Там, за гранью - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 8

Те, кто выжил после атомной войны 1970 года, установили жесткие генетические законы, преследовавшие единственную цель – сохранить рецессив «острова Пармали-Хичкока» в девятой хромосоме, исключив маскирующую его, как правило, доминанту – то есть воспитывать овец, а не волков.

Любопытно, что «волки» того периода – ведь «остров Пармали-Хичкока» рецессивен, и потому природных «овец» на свете мало – были захвачены всеобщей истерией и активно способствовали попытке устранить самих себя. Но некоторые заартачились. В итоге возникла Северо-Западная Колония.

То, что Северо-Западный Союз в конечном итоге стал сражаться с остальным миром, – проявление биологической целесообразности. И привело это к неизбежному результату «волки» (детали сейчас несущественны) съели «овец».

Не физически, разумеется, ни о каком реальном уничтожении и речи идти не могло, однако генетически современное общество происходит от «волков», а не от «овец».

Они пытались вытравить из человека бойцовский дух, – заключил Мордан, – не осмыслив его биологической пользы. Они лишь выразили в рациональных терминах идею первородного греха: насилие – «плохо», а ненасилие – «хорошо».

– Но почему вы решили, – запротестовал Гамильтон, – будто воинственность необходима для выживания? Конечно, она есть – во мне, в вас, в каждом из нас. Но что толку противопоставлять ее атомной бомбе? Какая от нее может быть польза в этом противостоянии?

Мордан улыбнулся.

– Бойцы выжили. Это неопровержимое доказательство. Естественный отбор продолжается все время – несмотря на сознательную селекцию.

– Подождите минутку, – попросил Гамильтон. – Здесь концы с концами не сходятся. Если так, то мы должны были бы проиграть Вторую генетическую. Их «мулы» воевали с азартом.

– Действительно, – согласился Мордан. – Но я ведь не утверждал, будто воинственность является единственной характеристикой, необходимой для выживания. Будь это так – миром правили бы пекинесы. Бойцовскими инстинктами должно управлять разумное стремление к самосохранению. Почему вы не затеяли перестрелку со мной вчера вечером?

– Не видел достаточных оснований.

– Совершенно верно. Генетики Великого Хана, по существу, повторили ошибку, сделанную тремя веками ранее: они сочли, что вправе валять дурака с балансом человеческих характеристик, который образовался в результате миллиарда лет естественного отбора. Они воспылали желанием вывести расу суперменов, основываясь на идее «эффективной специализации». Однако они упустили из виду самую главную человеческую характеристику. Человек – животное неспециализированное. Тело его – если исключить громадное вместилище для мозга – достаточно примитивно. Он не может вгрызаться в землю, не способен быстро бегать, не умеет летать. Но зато он всеяден и выживает там, где козел сдохнет с голоду, ящерица изжарится, а птица замерзнет на лету. Узкой приспособленности человек противопоставил универсальную приспособляемость.

Империя Великого Хана возродила устарелую общественную систему – тоталитаризм. Лишь при абсолютной власти можно было осуществить генетические эксперименты, приведшие к созданию Homo Proteus [Человек Простейший (лат.), то есть с одной узкой специализацией], потому что в основе их лежало полнейшее безразличие к благополучию отдельного человека.

Имперские генетики видели в искусственном отборе лишь вспомогательный инструмент. В основном они использовали мутации, вызываемые воздействием радиации и применением геноселективных красок; кроме того, они практиковали эндокринную терапию, а также хирургические операции на эмбрионах. Ханские ученые кроили человеческие существа – если их можно так называть – столь же легко и непринужденно, как мы строим дома. В период расцвета Империи, как раз перед Второй генетической войной, они вырастили больше трех тысяч разновидностей, в том числе тринадцать типов гипермозга; почти безмозглых матрон; сообразительных и до отвращения красивых шлюх, лишенных способности беременеть, и бесполых «мулов».

Обычно мы отождествляем термин «мул» с бойцом, ибо лучше всего знали их именно как солдат, но в действительности существовало множество разновидностей «мулов», приспособленных для выполнения тех иди иных простых работ. Воевали те из них, кто изначально был создан исключительно как воин.

