Лето на чужой планете (СИ) - Михеев Александр - Страница 26

— Это водородный генератор, — сказал он. — Электричеством, которое он вырабатывает, можно осветить десяток посёлков размером с Благословенный Приют.

Матильда, увидев нас, обрадовалась.

— Детки! Проходите-проходите, — захлопотала она. — Я сейчас накрою ужин. Учитель в кабинете, занимается.

Лина вместе с Матильдой скрылась на кухне, а мы с Дином прошли в кабинет Интена. Учитель сидел в кресле. На его голове было надето что-то, вроде голубого ночного горшка. Я удивлённо взглянул на Дина. Биолог обошёл стол и звонко щёлкнул пальцами по гладкой поверхности странного головного убора. Интен вздрогнул и поспешно стянул горшок с головы.

— Ал, Дин, это вы? — спросил он, близоруко щурясь. — А я просматривал учебную программу для младших классов. Очень познавательно.

За ужином я решил прояснить ситуацию и попросил у Интена разрешения пожить в его доме.

— Конечно-конечно, — согласился он и растерянно уставился на Лину, пытаясь деликатно сформулировать вопрос.

Мучения Интена прервала Матильда.

— Ребятки уже с ног валятся, — сказала она, убирая со стола. — Я приготовлю им комнату на чердаке.

Мы поднялись на чердак.

— Ну, что будем делать? — тихо спросила Лина, осторожно присев на край кровати.

— Знаешь что? А давай смотреть на звёзды, — ответил я, и мы расхохотались.

И действительно, смотрели на звёзды, толкаясь и весело споря у телескопа. Но, само собой, не всю ночь.

Глава 13

Мы делили гипношлем. Задача это была трудная: шлем один, а нас — четверо. И каждому хотелось поскорее стать умным.

В результате, шлем постоянно кочевал с одной головы на другую. Мы пытались составить расписание, но толку от него было мало. В конце концов, просто приняли за правило — один человек не может пользоваться шлемом дольше двух часов подряд.

Иногда мы путали записи. Я вместо арифметики приобрёл глубокие познания в палеонтологии ископаемых роботов Ригума. Я мог определить модель и год выпуска робота по одной ржавой шестерёнке. Проблема была в том, что на Ригум я не собирался, а на Местрии ископаемые роботы не водились. К тому же, пришлось потратить два лишних часа на изучение арифметики.

Человеческая голова — удивительная штука. В неё можно запихнуть множество полезных вещей, и ещё больше — ненужных. Дин рассказал мне о человеке, который учился всю жизнь. Зимой и летом, каждый день он ровно по четыре часа просиживал под гипношлемом. Изучал точные науки, историю самых разных планет, биологию невиданных существ, живые и мёртвые языки. Многочисленные шкафы в его доме были битком набиты картами памяти, книги громоздились на письменном столе и диване, грудами валялись на полу. Эти бесконечные знания он день за днём аккуратно укладывал в свою голову.

Иногда человек устраивал себе экзамен. Закрыв глаза, он вытаскивал из кучи случайную книгу, раскрывал её наугад и читал. И знания послушно всплывали в его памяти.

Человек прожил сто двенадцать лет. И за это время ничего не забыл. После его смерти остался гипношлем с вытертой до блеска подкладкой, а на краю стола — стопка свежих книг, которые он не успел прочитать.

***

По вечерам шлем принадлежал Говарду. Это было справедливо — целый день он добросовестно вкалывал на ферме. Я по-прежнему не понимал, зачем ему это нужно, а Говард отказывался объяснять.

Сам я бывал дома редко, а все новости узнавал от Говарда. Он рассказывал, что Грегор окончательно освоился в роли хозяина. Норма переехала к нам на ферму, и дело шло к свадьбе. Ждали только, пока поправится отец.

Об отце доктор Трейси сообщала нам по радио. Ей удалось остановить воспаление, и сейчас она активно работала над лечением обожжённой кожи. Доктор Трейси твёрдо обещала, что отец будет, как новенький, но сроки пока назвать затруднялась.

Я надеялся, что смогу навестить отца. Дин обещал обсудить это с капитаном Монсом. Дело в том, что крейсер — это военный корабль, по нему нельзя шляться, кому попало. Но Дин был уверен, что для меня капитан сделает исключение. А пока я коротал вечер, помогая рабочим делать водопровод и завистливо поглядывая на Говарда.

