Безликий и Чудовище (СИ) - "Atyra Rommant" - Страница 89

— Да ты..?!

Жолдыз резко вскочила на ноги и, повалив стул, отступила назад, продолжая с презрением смотреть на мужчину, который уже неспешно вставал с пола.

— Что «я»? Вот просто — что?! Я — Бальтазар, приятно познакомиться!

— Чёрт подери, да ты просто вокруг посмотри!

— Ну и что в этом «округе» такого плохого?

— Да что-ж..! — Жолдыз затрясло, она гневно зарычала. На руках у неё уже надрывался перепуганный малыш. — Посмотри! Посмотри, что там творится, грёбаный ты кретин! Разбой, нищета, проституция — это ты хотел, Бальтазар? Этого?

— Я…

— Я ведь помню тебя! Помню, каким ты был! Помню, как мы ходили, планировали, предлагали людям твои изобретения! Ты же хотел сделать этот мир лучше, Бальтазар! Хотел направить свои изобретения во благо! Что изменилось?

— Если ты действительно всё это помнишь, то в твоей голове явно есть воспоминания о том, что ни-хер-та из всего того, что я в этих тоннах бумаг начиркал, никому не было нужно. Ни простым жителям, ни королю с королевой — никому! Так что в том, что я перестал сильно замораживаться из-за других, я особой проблемы не вижу.

— Настоящий Бальтазар так бы не сказал.

— Ой-ой-ой, это-ж откуда мы знаем?

— Я знаю, потому что люблю тебя!

— Ах, теперь выясняется, что ты меня любила. Ну, и почему же тогда свиснулась, даже не попрощавшись?

— Так было лучше.

— Для кого?

— Для всех. В первую очередь для тебя.

Бальтазар замолчал. Склонил голову, сжал кулаки. Дыхание дрожало. В конце-концов он зацепил сапогом ножку стула, придвинул его к себе, рухнул на седушку и впёрся лбом в спинку.

— Я сидел в снегу, я рвал на себе волосы, я орал так, что… — С глубоким вздохом он поднял глаза. — А тебе не приходило в голову, что именно ты меня добила? Ты… Ты не могла хотя бы записку оставить, что я… Мы… У нас есть он?

— Чтобы ты бросился нас искать и нажил себе ещё больше проблем? Бальтазар, твой отец совершенно не возражал, когда мой был готов забить тебя до смерти. Я ужасно боялась, что выкинь ты ещё хоть что-нибудь, и они тебя вообще казнят. Я так надеялась, что Зигмунд за тебя заступятся и они оставят тебя в покое.

Бальтазар болезненно рассмеялся, растянув рот в грустной ухмылке.

— Я отказался оставаться с Зигмундом. Хотел посмотреть, как они себя будут вести. Меня бросили в тюрьму. Почти не кормили. Собирались отправить куда-нибудь в самые дремучие закрома королевства, лес валить. Хотели окончательно и бесповоротно стереть факт моего существования из истории. Я не собирался этого дожидаться, хотел покончить с этим быстро. Даже острый осколок бутылки раздобыл. Но знаешь, в последний момент подумал: блин, а почему я? Почему я, а не они? Ты… Ты сама подумай: я создал все эти вещи. Я создал то, что люди ещё даже осознать человек, а они хотят усадить на трон того, кто даже самую ничтожную реформу будет боятся провести, тем самым останавливая и без того почти не двигавшееся ещё незапамятных времён развитие этого проклятого государства ещё лет на сорок как минимум. И я избавился от них. Сначала от старших, потом и от остальных, чтобы меньше хлопот было. И я действительно по-началу пытался что-то менять. Образование, торговля, там, политические отношения… Но кому это было нужно? Как оказалось, всем этим свиньям, — и знати, и тем, кто пониже, — было вполне комфортно в их свинарниках. В самом начале я не придавал особого значения их постоянным протестам, думал, побесятся и успокоятся. Но нет. Потом осознал, что хоть как-то изменить этих людей — дело гиблое. От поколения к поколению, сын за отцом, а мать за дочерью — они проделывали ряд одинаковых, ничем не примечательных действий, и они не планировали выходить из этого ещё долгие и долгие столетия. Я задумался и пришел к выводу, что самое лучшее решение — это уничтожить всё. Сделать так, чтобы они никак не смогли продолжать ход по этому замкнутому кругу, поместить их в стрессовые условия, заставившие бы их явить для всего мира их истинную сущность. Всё сработало так, как я и предполагал — на свет явилась куча невежественных обезьян, которые готовы друг другу глотки перегрызть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ну, и?

