Клуб «tenebris» (СИ) - Климова М. А. - Страница 16

    Не сразу понял, в чём провинился, стал жадно осматривать её тело, пытаясь найти ответ, и нашёл. Карта треф, выбитая на бедре, ярко напоминающая о ночи в клубе «Tenebris», лучшей ночи за всю мою жизнь, не считая этих нескольких часов. Я помнил всё. И предвкушение, колющее в пальцах, держащих пригласительный, и полную покорность незнакомки с фарфоровой кожей, и красные губы, обхватывающие член, и откровенную отдачу мне и моим желаниям. Поверить не мог, что та послушная жрица любви и моя стервозная Лера – один и тот же человек. Как в одной женщине может сосуществовать такие противоречивые личности. И ведь Лера в клубе не играла, она, действительно, была собой, как и сейчас, пыжась от злости, краснея от стыда, прикрывая глаза от смущения.

- Господи. Неужели я делала всё это с тобой? Какой позор. Как такое могло случиться? Двенадцать с половиной людей в городе… Закрытый клуб… Одна ночь разврата… За что? – прятала в ладонях лицо и трясла в отрицании головой.

- Лер, ну ты чего? Это же хорошо, что так получилось. Теперь мы знаем друг о друге намного больше. Я, например, помню, что ты можешь быть покорной, и мне очень понравилась власть над тобой. Ты видела меня жёстким, не сдерживающим желания и потребности, при этом кричала от удовольствия.

- Не трогайте меня, Глеб Вадимович, - отшатнулась от меня, когда я попытался к ней приблизиться. – То, что здесь произошло, - обвела рукой круг в воздухе, - большая ошибка. Вы больше никогда ко мне не подойдёте и не посмеете до меня дотронуться. Даже говорить со мной не смейте!

    Лера сорвалась на крик, заметалась по комнате, собирая разбросанные вещи и метая молнии. Её реакция была не понятна, а блестящие от подступивших слёз глаза выдавали приближение истерики. Может, конечно, я дурак, и хер пойму когда-нибудь бабскую логику, но ничего плохого в сложившейся ситуации не виде. Наоборот, одни плюсы. Теперь мне окончательно стала понятна странная тяга к Леркиному телу, моментальная привычка с одного касания, невозможность выпустить её из объятий.

- Лер, давай я хотя бы тебя отвезу. Ты успокоишься, и мы потом поговорим, - постарался к ней подступиться.

- Я ещё не разучилась пользоваться услугами такси, - застегнула юбку, накинула пиджак и вышла в коридор, не глядя на меня.

    Гнев выплёскивался у неё через край, да так чувствительно, что даже Даниш ретировался на кухню, лишь бы не отхватить незаслуженных пиздюлей. Входная дверь громко хлопнула, оставляя меня в мёртвой тишине с трусами в руках и непониманием, что делать дальше. А что остаётся делать? Погулять с малышом, испуганно выглядывающим из коридора, поджав уши и хвост, лечь спать, с надеждой на русскую пословицу: «утро вечера мудренее».

    На сухую не засыпалось. Пришлось опять дружить с коньяком, жалуясь заснувшему в ногах псу на несправедливость жизни, на выключенный Леркин телефон, на сложности в переводе между женским и мужским языками. Даниш тихо похрапывал, периодически подёргивал конечности и молча слушал.

    Видно, это и есть моя реальность – я, храпящая собака и алкоголь, ни капли не смягчающий удар мордой об стол.

Глава 19

    Стыдно. Как же мне было стыдно. Стыд расползался ядовитыми воспоминаниями по крови, засасывался в сердце и оседал на стенках, провоцируя скоростной ритм и болезненное давление. Стало, вдруг, тяжело смотреть Глебу в глаза, а страх увидеть там осуждение и брезгливость гнал покинуть квартиру как можно скорее.

    Так сложилось в обществе, что для мужчины поход в такой клуб считался очередным приключением, не особо влияющим на репутацию, а для женщины… Для женщины такое приключение грозило не слишком приятными последствиями. Что можно сказать о леди, пришедшей в закрытый клуб и позволившей делать с собой незнакомому партнёру всё то, что позволяют девушки с пониженной социальной ответственностью.

    Уверена, что не каждая ночная бабочка согласится на те вещи, которые делал со мной Казарцев. Только главное условие «Tenebris» тайна и анонимность, а на мне произошёл сбой. Почему там не включили пункт в договор о запрете демонстрировать особые приметы на теле? Почему, чёрт возьми, вместе с масками не выдают моток скотча и чёткую инструкцию по обмотке стратегически опасных мест?

