Мы никогда друг друга не любили (СИ) - Веммер Анна - Страница 24

Проснувшись я думаю, что проспала первый рабочий день, но, к счастью, время всего лишь шесть. Я почти не дышу, молясь, чтобы Виктор не проснулся. Его рука по-хозяйски покоится у меня на спине, и приходится выгнуться, как кошка, чтобы сползти с дивана.

Прохладный душ немного успокаивает и отрезвляет. Я смываю с себя запах Островского, ощущение его прикосновений, и снова становлюсь привычной Авророй. По крайней мере, могу себя в этом убедить. Если усилием воли не вспоминать прошедшую ночь, просто о ней не думать, то все как прежде. Почти…

Что надеть в первый день на стажировке у флориста? Деловой костюм глупо, платье — не практично. Я злюсь, потому что понятия не имею, в чем ходят на работу. Надеваю джинсы, белую футболку и спортивный пиджак. Не слишком официально, но и не по-летнему легкомысленно. Не знаю, до какого времени продлится работа, но если до позднего вечера — то может быть прохладно.

Потом я собираю волосы в хвост и долго смотрю на себя в зеркало. Не знаю, чего больше боюсь: новой самостоятельной жизни, того, кто угрожает и оставил ключ, или встречи с Островским. Последнего, я надеюсь, получится избежать. Проскользну мимо гостиной, где он спит, в холл, из подъезда вызову водителя, и уеду. А потом будет поздно говорить о случившемся, мы сделаем вид, будто ничего не было и…

— Тебе вегетарианский рацион или средиземноморский? — вдруг раздается из гостиной.

— Что?

Островский уже не спит, сидит за барной стойкой с ноутбуком, а неподалеку неторопливо готовится свежий кофе. Желудок переворачивается от мысли о еде, но я все еще надеюсь сбежать. Тем более, что Виктор без рубашки, и сейчас это пугает даже больше, чем раньше.

— Спрашиваю, какое питание заказать тебе в полет. Морепродукты, вегетарианское или классическое? Классическое не рекомендую.

О чем он? Я несколько секунд стою в оцепенении, не способная осознать смысл слов бывшего мужа. Потом, с трудом отмахнувшись от новой волны воспоминаний, восстанавливаю в памяти разговор, предшествовавший… всему.

— Я никуда не полечу.

Виктор замирает над ноутбуком. Я готова поклясться, он хмурится!

— Позволь узнать, почему? И прекрати говорить со мной из коридора. Мы вроде бы договорились, что ты улетаешь. Иди сюда и объясни, что не так.

Хочется двинуть ему стулом за этот отеческий тон.

— Мне кажется, это очевидно. После развода я получила четыре миллиона. Их впритык хватает на квартиру в городе поменьше, ну или на крошечную студию на этапе котлована. Жизнь в другой стране на эти деньги я не потяну. И работу не найду, сейчас своих некуда девать, иммигрантка из России — не самый оплачиваемый специалист, тем более, что я ничего не умею. Здесь у меня есть стартовый капитал на жилье и работа — по крайней мере, я надеюсь, она есть с сегодняшнего дня.

Островский морщится, и непонятно: то ли ему не нравится то, что я отказываюсь лететь, то ли просто после пьянки болит голова. Я вдруг вздрагиваю, словно ужаленная: а если он ничего не помнит? Черт… так ведь проще… или нет? Почему я тогда чувствую разочарование?

— Я не предлагал тебе тратить твои деньги. Я оплачу перелет, жилье и все остальное.

— Нет.

— Нет?

— Нет, — твердо повторяю я. — Этот вариант меня не устраивает. Я не стану жить за твой счет, в абсолютной зависимости. Не буду брать у тебя деньги и не позволю распоряжаться моей жизнью.

— О как, — хмыкает бывший муж. — А ничего, что это — меры по обеспечению твоей же безопасности? Или ты уже забыла, как в квартиру кто-то подкинул ключ от гостиницы? Надо запатентовать амнезию как побочный эффект оргазма.

Я стискиваю зубы и чувствую, как краснеют щеки. Помнит.

— Текущих мер достаточно. Ты приставил ко мне охранника, он справляется со своей работой.

— Судя по этому, — Островский машет ключ-картой, — не очень.

Я выхватываю ее из его рук и прячу в карман рюкзака.

