Сияние полуночи (СИ) - Жданова Алиса - Страница 50

Если бы на его месте был кто-то другой, я бы ни за что не согласилась на что-то непонятное — но Фэн Хаю я доверяла больше, чем себе. Если он хочет что-то сделать, то я не буду его останавливать — потому что и сама хочу быть с ним настолько, насколько можно. Даже если потом нам придется расстаться, у меня останутся эти воспоминания, и я не стану ни о чем жалеть.

Бантик завязок был распутан, и, не дождавшись возражений, Фэн Хай поцеловал меня так, как никогда не целовал прежде — словно его терзал внутренний огонь, пылающий в его жилах, и только я могла погасить его; но вместо этого этот огонь передался и мне, и я сжала пальцы на его плечах, чувствуя под тонкой тканью одежды перекатывающиеся мышцы, вдыхая свойственный ему запах хвои, которым пропахли все его вещи. Я прерывисто вздохнула, когда он, на миг оторвавшись от меня, снял собственное одеяние и, стянув мое верхнее платье, принялся за завязки нижнего. Скользнув губами по щеке, он покрыл поцелуями мою шею, плечи, и, почувствовав его губы на своей коже, я вдруг поняла, что и второго платья на мне уже нет. Сжав пальцами простыни, я прикусила губу, чтобы не застонать, и откинулась на постель, теряя голову от его требовательных прикосновений. Жар в теле все нарастал, покуда его не стало совершенно невозможно терпеть, и потом взорвался, оставив меня с трудом приходить в себя, как волна, схлынувшая с берега, оставляет на берегу жертву кораблекрушения, судорожно пытающуюся прийти в себя.

Море не отпустило свою обессилившую добычу так легко, и, переплетая наши пальцы, Фэн Хай снова притянул меня к себе, и я делала все, как он показывал, не ощущая ни малейшей неловкости — какая неловкость может быть между двумя любящими людьми? Через какое-то время и он, вдруг на миг сжав меня так, что было почти больно, и шепча в губы какие-то слова, я не могла разобрать, какие, без сил упал на постель. Прижав меня к себе, Фэн Хай рассеяно перебирал пальцами пряди моих волос, а я прижалась к нему, положив ладошку ему на грудь. Прямо под моими пальцами в его груди быстро стучало сердце, и мне казалось, что и мое сердце теперь бьется в таком же ритме.

— Айлин, — повернувшись ко мне, Фэн Хай серьезно, спокойно посмотрел мне в глаза, — я не откажусь от тебя, что бы ни случилось. Если мы не найдем способа расторгнуть твой брак, то… оденем браслеты и будем мужем и женой перед людьми, а твой первый браслет я как-нибудь сниму. Никому не нужно о нем знать, правда же? А если не получится преодолеть благословение Богини — то будем жить вот так, и кто сказал, что это плохо?

— У тебя не будет наследников, — напомнила я, и он пожал плечами:

— А я и не глава клана. Пусть брат отдувается.

Вздохнув, я прижалась к нему. Лучше бы все-таки у нас все получилось по-нормальному. Это сейчас ему не нужны наследники, а потом понадобятся. Сейчас он говорит, что ему достаточно того, что могу дать я — а потом захочется нормальной семейной жизни. Не хочу, чтобы через несколько месяцев или лет он возненавидел меня… поэтому лучше уйти тогда, когда в его сердце еще любовь. От мысли о расставании с ним мне снова стало больно, уже привычно, и я затолкала эти мысли подальше — подумаю потом.

Следующим утром, проснувшись, я открыла глаза, увидела рядом еще спящего шисюна и тут же обнаружила, что на моем лице блуждает дурацкая счастливая улыбка. Да, остается только признать, что я влипла, как муха в варенье, и надеяться, что у нашей истории будет счастливый конец, иначе, как ту муху, ничего хорошего меня не ждет.

Глава 24

Собственно, это было несколько часов назад. Теперь же, покинув город, мы пешком шли по узкой тропинке посреди рапсового поля, спешившись, чтобы размять ноги, и вели коней в поводу.

Все время пути я напряженно размышляла, что же делать, и не могла придумать ничего путного. Ладно, шисюн что-нибудь придумает — решила я, поднимая на него взгляд, и он ответил мне легкой улыбкой. Улыбнувшись, я перевела взгляд на море зеленой травы и блаженно вздохнула: как же тут все-таки красиво! Колышутся на ветру цветы, светит солнышко, веет легкий ветерок, весело бегут крестьяне…

— Господа заклинатели! — разнесшийся над полем вопль был способен поднять и мертвеца из могилы. — Подождите!

