Камни Юсуфа - Дьякова Виктория Борисовна - Страница 50

То, что ты видел, свен, всего лишь несколько примеров. У Люцифера полным-полна коробочка таких историй, не хватит Вечности, чтоб все рассказать. Вот видишь, слоняется поникший юноша. Это писатель. Он был талантлив, очень талантлив. Он писал гениальную книгу, которая должна была изменить жизнь человечества, как новое Евангелие. Но Господь испытывал его нищетой и лишениями, прежде чем преподнести всемирную славу, может быть, как часто бывает, посмертно. А он был молод, он хотел красивой жизни, любви прекрасных женщин, почета и наслаждений. Тогда дьявол посоветовал ему, как добиться всего этого. Книгу свою он бросил, стал писать дешевые стишки придворным дамам и какие-то незатейливые статейки в стиле Макиавелли, а потом… дар его, продаваемый, как на рынке, поштучно и на вес, иссяк, он больше ничем не подпитывался, и молодой человек стал никому не нужен. Придворный свет выбросил его как ненужную игрушку. Отчаявшись, он попытался вернуться к творчеству, но сердце его опустело, ум развратился, душу унес дьявол. Деньги быстро таяли, от безысходности он совершил то, к чему и шел все это время, допуская грешки, один побольше другого, — к смертному греху. Он наложил на себя руки. Вот и мается теперь. А мог бы затмить Данте и Ронсара.

— Но я позвала тебя не для того, чтобы рассказывать грустные истории, как бы поучительны они ни были, — картины перестали мелькать по стенам, струящийся из зеркала свет снова стал ровным, спокойным и прозрачно-голубым. Пифон перестал вращаться и затих, опять уткнув голову в хвост…

— Ночь скоро кончится, днем всех нас ждет большое испытание… — продолжала Вассиана. — Я показала тебе все это, чтобы ты поверил, что мне есть чем торговаться с тобой, что обещание, которое я собираюсь дать тебе в обмен на услугу, — не пустой звук, я исполню то, что пообещаю. Я могла бы просто попугать тебя, могла бы приказать, могла бы обнадежить только на словах, но знаю, что человек ты другого времени, где люди уже отвыкли доверять друг другу даже в самых обыкновенных делах и требуют доказательств. Да, не удивляйся, я знаю, что ты человек не другого царства, а другого времени. И я хотела спросить тебя, хорошо ли жилось тебе там? Не голодно? Не одиноко? Был ли кто-нибудь в твоей жизни, воспоминание о ком согревало бы сердце твое теплом, и к кому хотелось бы вернуться? Любил ли ты своих родителей? Была ли женщина в твоей жизни?

— Зачем спрашиваете, ваше сиятельство? — чуть хрипло спросил Витя. — Чего от меня хотите? Продать душу дьяволу?

— Не беспокойся, — улыбнулась Вассиана и подошла ближе к зеркалу. — Не знаю уж, как ты воспримешь то, что я скажу сейчас, может, обидишься, может, обрадуешься, но душа твоя дьяволу не интересна. Люцифер охотится за великой гордыней, а не уязвленным мещанским самолюбием, его привлекают большие таланты, а не посредственные способности, его, как пыльца пчелу, манят чистые незамутненные души, а не грязноватее болотце мелких пакостей. Вот ведь и камень ты не взял, — она указала на лежавшие на покрывале аметисты, — не потому что он тебе не нужен, не потому что не желаешь богатства, а потому что просто смалодушничал, струсил. Но кто знает, может статься, что в малодушии — твое спасение. Считай, что тебе повезло. У тебя есть все шансы выйти без потерь из встречи с самим дьяволом, и притом еще с выгодой для себя. Ну как, рассердился?

Витя промолчал. Он и сам не знал, сердиться ему на ее слова, или наоборот. Вассиана взяла стоявший на стольце пузырек с красно-лиловой жидкостью и плеснула ею на зеркало. Пифон снова начал свои вращения. Голубоватый свет пожелтел и рассыпался на множество огоньков, в которых Витя узнал… огни уличных фонарей на Белградском мосту и поворот… на родную Будапештскую улицу, где жили его родители… В Питере шел дождь, рано поутру мчались автомобили в ту и в другую сторону по шоссе, разбрызгивая лужи; пешеходы, прикрывшись зонтиками, спешили на работу… А вот и подъезд дома, маленькая однокомнатная квартира, в которой на кухне поутру мать с отцом пьют чай, лица их спокойны, похоже, они и не знают, что с ним случилось, думают, наверное, в командировку уехал, никого не предупреждая, как бывало раньше не раз…

А это уже Гражданка, проспект Мориса Тореза. Лика выскочила из подъезда, раскрыла зонтик и, поглядывая на часы, заспешила на остановку маршрутки. Наверное, про него уже позабыла…

Проплыл в низко нахмурившихся тучах Адмиралтейский шпиль, и купол Исаакия блеснул мокрой позолотой… Как захотелось домой! Витя почувствовал, что комок подкатился к горлу, и он вот-вот заплачет.

