попытке вырваться из грудной клетки. Не он. Не Лорд. Это ясно, сразу же стало понятно, и осознание этого придало ей немного сил, но страх никак не хотел выпускать ее из своих цепких объятий. Кто бы это ни был… он явно действовал против Волдеморта, иначе кто бы решился на такое дерзкое нападение…? Не раз и не два за эти тягучие секунды у Гермионы мелькала паническая мысль о палочке: о, как кстати она была бы сейчас, но, в то же время, она не могла не испытать облегчения от собственной прозорливости: с большой вероятностью «неизвестный» ее бы отобрал. Бесконечно долго, как ей показалось, таинственный нападавший ничего не говорил. Но когда его едва слышный шепот раздался возле ее уха, она готова была чуть ли не заорать от изумления и возмущения. Почему снова?..

— Люмос, — произнес знакомый голос, и Гермиона смогла, наконец, разглядеть его лицо, которое до этого момента никогда не видела так близко. Обычное, черт возьми, ничем не примечательное лицо.

— Какого черта, Нотт?! — выдохнула она одновременно с возмущением и облегчением. В конце концов, бывший однокурсник, пусть и был Пожирателем, но, если Драко говорил правду, принял Метку совсем недавно. Ну и — глупый аргумент — он хотя бы был с ней одного возраста. И роста.

— Я знаю, куда ты идешь. И зачем, — произнес темноволосый юноша, практически скалясь ей в лицо. Очень хотелось оттолкнуть его и убежать обратно — вверх по лестнице, к спасительной комнате, куда, должно быть, уже вернулась Нагайна, но Гермиона по какой-то причине на это не решалась, чувствуя необходимость прежде разобраться во всем, потому что, о, Мерлин, что-то здесь было не так, явно не так. Почему именно он поджидал их с Драко в Хогвартсе… Или это просто совпадение?

— Я не…

— Ты не… что? — мерзко передразнил Теодор и, наконец, отшагнул от нее. Только в этот момент Гермиона поняла, насколько сильно ей не хватало личного пространства все те несколько минут, что он держал ее. Тут у нее и появилась возможность рассмотреть его получше, но вердикт остался неизменным. Абсолютно. Ничего. Примечательного. Худощавый, среднего роста… И только! Она даже описать бы его не смогла, если бы нужно было. А Нотт, кажется, все ждал от нее какой-нибудь реплики, но Гермиона понятия не имела, что ему сказать, злясь на себя и на весь мир вокруг. Как же чертовски надоело чувствовать себя настолько уязвимой! Как же она хотела просто снова быть свободной!

— Если тронешь меня, у тебя будут большие проблемы, — нашлась Грейнджер спустя пару секунд яростной борьбы с собой, попытавшись пойти в наступление и использовать против однокурсника те же методы, что когда-то испытывала на Малфое.

Теодор презрительно скривился и зацокал языком.

— Спасибо за напоминание, я слышу об этом на каждом нашем собрании. Однако, как же забавно осознавать, в ком именно ты, грязнокровка, нашла защиту.

Настала очередь Гермионы скорчить недовольное лицо.

— Поверь, это не мой выбор. Он сам…

— Избавь меня от объяснений, — перебил Нотт без тени прежней улыбки. — Ты, как я погляжу, сейчас собираешься совершить большую ошибку, а я, исключительно по доброте душевной, хочу это предотвратить.

О чем он? Что ему известно?

— Ты ничего обо мне не знаешь, — вздернув подбородок, сказала Гермиона.

Она блефовала, разумеется. Гриффиндорка понятия не имела, что известно Теодору о ее планах, личности и… нынешней роли в войне и, кроме того, даже не представляла, какая роль отведена ему самому. И что он, собственно, здесь делает? Просто сегодня его очередь дежурить у решеток?

— Это не имеет значения, Грейнджер, знаю я о тебе что-то или нет, — отчеканил Нотт. — Не хочу даже предполагать, зачем ты здесь, хотя, буду с тобой честен, этот вопрос до сих пор интересует всех и каждого, кто слышал о тебе и твоем нахождении в особняке. Вот, к примеру, Малфой влез не в свое дело, какого-то черта совсем поплыл, подставился из-за тебя, да и теперь творит какую-то неведомую дичь, — он сморщил нос, всем видом выражая несогласие с «позицией» бывшего одногруппника. — Уж не знаю, что ты ему там наговорила, но со мной твои штучки не прокатят. Ты просто не должна спускаться в подвал, вот и все. И это не ради тебя, — неожиданно жестко добавил Теодор.

И тут в сознании Гермионы что-то щелкнуло: ее, можно сказать, осенило. Уж больно странно себя вел этот новоиспеченный «Пожиратель», слишком много лишнего он говорил. А лишнего ли?

— А… ради кого?

— Не твое дело, грязнокровка, — грубо осадил Теодор, но в его взгляде Гермиона смогла прочесть ожесточение и что-то до боли похожее на удовлетворение. Рад, что она догадалась? Очень странно! — Ты все равно ничего не сможешь сделать. Только не ты.

— Почему не я?

— Ну а что ты хотела? — осклабился Нотт. — Спуститься к ним поговорить? Каким-то образом открыть решетки, надеясь, что они заперты магловским способом? Или…?

— Передать свою палочку, — выпалила Гермиона на одном дыхании. Пан или пропал, решила она; это был тот случай, когда стоило пойти ва-банк, чтобы проверить его реакцию. В конце концов, гриффиндорка надеялась, что ни один Пожиратель Смерти в своем уме не стал бы лезть за доказательствами в ее воспоминания без прямого приказа, а Гермиона Грейнджер теперь владела окклюменцией настолько хорошо, что отбила бы любую атаку.

— Палочку? — вытаращился Теодор. — Палочку, Грейнджер?! Откуда она у тебя?

— Этого я тебе не скажу, — тихо, но твердо сказала она, угрожающе глядя исподлобья.

— Забудь, я и не хочу знать, — покачал головой Нотт. — Палочка… Палочка многое меняет. Но если хочешь кому-то из них помочь, подожди хотя бы месяц. Подожди до Рождества.

Мерлинова борода! Неужели он и правда…?

— Я не знаю, переживу ли я следующий день, а ты предлагаешь мне ждать еще месяц? — Гермиона лукавила, конечно, насчет ежедневного страха за свою жизнь. Но то, что она понятия не имела, что ждет ее каждый последующий день, было истинной правдой. И тут вдруг Теодор перешел на напряженный шепот, так разительно отличающийся от всей его надменной манеры речи, шокировав Гермиону до глубины души.