Мы никогда друг друга не любили (СИ) - Веммер Анна - Страница 25

— Ключи от порша в куртке, в которой я вчера пришел.

А в какой куртке он вчера пришел? Я открываю рот, чтобы рявкнуть, что я вообще-то не жена — запоминать, в чем благоверного принесли из бара, но раздается веселое «пилик» охранной системы, и Островский покидает квартиру.

Выдыхаю, отправляю сообщение водителю, что готова ехать, и окидываю себя взглядом в зеркале. Помимо предательского румянца ничто не выдает душевного раздрая. Через несколько минут, когда я спущусь на парковку, накатит волнение перед первой работой, а сейчас я хочу успеть сбежать из квартиры прежде, чем Виктор вернется.

— Сложно было подождать? — ворчу, разыскивая в гардеробной его куртку. — Кто вообще заставляет рыться в чужих карманах?

Куртки, конечно, нет на вешалке, она находится за пуфом, на полу. Я методично ощупываю карманы в поисках ключей, но не нахожу ничего похожего. Приходится вытащить все содержимое. Поразительно, сколько личного люди носят в карманах! Островский, например, носит презервативы.

Я должна быстро положить все на место и устроить ему взбучку, сказав, что не собираюсь рыться в чужих вещах. Но не могу сдержать любопытства. Не должна лезть в его жизнь, но за пять лет я ни разу не поинтересовалась, что за человек мой муж, а сейчас готова умереть от нестерпимого желания сунуть нос не в свое дело!

Пачка с презервативами вскрыта. Почему-то это открытие разливается горечью. Ну что я, в самом деле? Виктор и не скрывал, что у него были любовницы. Хотя, учитывая наш взаимный игнор, у него были вполне себе легальные официальные девушки. Измена не является таковой, когда отношения фиктивные.

Позже я обязательно разберусь, с чего вдруг стала считать, будто происходящее накладывает на нас с бывшим какие-то ограничения. А сейчас…

Клянусь, я не хотела.

Я собираюсь было вернуть телефон в карман, но экран словно по заказу вспыхивает и демонстрирует превью сообщения из телеграма. Впрочем, сообщение такое короткое, что полностью влезает в окошко.

«Родной, я скучаю и жду. Сегодня в 12 и навсегда».

Быстро, чувствуя, что руки почему-то начинают мелко дрожать, я засовываю телефон и презервативы обратно в карман, и бросаю куртку обратно на пол. Все указания, данные Островским, напрочь вылетают из головы.

Теплый новенький кофер отправляется в мусорку.

19. Виктор

— Я не ожидала, что ты придешь.

Сегодня жарко, весь город изнывает и прячется под кондиционерами. Никого уже не заботит внешний вид и букет ароматов парфюма. Но Надя выделяется: она хороша. Я всегда любил женщин, которые не игнорировали возраст. Не носили юбки-пачки с дурацкими футболками в сорок с лишним лет, не прыгали в легкомысленных джинсовых платьицах. Пожалуй, в женщинах — если говорить о внешнем виде — меня заводит именно это: умение принимать себя.

Надя одета в легкую блузку и белую юбку-карандаш. Она опирается о перила теплохода и улыбается яркому солнцу. Я задумчиво наблюдаю за ней из тени, из-под навеса.

— Тебя сейчас хватит тепловой удар, — говорю я.

— Я соскучилась по солнцу, водным прогулкам. По тебе.

— Ты жила на севере?

— В Миннесоте. Богом забытый городок с одним-единственным супермаркетом. Чтобы купить приличную одежду или новый телефон приходилось два часа тащиться на автобусе. Впрочем, потом и в наши края добралась доставка.

— Где ты остановилась?

Надя возвращается за стол. Вся вип-палуба теплохода наша, и меня не отпускает мысль, что утром я предлагал примерно то же самое Авроре. Хочется нервно смеяться, да не поймут.

— В хостеле, в паре станций от центра. Очень приличное чистенькое место.

— Сегодня переедешь. Я сниму тебе нормальный номер.

— Витя-Витя… — Надя со вздохом качает головой. — Мне не нужны твои деньги. Хотя я буду совсем не против, если пригласишь меня на кофе к себе.