Бальтазар недоумённо поднял брови.

— Что?

— Ты, вот такой весь замечательный, явил этому прогнившему миру его истинную сущность — и что?

— Я… Я надеялся, что они тем самым придут к выводу, что надо двигаться дальше. Даже активно распространял пропаганду этого.

— Я слышала. Вот только знаешь, что ты не договариваешь, Бальтазар? — Король уставился на Звёздочку. — Ты всё разрушил в первую очередь потому, что хотел отыграться таким способом. Нет, ты сам посуди — ты хоть понимаешь, насколько абсурден весь твой план? Если все люди этого королевства реально настолько тупые, как ты говоришь, то подобный подход лишь уничтожит в них последние капли рассудка, и я просто не поверю, что ты этого не осознавал, если вообще был в те минуты в своём уме. Насчёт убийства твоей семьи — в том есть и моя вина, признаю, потому я и не берусь тебя судить. Возможно, мне действительно надо было поступить как-то по-другому, нежели просто уйти. Но все твои остальные действия, начиная с вот этой твоей «гениальной» задумки — это лишь упоение властью, а не желание помочь. Ты не смог их убедить в том, что твои изобретения могут им помочь, и верх взял эгоизм. Желание управлять, ущемлять и тем самым культивировать своё «Я». Ты так много обвиняешь этих, как ты выразился, «обезьян», которые так и жаждут испортить тебе жизнь, и совсем не замечаешь, что ты не слишком-то далеко от них ушёл. Посмотри на себя, Бальтазар. Посмотри, в кого ты превратился. Я вот лично перед собой вижу не гениального страдальца, которого так старательно рисует тебе твоё ущемлённое самолюбие, а самовлюблённого, озлобленного и переполненного жалостью к себе… человека. Знаешь, я всё ещё хочу верить, что тебе осталось ещё хоть что-то с тех времён, когда мы могли выехать на твоём драндулете за горных хребет, рухнуть мордой в снег и часами пялиться на звёзды. Я не хочу уходить так же, как и тогда, в неизвестность, оставив тебя одного. Уверена, что это вновь не приведёт ни к чему хорошему. Я хочу тебе помочь. Сама даже не знаю как, но хочу привести тебя в чувства. И не надо смеяться.

— Наивно.

— Возможно.

— А вот что ты скажешь на моё заявление о том, что меняться я особо не стремлюсь. Мне и так хорошо… Подожди, подожди, не перебивай! Послушай, я ведь и вам могу устроить жизнь со всеми благами! Только подумай…

Звёздочка, с лицом еле сдерживавшего плач ребёнка, сглотнула тугой комок в горле. Король тем временем всё продолжал уже совершенно безразличный для девушки монолог:

— … я же всё вам могу дать! Всё! Еду, жильё, да ещё какое! Целый дворец в полном вашем распоряжении! Да что там дворец, весь мир скоро будет у ваших ног! У твоих ног, Жолдыз! Забудешь ты все эти швабры, мётлы и тряпки, как страшный сон! Ты — актриса, которой скоро будет восхищаться каждый в этом королевстве, все сцены которого сейчас под моей рукой. Помнишь, как ты мне говорила, что ужасно хочешь сыграть эту, ну, как её там? Элисию-Шалисию… Н-Не важно! Сыграешь, да и не только её! Все главные роли всех театров на земле отныне твои, слышишь? Да и мальчик наш — представь, как ему здесь хорошо будет! Я же вас на руках носить буду, а ему вообще всё на свете отдам! Выращу, все мои знания передам, я…

— Нет. — Звёздочка прикрыла свободной рукой опущенное лицо. Голос у неё был как у вековой старухи.

— Ч-Что, прости.

— Нет. — С нажимом на каждую букву повторила женщина, будто вовсе не могла сказать больше ничего.

— Что «нет»?

— Сына здесь не будет, Бальтазар. Прости, но это моё окончательное решение. Однажды ты поймёшь. У него не должен быть такой отец.

— Какой «такой»? — Голос короля еле заметно дрогнул.

Жолдыз прекрасно понимала, что он вот-вот взорвётся. Надо уходить.

— Чего? Чего отворачиваешься? Давай, договаривай!

Мужчина начал повышать голос.

Ответа ему не последовало.