— Не хочу это обсуждать. Я не полечу за границу. Здесь у меня только начала налаживаться жизнь. Появились друзья. Я не хочу оказаться в чужой стране на обеспечении бывшего мужа с абсолютным непониманием, как жить дальше и что будет, если ты вдруг решишь, что я и так получила лишнего. Закрыли тему.

— Окей.

Виктор захлопывает ноутбук и поднимается, а я инстинктивно отступаю на несколько шагов.

— И я хочу вернуться в свой отель. Твой охранник может присматривать за мной и так.

— Нет.

— Ну вот видишь, тебе тоже не нравятся мои идеи. Я хочу уехать, но в отель, а не в Канаду. А поеду на работу. У меня первый день и я не хочу опоздать.

— На работу…

Как-то незаметно Островский оказывается рядом со мной. И я снова чувствую нестерпимое желание… забиться в самый дальний темный угол от стыда. Докатилась! Теперь мне рядом с ним СТЫДНО!

— Не ходи на работу, — вдруг говорит Виктор тихо. — Сходим куда-нибудь. Пообедаем на теплоходе.

— Не надо.

Я мигом теряю всю решимость и оказываюсь в шаге от того, чтобы трусливо сбежать. Меня накрывает теплом и запахом мяты с цитрусами, исходящим от Виктора. Теперь этот запах прочно ассоциируется с совершенно неправильными ощущениями, которые я способна испытывать рядом с ним.

— Не надо что?

— Не надо вести себя так, как будто мы вместе. Все, что было — ошибка. Просто я испугалась, а ты напился.

— А в прошлый раз?

— А в прошлый раз напилась я.

— Значит, сейчас снова твоя очередь, — улыбается он.

Я закатываю глаза, но мысленно выдыхаю — шутка разряжает атмосферу. Островский тем временем отходит куда-то в холл, а возвращается с массивным термостаканом черного цвета. С такими ходят сейчас почти все. Виктор отдает мне стакан и с невозмутимым видом отправляется к холодильнику — искать какую-нибудь еду. Но это бесполезно, я уже пробовала.

— Зачем это? — спрашиваю я.

— У нас все по офису ходят с такими. Цедят кофе нон-стопом. Все сдохнут от инфарктов. Теперь ты настоящий офисный сотрудник, котенок.

— Я флорист.

А точнее даже не флорист, а безработная девица, которая очень хочет стать флористом, ибо ни на что другое у нее не хватит мозгов и умений.

Но кофер, пусть и в качестве подарка Островского, это прекрасно. Я с мстительным удовольствием выливаю весь кофе из кофейника в стакан и завинчиваю крышку, наслаждаясь разочарованным взглядом Виктора. В холодильнике — пусто, кофе увели из-под носа, тщательно выстроенный план с отправкой меня в Канаду разбился о суровую реальность.

Мне хочется захихикать, хотя смешного во всем этом ничего нет. Мы сами заперли друг друга в стеклянной клетке, и если с ненавистью могли как-то жить, то теперь все перевернулось с ног на голову.

Мне хочется захихикать, хотя смешного во всем этом ничего нет. Мы сами заперли друг друга в стеклянной клетке, и если с ненавистью могли как-то жить, то теперь все перевернулось с ног на голову.

— Ну, раз кофе не осталось, спущусь в кофейню и добуду завтрак. Котенок, принести тебе тарталетку?

— Котят кормят вискасом.

— Обижаешь. Масс-маркет не держим.

Виктору весело, а я одновременно и злюсь, и в смятении. Конечно, для него все это — игра. А точнее даже не игра, а обыденность жизни холостого мужчины. Сегодня одна, завтра другая. Когда есть деньги, не мешают ни штампы в паспорте, ни угрызения совести.

«И чего это ты бесишься?», — фыркаю сама на себя. — «Только что велела ему не вести себя так, словно вы вместе. Он и не ведет».

Хотя меня всегда раздражал этот цинизм богатых и успешных мужчин. Что в отце, что в Викторе. Они с легкостью относились к жизни, к сексу, к браку. Для них это совершенно необязательные атрибуты большой игры: в деньги, во власть, в силу.

— Да, возьмите с Валентином сегодня «порш», пусть оставит его где-нибудь возле тебя и пригонит мой «шевроле», который я вчера бросил у бара.

— Тот шевроле, в который я въехала? Не слишком ли много испытаний для бедной машинки?

— Да, у нее после тебя в жизни черная полоса. Запомнила?

— Запомнила.