На сегодня у меня были грандиозные планы. Лина собралась проведать родителей, и я решил присвоить гипношлем на всю ночь. Я и раньше порывался это сделать, но моя девушка решительно возражала. Ей не нравилось проводить ночи с человеком, у которого на голове горшок.

В глубине души я подозревал, что Лина специально устроила свой отъезд. Дин предупреждал, что шлемом можно пользоваться не больше четырёх часов подряд. Иначе головная боль обеспечена. Лина знала, что я не удержусь, и решила мне подыграть. Типичная женская тактика!

Всё-таки, с Линой удивительно легко. Она никогда не спорит со мной, разве только в шутку. Но я всегда чувствую её отношение к моим словам и поступкам. Ума не приложу, как ей это удаётся. Полное ощущение, что мы становимся одним целым. Это происходит словно само собой. Но я-то знаю, что заслуга целиком принадлежит Лине.

***

Наконец, Говард стянул шлем с головы, зевнул и заявил, что идёт спать. Я немедленно завладел шлемом, прихватил карты памяти с учебными программами и отправился на чердак. Ох, и поумнею же я к утру!

Жаль, что в учёбе нельзя обойтись только гипношлемом. После того, как ты изучил нужный раздел — его ещё надо прочитать глазами, а на это тратится время. Зато запоминать уже ничего не требуется. Прочитанное само собой всплывает и аккуратно укладывается в памяти. Человеку кажется, что он знал это всегда, а теперь просто вспомнил.

Конечно, не все предметы давались одинаково легко. У меня, например, труднее всего шла математика. Сложение и вычитание я худо-бедно освоил. Зато с умножением был полный швах. Вот с этим-то «швахом» я и решил бороться без пощады.

За два часа гипносна можно усвоить столько же знаний, как за шесть часов зубрёжки. Дело в том, что гипносон воздействует сразу на все органы чувств. Ты не только видишь и слышишь информацию. Ты чувствуешь её вкус и запах, осязаешь знания кожей.

Случалось вам задремать и увидеть длинный, яркий, насыщенный событиями сон? Приходилось пережить во сне множество приключений, а проснувшись, обнаружить, что прошла всего пара минут?

Точно так же действует гипносон. Одна и та же программа бесконечно повторяется с огромной скоростью и намертво впечатывается в мозг.

Учебные программы Дин скопировал на старые карты памяти, стерев с них ненужную информацию. На картах небрежно подписал названия предметов. Я выбрал карту с надписью «Матем. 1–1» и вставил в специальный разъём на макушке шлема.

При помощи ползунка я установил время гипносна — два часа и двукратную скорость воспроизведения. На такой скорости стандартный раздел повторялся четыре раза в час. А ведь повторение — мать учения, как говорил отец, заставляя меня заново чистить свинарник.

Программа включалась специальной кнопкой возле правого уха, а отключалась автоматически, при помощи таймера. Кроме того шлем самостоятельно следил за самочувствием человека и мог прервать гипносон при любом намёке на дискомфорт. Даже если тебе во время учёбы приспичит в туалет — шлем это заметит и немедленно разбудит. Так что неприятностей можно не опасаться.

Надев шлем, я поудобнее устроил голову на подушке. Ну, поехали!

Я нажал кнопку и отключился. Перед глазами плавно закружились жёлто-фиолетовые спирали. Они вращались, то медленнее, то быстрее, и приковывали к себе взгляд, засасывая его, словно бездонные воронки.

В ушах зазвучала еле слышная нежная музыка. Звуки увлекали меня за собой, будто неторопливая широкая река. На её поверхности дробилось в мелкой ряби красное закатное солнце. Внимание не хотело противиться течению реки и уплывало, таяло в лёгкой безмятежной дымке.

Так проходит жизнь, так уплывает бумажный кораблик по вздувшемуся весеннему ручью. Можно сколько угодно бежать за ним, крича и размахивая руками — кораблик не замедлит хода, не остановится. Но если стать маленьким и лёгким — тогда можно сесть на кораблик, и он увезёт тебя в такие сказочные дали, о которых ты даже не подозреваешь.