На кофе… всю первую половину утра мысли занимал выброшенный Авророй кофер. Что это на нее нашло? Мне показалось, она даже обрадовалась подарку, насколько вообще в ее ситуации можно радоваться знакам внимания от меня. Признаться, я вообще думал, что после «почти секса» Аврора чуть расслабится и… и что?

Будет проще ее соблазнить? Получится врать о возвращении матери, которая утверждает, что ей не мать?

— Я сейчас в поиске жилья, поэтому живу у приятеля.

Прекрасно. Вру, как подросток, который запутался и не может выбрать между двумя девочками из разных классов.

— Ты стал таким… таким взрослым, — говорит Надя. — Нет, я и сама уже давно не девочка, я готовила себя к тому, что ты уже давно женат и счастлив в браке, воспитываешь кучу детей, что ты можешь даже не узнать меня. Но…

— Но?

— Не была готова к тому, что влюблюсь в тебя еще раз. Уже в нового.

— Это эйфория от встречи.

— Значит, ты ничего ко мне не чувствуешь?

Она тоже изменилась. Когда мы были вместе, Надя почти не умела переть напролом.

— Ты исчезла внезапно. Просто переехала, и все. Я долго пытался тебя найти, и очень долго скучал. И любил. А потом смирился, в конце концов, люди расстаются, переезжают. Наша беда была в том, что в моей башке было дерьмо бандитской романтики, а ты была всего лишь ребенком, для которого смена места жительства — как переход в другой мир. А потом я узнал, что ты умерла. Непросто вдруг осознать то, что ты жива.

— Понимаю. Вить… я не стану мешать, если мое возвращение, мое присутствие, рушит твою жизнь. Правда. Не буду влезать в твои отношения и не буду той ненормальной бывшей, которая спустя столько лет еще на что-то надеется.

Надя задумчиво протягивает руку, накрывая ладонью мою.

— Прости, что разбередила старые раны. Мне было нужно увидеть тебя. Я все двадцать лет жила только воспоминаниями о том, как жила, а не существовала.

— Чем ты занимаешься? Как зарабатываешь?

Надя мешкает с ответом, нехотя убирая руку и возвращаясь к десерту. Впрочем, он ее мало интересует, она лишь расковыряла нежнейшее безе и разбросала по тарелке свежие ягоды.

— Я…

— Что? Это простой вопрос. Ты же как-то жила эти двадцать лет, у тебя есть профессия?

— Я работала в больнице. То есть… не медсестрой, а как это называется… medical assistant… младший мед. ассистент? Тот, кто ухаживает за больными, меняет белье и все такое…

— Санитарка.

— Точно! Извини, я старалась поддерживать русский, но могла только общаться в сети и смотреть сериалы. Я работала в местной больнице. Платили немного, чуть больше, чем в макдональдсе, но…

Надя краснеет.

— Рогачев поддерживал меня, компенсируя ссылку. Ты, должно быть, сейчас окончательно во мне разочарован.

— Почему? — Я пожимаю плечами. — Работать не стыдно.

— Я просто понимаю, как это выглядит. Получала деньги от мужа и сидела тихо, как мышь. А как только переводы прекратились — прибежала к бывшему любовнику.

— Я так не думал.

— А я бы подумала. Я боялась его, знала, что Рогачев не допустит моего возвращения. Но отчасти все правда: не получив очередной перевод, я позвонила юристу, и тот ответил, что Леня умер. Наследников нет, кроме партнера по бизнесу, Островского Виктора — и меня как током ударило. Я неслась в аэропорт уже через час после разговора. Летела, кажется, часов сорок с пересадками. Но я приехала не из-за денег, клянусь!

Надя всхлипывает и вытирает со щек слезы. Я жадно всматриваюсь в ее облик, ищу сходства и различия с Авророй. Их больше, чем я думал, будто память, сознание, желая снова увидеть Надю, дорисовывали ее черты до полного сходства. Но плачут они одинаково. Тихо, замыкаясь в себе.

— Мне плевать на деньги, — говорю я. — Вечером переедешь в нормальный отель и получишь кредитку.

— Витя…

— Ты гражданка США? У тебя виза или что? Тебе нужна помощь с документами?

— Нет, нет! У меня двойное гражданство, все в порядке.

— Хорошо. Дай мне паспорт, помощница забронирует тебе номер и купит российскую симку.

Надя судорожно — руки мелко дрожат — копается в сумке.