Но какие это были солдаты! Они не нуждались в сне; были втрое сильнее обычных людей; выносливость же их и вовсе не поддается описанию, ибо они продолжали наступать до тех пор, пока увечья полностью не выводили их из строя. Каждый из них имел при себе двухнедельный запас горючего – слово «горючее» подходит здесь куда больше, чем «пища», – но и после того, как продовольствие кончалось, каждый «мул» мог исполнять обязанности еще не меньше недели. Не были они и тупицами – специализация солдат подразумевала и остроту ума – «мулами» были даже имперские офицеры, и их искусство стратегии и тактики, а также умение использовать современнейшие виды вооружений были мастерскими. В чем они были слабы – так это в области военной психологии: они совершенно не понимали своих противников. Однако и противники их тоже не понимали – это было вполне взаимно.

Психологическая мотивация их поведения основывалась на «субституции сублимации секса»: впрочем, наукообразное это словосочетание так и осталось ничего не объясняющим ярлыком. Лучше всего она описывается негативно; пленные «мулы» сходили с ума и кончали жизнь самоубийством не позднее, чем через десять дней – даже если их кормили исключительно трофейными рационами. Прежде чем окончательно рехнуться, они просили чего-то, именуемого на их языке «вепратогой» – наши семантики так и не сумели раскопать ничего, способного объяснить этот термин.

«Мулы» нуждались в каком-то допинге, который их хозяева могли им дать, а мы нет; лишенные его, они умирали.

«Мулы» воевали прекрасно – но победили все-таки настоящие люди. Победили потому, что сражались как отдельные личности, способные вести не только регулярные военные действия, но и партизанскую войну. Самым уязвимым местом Империи оказались ее координаторы – сам Хан, его сатрапы и администраторы.

Биологически Империя, по существу, являлась единым организмом – ее можно было уничтожить, как пчелиную колонию, погубив ее матку. В итоге несколько десятков убийств решили судьбу войны, которую не могли выиграть армия.

Нет смысла вспоминать о терроре, который последовал за коллапсом, после того как Империя была обезглавлена. Довольно сказать, что в живых не осталось ни одного представителя Homo Proteus. Этот вид разделил судьбу гигантских динозавров и саблезубых тигров. Ему не хватило приспособляемости.

– Генетические войны послужили жестокими уроками, – печально сказал Мордан, – однако они научили нас очень осторожно вмешиваться в человеческие характеристики. Если какая-то характеристика отсутствует в зародышевой плазме, мы не пытаемся ее туда вложить. Когда проявляются естественные мутации, мы долго проверяем их, прежде чем начать распространять на всю расу: большинство мутаций оказываются или бесполезны или определенно вредны. Мы исключаем явные недостатки, сохраняем явные преимущества – и это, пожалуй, все. Я заметил, что у вас тыльные стороны рук волосатые, а у меня – нет. Это говорит вам о чем-нибудь?

– Нет.

– Мне тоже. В вариациях волосатости человеческой расы ни с какой точки зрения невозможно усмотреть преимуществ. Поэтому мы оставляем эти характеристики в покое. А вот другой вопрос: у вас когда-нибудь болели зубы?

– Конечно, нет.

– Конечно, нет… А известно ли вам почему? – Мордан выдержал продолжительную паузу, показывая тем самым, что вопрос не является риторическим.

– Ну… – протянул в конце концов Гамильтон. – Наверное, это вопрос селекции. У моих предков были здоровые зубы.

– Не обязательно у всех. Теоретически, достаточно было одному из ваших предков иметь здоровые от природы зубы – при условии, что его доминантные характеристики присутствовали в каждом поколении. Однако любая из гамет этого предка содержит лишь половину его хромосом; если он сам унаследовал здоровые зубы лишь от одного из родителей, то доминанта будет присутствовать лишь в половине его гамет. Мы – я имею в виду наших предшественников – произвели отбор по показателю здоровых зубов. В результате сегодня трудно найти гражданина, который не унаследовал бы этой характеристики от обоих родителей. Больше нет необходимости производить отбор по этому показателю. То же самое с дальтонизмом, раком, гемофилией и многими другими наследственными болезнями и дефектами – мы исключили их путем отбора, ни в чем не нарушая обычной, нормальной, биологически похвальной тенденции человеческих существ влюбляться в себе подобных и производить на свет детей. Мы просто даем каждой паре возможность обзавестись лучшими из потенциально возможных для них отпрысков – для этого нужно лишь не полагаться на слепой случай, а прибегнуть к селективному комбинированию.