    Господи! Он заставлял меня делать ему анилингус! Вернее, как заставлял… Задрал ногу на кровать, когда я вылизывала яйца, ползая на коленях. Случайно всё получилось, или тонкое управление со стороны Глеба, но я с азартом перемещалась выше от тяжёлых мешочков и активно обрабатывала языком анус. Казарцев так сладко стонал, выгибался, подставлял зад, что я даже рискнула добавить к оральным ласкам пальцы.

    После этого он очень многое проделал с моей задницей, проверив на ней функционал игрушек, провоцируя меня не только кричать, но и развратно раздвигать руками ягодицы, для более глубокого доступа внутрь. Тогда мне было пиздец, как хорошо, сейчас пиздец, как плохо. Можно ли надеяться на выборочную амнезию, вытравившую из головы Глеба хотя бы самые гнусные воспоминания той ночи? Вряд ли. Он помнит всё, а глядя на меня будет помнить ещё очень долго. Хоть увольняйся, забрасывай вещи в чемодан и беги из города на другой конец света.

    Другой конец света я нашла дома, сгребая в охапку мяукающего нахала, добравшегося в моё отсутствие до полки с шарфами, и прячась под одеяло. Под закрытыми веками мелькали картинки недавнего прошлого, от которых краска заливала всё тело. До данного вечера воспоминания вызывали тянущее томление внизу живота, сейчас же грудь распирало от неминуемого ужаса, прущего напролом через мою уравновешенную жизнь. Будь проклят тот день, когда я надела чёрную маску и поехала за неизведанными, острыми ощущениями.

    Мне не удалось заснуть, лишь проваливалась в кратковременные кошмарные видения на несколько минут. В них меня судил за аморальное поведение Грач, присуждая позорное изгнание и сорок плетей. В следующем провале мою судьбу решали в аду, обрекая на вечное оральное удовлетворение нескончаемой вереницы незнакомых мужиков. Вырвавшись из этого бреда, чувствовала онемение челюсти и болезненный зуд в пересохшей глотке. Чур меня, чур меня, чур меня – вертелось на языке, когда тёрла себя жёсткой мочалкой под горячими струями воды.

    Душ не помог, а ухудшил положение. К раскалённым ощущениям в горле добавился озноб, головная боль и ломота в костях. Градусник неприлично подмигивал цифрами тридцать восемь и шесть, сглатываемые слюни прожигали похлеще лавы, а странные точки, мелькающие цветными вспышками в глазах, сигнализировали о серьёзной потрёпанности нервной системы и болезни, подкосившей организм. Середина лета, а меня плющило, как в сезон вирусных простуд.

    Выпив жаропонижающее, кое как доползла до кровати, завернулась в одеяло, пропахшее потом после кошмарной ночи, и провалилась в сон, постукивая лихорадочно зубами. Очнулась в кромешной темноте от въедливого звонка в дверь, не замолкающего длительное время. Что за мразина прилипла к кнопке посреди ночи? Из последних сил сползла на пол, выбралась в коридор, цепляясь за стену, и открыла дверь.

- Не хотел тебя беспокоить, но на звонки ты не отвечаешь, а я волнуюсь.

    На пороге мялся Глеб, сжимая в одной руке букет тёмно-красных роз, а в другой торт и бутылку вина, зажатую подмышкой. Перекошенная улыбка была последней, что увидела я, когда пол ушёл из-под ног, а потолок дёрнулся и упал мне на голову.

- Лер, Лера, держись куколка, - бормотал Казарцев, подхватив моё отяжелевшее тело, перенося в спальню и укладывая во влажную постель. – Блядь, Лера, ты горишь. Нужно вызвать скорую.

    Следом за его словами пришла темнота, и темнота, и ещё раз темнота. Где-то между ней вскользь пронёсся неизвестный мужик, представившийся врачом скорой помощи, проскользнули слова об ангине, случившейся в середине июля, мелькал Глеб, ругаясь и делая уколы в мягкое место, или уговаривая пополоскать горло и выпить микстуру.

    Затем я враз вынырнула, ощущая сухость во рту и смертельную слабость, как после высокой температуры, выпаривающей жидкость из организма. Хотя почему как. Меня действительно скручивало от жара, сминающего кости и рвущего мышцы на много маленьких частей.