— Мне приходилось бывать в твоем городе, — тихо произнесла Вассиана, — он очень большой и шумный, там много самодвижущихся экипажей, очень много людей. Они все спешат, торопятся, каждый занят собой, и никому нет дела до одинокого сердца рядом. Там даже в церковь мало кто ходит, и то только по большим праздникам. Никто не чтит Христа. Там самое место и царю Соломону, и Эстебану де Гарибе, и неразборчивому писаке, берущемуся за любую работу ради звона золотых монет в кармане. Ты испугался, что я попрошу тебя продать мне твою душу? Но прежде чем что-то продавать, надо иметь то, что продаешь, и знать какова цена того, что имеешь. Увы, в твоем времени есть множество людей, души которых не стоят и гроша. Их просто у них нет. Они всего лишь оболочки, пустышки. И людям твоего времени не надо бояться дьявола. Он — мальчик по сравнению с некоторыми правителями, имена которых, конечно же, тебе известны. Они еще и Люцифера поучат, как надо обращаться с человечеством. Уверена, что когда они умрут, он даже в ад их не пустит, потому что сам дьявол не способен изобрести для них наказания. Он побоится иметь с ними дело, как бы они не взялись за него, так что от дьявола останутся только рожки да копытца. Но человеку, каков бы он ни был, всегда дорог его дом и место, где он родился. Я хочу спросить тебя, желал бы ты вернуться назад?

— Желал бы я?! — чуть не вскрикнул Витя.

— Тише, — остановила его Вассиана, — не забывай, что ты пока еще не у себя дома. А в гостях кричать не нужно, тем более что все вокруг спят.

— Хорошо, — ответил Витя почти шепотом, — а что я должен сделать для этого?

— Я знаю, — Вассиана внимательно посмотрела на него, — что в своем времени или царстве, как хочешь это называй, ты занимался весьма тайной службой и получил обучение по этой части. Некоторые свои способности ты уже показал нам с Гарсиа.

Витя покраснел.

— Не смущайся, — успокоила его Вассиана, — то, что заметит Гарсиа, больше никто здесь не заметит не только сейчас, но и еще лет сто спустя. Потому хочу я, чтобы ты послужил мне. Если все получится, как я рассчитываю, я вознагражу тебя: ты и твой друг вернетесь домой.

— А что нужно делать? — еще раз осторожно поинтересовался Витя.

— То же, что ты и делал, когда жил в своем времени — выполнять приказания. Только теперь приказывать тебе стану я. И первое мое приказание таково — ты должен завтра же раненько утром, точнее уже сегодня, порасспросить Лукиничну, не знает ли она здесь, в Москве, какую бесноватую барышню, на которую якобы порчу навели через нечистую силу. Бывают такие больные и припадочные, которых кликушами здесь называют. Только смотри, как бы она тебе какую притворщицу не насоветовала. Лукинична и по-вредничать любит. Есть такие старые девки, которых замуж никто не взял, вот они босые по улицам бегают, да трясучку изображают, на мужике-то живо повиснут, только позволь. Так что гляди в оба, такие нам не нужны, все дело испортят. Если Лукинична спросит, для чего тебе, скажи, благочестивое дело задумал, о душе своей порадеть желаешь, да пожалобней, чтоб поверила. Нищим подать да о юродивых позаботиться — дело богоугодное, к спасению ведет. Многих хлебом не корми, дай милостыню кинуть в протянутые руки. Узнаешь когда у нее все — сам сходи, посмотри, на кого она тебе указала. Постарайся других о ней порасспросить, да похитрей, впросак не попади. Я бы Гарсиа все это поручила, да он испанец, и все знают это, как ни прикидывайся, за русского не сойдет. А от иностранцев мужики крестятся, окна и двери на засов запирают, как увидят. Как выполнишь, донесешь мне. А потом я дальше скажу, что делать. Согласен? — спросила она требовательно.