Фэн Хай обернулся и смерил бегущих к нам людей задумчивым взглядом.

— Надеюсь, хотя бы этот не попросит собирать груши, — произнес он, терпеливо дожидаясь, пока крестьяне добегут до нас.

— Если что, меньше чем на треть урожая не соглашайся, — шепнула я. — Отправишь сюда какой-нибудь курс, будем им и практика, и компот потом сварим.

Фэн Хай только хмыкнул — наверное, где-то в конце учебника по этике заклинателей, докуда я еще не успела дочитать, была сделана приписка о том, что честь заклинателей марается от сельскохозяйственных работ.

— Господа заклинатели, — молодой парнишка в остроконечной соломенной шляпе и выгоревшей на солнце одежде, наконец-то добежав до нас, остановился и упер руки в колени, пытаясь отдышаться, — помогите! У нас ночью такое ходит… и воет так, что вздохнуть страшно… стены царапает, а утром куды-то девается. Уже третью ночь не спим, караулим по очереди!

"Второй крестьянин", вблизи оказавшейся крупной светлой собакой, с веселым лаем носился вокруг своего хозяина.

Фэн Хай, услышав рассказ крестьянина, подобрался и посерьезнел.

— Покажи, где воет, — приказал он, и крестьянин, просветлев лицом, повел нас по полю, размахивая руками и дополняя свой рассказ леденящими душу подробностями. По его словам, все было спокойно, а потом вдруг в одну ночь Минг Яо, как звали крестьянина, и его домочадцы услышали жуткие звуки. Выглянуть наружу они не решились, а утром, когда набрались смелости, шумящее существо уже скрылось.

Пройдя рапсовое поле, мы дошли до скособоченной оградки, заваливающейся сразу во все стороны, за которой был небольшой огородик, загоны с домашней птицей и сам дом — глинобитная, беленая деревенская постройка. Домик, с гуляющими во дворе курами и составленными у стены керамическими чанами для маринованных овощей, выглядел совершено мирно — до тех пор, пока мы не подошли поближе и не увидели глубокие борозды, процарапанные в стене. Их было ровнопять — как будто кто-то, кто очень хотел проникнуть внутрь, с силой провел рукой по стене, взрывая глиняную стену ногтями, словно масло. Как кот, который пытается добраться до мышки идерет деревянный ящик, под которым она спряталась.

По спине пробежал противный холодок, и, бросив взгляд на заклинателя, я увидела, что он донельзя серьезен. Что бы это ни было, это явно была не мелочь.

— А-Яо[1], это ты? — донесся из дома надтреснутый голос, и на пороге показалась старушка с абсолютно седыми волосами и лицом, сморщенным, как печеное яблоко. — А-Яо, кто это?

Старушка, подслеповато щурясь, уставилась на нас с некоторым подозрением, и крестьянин поспешил к ней, на ходу приговаривая:

— Матушка, я привел господина заклинателя с… — тут он смерил меня взглядом, и, поколебавшись, закончил: — с ученицей.

— С учеником? — не расслышала его матушка. — Веди господ заклинателей в дом, а то пожилой человек уже, наверное, устал стоять, — она кивнула на Фэн Хая, приняв его серебристо-пепельные волосы за старческие седины, — да и мальчонка притомился, вон какой зеленый.

Я молча проглотила "мальчонку", Фэн Хай царственно проигнорировал "пожилого человека", и мы следом за старушкой вошли в дом.

В доме, каждая ровная поверхность которого была украшена вышитыми салфетками, было прохладно и чисто. И еще — не наблюдалось никаких признаков темной энергии. Что бы ни пыталось пробраться внутрь, пока эти стены успешно его сдерживали. Интересно, почему? Не такие уж они и крепкие, по крайней мере, на вид, а существо, оставившее такие борозды в стене, могло бы с легкостью разрушить дверь и войти.

Фэн Хай, казалось, пришел к таким же выводам, и, бросив на меня короткий взгляд, приступил к расспросам. Минг Яо и его матушка с готовностью поведали нам, что в доме живут лишь они, жена Минг Яо и их трехлетняя дочка Чоу Чоу, которая, стесняясь, выглядывала из дальней комнаты.