На грани - дю Морье Дафна - Страница 5

– Интересно, почему старый папин друг, капитан Барри, так нам и не написал? – как бы между прочим спросила она. – Ведь он жив, не так ли?

– Кто? – У матери был отсутствующий вид. – А, ты говоришь о Нике? Думаю, что он жив. Несколько лет назад он попал в автомобильную аварию. Но они с отцом расстались еще до этого. Он уже много лет нам не писал.

– Интересно, почему?

– Не знаю. Они поссорились из-за чего-то. А ты видела, какое трогательное письмо прислал адмирал Арбатнот? Мы с ними жили в Александрии.

– Да, я видела. Каков он из себя? Не адмирал – Ник.

Мать откинулась на спинку стула, обдумывая ответ.

– Честно говоря, я никогда не могла понять, что он за человек, – проговорила она. – Иногда он бывал очень веселым, особенно на вечеринках, а иногда всех игнорировал, делая при этом саркастические замечания. В нем была какая-то дикость. Помню, как однажды вскоре после нашей с отцом свадьбы – ты знаешь, он был шафером – он приехал сюда, перевернул всю мебель в кабинете и напился. Ужасно глупый поступок. Я тогда страшно разозлилась.

– А папа рассердился?

– Кажется, нет, я не помню. Они так хорошо знали друг друга: ведь они служили вместе, еще мальчишками познакомились в Дартмуте. А потом Ник ушел в отставку и вернулся в Ирландию, и они в некоторой степени отдалились друг от друга. У меня создалось впечатление, что Ника уволили, но я никогда об этом не спрашивала. Ты же знаешь, что папа не любил обсуждать то, что касалось его службы.

– Да…

«Бедняга Ник. Задира. Мне хотелось бы пожать ему руку и пожелать удачи…»

Несколько дней спустя она проводила мать в аэропорт и начала собираться в Дублин. За день до отъезда, роясь в отцовских бумагах, она нашла листок, на котором были записаны какие-то даты и имя Ника с вопросительным знаком. И никаких пояснений. Пятое июня, 1951. Двадцать пятое июня, 1953. Двенадцатое июня, 1954. Семнадцатое октября, 1954. Двадцать четвертое апреля, 1955. Тринадцатое августа, 1955. Этот список не имел никакого отношения к другим бумагам отца. Должно быть, он попал сюда случайно. Взяв чистый лист, она списала все даты и положила его в конверт, который засунула между страницами туристского путеводителя.

Итак, она собралась в дорогу – и вот она едет к нему, для того, чтобы… что? Извиниться от имени покойного отца перед отставным капитаном? В юности был настоящим дикарем?

Был заводилой на вечеринках? Образ, возникший в ее воображении, не привел ее в особый восторг, и она стала рисовать помощника боцмана средних лет, улыбка которого походила на оскал гиены. Она представила, как над каждой дверью он устанавливает мины-ловушки. Возможно, он уже успел опробовать их действие на начальнике морского штаба, и за это его уволили. Автомобильная авария превратила его в отшельника, в озлобленного шута, ушедшего в отставку (однако, галантного, как говорил ее отец, только что же это значило – что он нырял в покрытую пленкой мазута воду, чтобы спасать тонувших моряков с подбитого судна?). Она представила, как он сидит в старом особняке григорианского стиля или в каком-нибудь замке, грызет ногти, пьет ирландское виски и горюет по ушедшей юности, которую он провел в интернатах и училищах, где приходилось спать на таких коротких кроватях, что невозможно было вытянуть ноги.

Около семидесяти миль отделяли ее от Дублина. Теплым погожим октябрьским днем она ехала по малонаселенной местности, и с каждой милей растительность по обочинам дороги становилась все гуще и обильнее. Все чаще на западе она замечала слепящий глаза блеск воды, и внезапно ее взору предстало несметное количество крохотных озер, разделенных полосками суши. Однако ее надежда позвонить в дверь григорианского особняка таяла с каждой минутой: вокруг не было ни одной стены, подходящей для того, чтобы огораживать величественное поместье, – только поля, и никаких дорог, ведущих к озерам.

Описание Боллифейна, содержащееся в путеводителе, было кратким. «Расположен к западу от озера Торра, имеет множество небольших озер, расположенных в непосредственной близости от поселения». Как сообщал путеводитель, в гостинице «Килмор Армз» было шесть спален, но ничего не говорилось обо «вс. удобст.». Если будет совсем плохо, она может позвонить Нику: дочь его старого друга оказалась поблизости, не будет ли он так любезен порекомендовать ей приличный отель в пределах десяти миль, она обязательно перезвонит ему утром. К телефону подойдет дворецкий, тоже старый отставник, прошедший переподготовку. «Капитан будет счастлив, если вы соизволите воспользоваться его гостеприимством и остановитесь в замке Боллифейн». Будут лаять ирландские овчарки, на ступеньках, опираясь на трость, появится сам хозяин…

Впереди показалась церковная колокольня, и взору Шейлы открылся сам Боллифейн: небольшой поселок, единственная улица которого взбиралась на холм и по обеим сторонам которой стояло несколько почтенного вида домов и магазинов. Над дверями краской были выписаны названия типа «Дрисколл» и «Мерфи». Здание «Килмор Армз» нуждалось в побелке, однако прохожий вряд ли заметил бы этот недостаток, так как в прикрепленных на окнах ящиках росли цветы, предпринявшие отважную попытку распуститься во второй раз. Этот яркий мазок привлекал к себе все внимание.

Шейла припарковала свой «остин-мини» и огляделась. Двери гостиницы были открыты. Холл, который одновременно служил и комнатой для отдыха, был прибран и пуст. Никого не было видно, однако колокольчик на стойке, расположенной слева от двери, казалось, лежал здесь не случайно. Она позвонила, и из задней комнаты вышел мужчина с грустным лицом. Он прихрамывал, носил очки, и у нее возникло чувство, будто это сам Ник, который вынужден зарабатывать себе на жизнь.

– Добрый вечер, – сказала она. – Могу ли я выпить чаю?

– Можете, – ответил он. – Вам приготовить полдник с чаем или только чай?

– Ну, лучше полдник, – проговорила она и, представив себе горячие ячменные лепешки и вишневое варенье, одарила его лучезарной улыбкой, которую обычно приберегала для тех, кто в театре открывал ей дверь на сцену.

– Через десять минут все будет готово, – сказал он. – Столовая направо, три ступеньки вниз. Вы приехали издалека?