Луна жестко стелет - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 50

То преобразование имело смысл. А на фига с этого пути сворачивать, чтобы учинить неразбериху?

Кто-то требовал создать комитет и точно определить, что такое наш язык, а тех, кто будет чесать по-английски или еще на каком-нибудь языке на эрзлицкий манер – штрафовать! Люди добрые!

В «Лунатик» были опубликованы предложения по налогообложению: целых четыре! От разных монофискалистов. Одно – налог с кубометража, который хлестнул бы по каждому, кто свои туннели расширяет. Другое – подушный, чтобы все платили поровну. Третье – налог с прибыли (поглядел бы я на того, кто попробует посчитать прибыль семьи Дэвисов или намылится вытянуть сведения на этот счет у Мамы!). И, наконец, четвертое – налог с воздуха, но не прежняя плата за воздух, а что-то другое.

Мне в голову не приходило, что на «Свободной Луне» будут налоги! Раньше обходились без них и не померли. Тебе что-то надо – плати. Элдээнбэ. К чему еще и налоги?

Один чмур на палочке предложил, чтобы за дурной запах изо рта и вообще, ежели от кого скверно пахнет, повинного ликвидировать. А что? Разок прокатишься в капсуле рядом с таким вонючкой – поддержишь и без малого одобришь. Но ведь не каждый же день. И потом оно само идет на убыль: хронически повинные и неисправимые бедняги не воспроизводятся при таких разборчивых женщинах.

Одна баба (заседали-то в основном мужики, но женщины им не уступали насчет кретинизма) предложила целый список «вечных законов» по личным вопросам. Никаких групповых браков любого вида. Никаких разводов. Никакого «блуда», и непременный надзор за этим. Никаких напитков крепостью свыше четырехградусного пива. Церковные службы – только по субботам, и в этот день никаких работ (мадам, а как насчет подачи тепла и воздуха? а насчет капсул и телефона?). Целый список медикаментов, запрещаемых к применению, и списочек покороче – разрешаемых, но только по указанию дипломированного врача (а что такое «дипломированный врач»? знахарь, к которому я хожу, имеет вывеску «практикующий врач», книги отложил подальше, потому-то я к нему и хожу; мадам, а как быть с тем, что на Луне нет ни одного медучилища? разумеется, в ту пору). Она даже азартные игры запретить предлагала. Это при том, что если какому-нибудь лунтику припрет поставить на кон, он сядет играть даже с отъявленным жульем.

Но завелся я не из-за перечня, как и чего она на дух не терпит (ведь явно же мозги набекрень, как у кибера), а с того, что у нее нашлись сторонники. До какой зависти надо дойти, чтобы мешать другим поступать так, как нравится. Ведь эти все законы и указы не для себя, а для других. Завидки сидели кое в ком еще в ту пору, когда мы по деревьям лазили, но стать на две ноги мы сумели, а избавиться от зависти так и не вышло. Ведь никто из этих людей не скажет: «Мне с этим пора завязывать, поскольку скис, а вы, друзья, валяйте дальше». Им от веку нестерпимо, что у соседа творится. И соседа надо загнать в хомут «ради его собственного блага», а как бы вовсе и не потому, что твои игры кончились.

Послушаешь такое – пожалеешь, что мы избавились от Хая-Вертухая. Ведь сидел же он у себя в норе со своими женами и никому не навязывал, как себя вести.

А проф – как ни в чем не бывало, смеется себе.

– Мануэль, ты что, ты и впрямь трухаешь, что эта умственно отсталая детвора нам законы установит?

– Вы же им сами это предложили! Причем поторапливали.

– Мануэль, дорогой, просто я собрал всех ведомых мне пижонов в одну мусорную корзину. Я же всех их знаю. Не первый год выслушиваю. Очень хорошо подумал, когда подбирал составы комитетов. Так, чтобы там с самого начала никто ни с кем договориться не мог, чтобы они в сваре погрязли. Председатель, которого я им навязал под видом выборов, – это же дергунчик, который шнурка развязать не сумеет. Он убежден, что любой вопрос «нуждается в дополнительном изучении». И в принципе почти нет повода для тревог: если собрать шестерых или больше, они ни о чем не договорятся; с тремя чуточку полегче; а лучше всего – поручить дело, с которым один способен справиться, именно одному. Именно поэтому все парламенты в истории, если чего-то и достигали, то обязаны этим нескольким сильным личностям, которые господствовали над большинством. Не боись, сынок, этот спецконгресс пороха не выдумает, а если с устатку что и утвердит, то такую путаницу, что выкраси и выброси. Но зато не мечется у нас под ногами. И вот увидишь, он нам еще пригодится. Но попозже.

– Зачем? Сами же говорите, что пороха не выдумает.

– Не выдумает. Но один человек, – правда, его на свете нет, – выдумал. И нынче ночью, когда все они устанут, я это протащу без голосования при всеобщем одобрении.

– Кого вы имеете в виду? Майка?

– Не Майка. Майк – больше человек, чем все эти зануды. Хлопче, я имею в виду Томаса Джефферсона, первого из рационал-анархистов, который однажды чуть не умудрился навести тумана на анархию при помощи изысканнейшей риторики, которая когда-либо выливалась на бумагу. Но его прихватили за руку, а меня, даст бог, не прихватят. Улучшить его фразеологию мне не по силам. Но приспособить ее к Луне и двадцать первому веку уж постараюсь.

– Что-то я про него слышал. Это он отменил рабовладение?

– Пытался, да не вышло. Отринь. Как твои дела насчет обороны? Предвижу, что всему нашему притворству конец, как только сюда заявится первый же корабль.

– Не успеваем.

– Майк говорит, должны успеть.

Конечно же, не успели, хотя корабль так и не заявился. Трое ученых перехитрили и меня, и лунтиков, которым я велел следить за ними. В фокус крупнейшего телескопа-рефлектора приладили передающее устройство, а лунтику-ассистенту навесили лапшу на уши насчет астрофизических наблюдений и новшеств в радиотелескопии.

По-моему, это был ультрамикроволновый передатчик. Засадили конец волновода в самую фокусную точку, и радиотелескоп сработал как параболическая передающая антенна. Примерно как первобытный радар. А несущие металлоконструкции и пленочный тепловой экран, нахлобученный на прибор, поглотили поле рассеяния. Так что «уши», которые я кругом натыкал, ничего не расслышали.

И передали сообщение, в своей версии и с подробностями, какие знали. Первое, что до нас дошло, был запрос от Главлуны на имя Вертухая. Мол, опровергните ложные слухи, разыщите распространителя, прекратите это хулиганство.

А мы вместо этого им в ответ – Декларацию независимости:

«Дано в собрании конгресса четвертого июля две тысячи семьдесят шестого года…»

Ох, и здорово получилось!

15

Декларацию подписали и приняли точно, как проф предсказывал. Он поставил этот вопрос в конце дня, объявил специальное вечернее заседание с выступлением Адама Селены. Адам прочел документ по фразам, причем каждую разъяснил, а потом еще раз сплошняком, выделяя голосом звучные места. Народ рыдал. Ваечка, сидя со мной рядом, носом шмыгала, да и со мной что-то в этом духе творилось, хоть я-то загодя знал текстуру.

Адам кончил читать, оглядел зал и сказал:

– Взоры будущего устремлены на нас. Четко обозначим ему дело, которое творим.

И поручил вести заседание дальше профу, а не обычному председателю.

Было двадцать два ноль-ноль, и началась заруба. Само собой, все были «за». По радио с Эрзли во всех выпусках новостей надсаживались, какие мы бяки, как нас следует наказать, проучить и так далее. Приплетать, чтобы пуще жглось, не требовалось, Эрзля изгалялась, как могла. Майк попросту пустил побоку иные мнения. Так что если был когда-то на Луне день осознания нашего единства, то это, вероятно, было второе июля 2076 года.

Так что принять приняли бы. Проф предвидел это еще до того.

Но не в том виде, в каком написано.

– Многоуважаемый председатель! Во втором параграфе слово «неотъемлемыми» как-то не так звучит. По смыслу, должно быть сказано «неотчуждаемыми», но более соответствовало бы духу документа слово «священными». «Священными правами», а не «неотчуждаемыми». На мой взгляд, этот момент нуждается в обсуждении.