Порожденная грехом 1 (ЛП) - Рейли Кора - Страница 56

— Убей своего дядю этим ножом. Заставь его истекать кровью. Сделай это для меня. Пусть он почувствует каждую унцию моей боли, пусть почувствует ее в десятикратном размере. Заставь его молить меня о пощаде, особенно о смерти. Сделай это, если любишь меня.

Любовь. Слово, которое я боялась произнести, слово, которое все еще разрывало пропасть в груди, которое мог закрыть только Мэддокс. Я почти не спала ночью, размышляя, смогу ли я, должна ли я взвалить на Мэддокса этот выбор, но это единственный вариант залечить некоторые раны, которые вскрыло похищение.

Я бы не позволила папе или Амо убить еще одного отца Мэддокса. Мне нужно, чтобы он сделал это. В этом мире не было места мужчине, который отрезал мне мочку уха и набил татуировку. Человеку, который убил бы меня и даже Мэддокса, потому что он был настолько ослеплен своей жаждой мести, что не мог остановиться, какой бы ни была цена.

Мэддокс не сводил с меня глаз, медленно вытягивая руки вперед. Они были перерезаны там, где он был связан, и он согнул пальцы, будто они затекли от неудобного положения, в которое их поместили. Секунды, казалось, тянулись мучительно медленно, пока он, наконец, не забрал нож из моей руки.

— Марси, — прорычал Амо, направляясь ко мне с обнаженным ножом, но я подняла ладонь, и он остановился как вкопанный.

Его замешательство было ощутимым, но как я могла объяснить то, что сама едва понимала?

— Отойди, — приказал мне папа.

Я не послушалась. Вместо этого я схватила Мэддокса за шею и резко поцеловала его, прежде чем прошептать ему в губы:

— Заставь его истекать кровью за то, что он сделал со мной.

Я сняла серьгу, напоминая ему, затем подняла волосы, показывая уродливую татуировку.

Мэддокс наклонился вперед, прижимаясь горячим поцелуем к татуировке.

— Ты действительно дочь своего отца, Белоснежка, и настоящая королева, если таковая когда-либо существовала. И если это то, что нужно, чтобы доказать мою любовь и преданность тебе, тогда я сделаю это.

Мое сердце наполнилось облегчением. Я отступила назад, когда Мэддокс, спотыкаясь, поднялся на ноги, слегка пошатываясь от пыток, которым он подвергся от руки моего отца и брата. Мои собственные ноги подкашивались, когда я попятилась. Его губы потрескались от обезвоживания, но он высоко держал голову и, пошатываясь, направился к своему дяде.

Папа схватил меня за руку, с беспокойством заглядывая в мои глаза.

— Доверься мне, — сказала я. — Мэддокс заставит его истечь кровью за меня.

Папа покачал головой, словно я бредила.

— А если он освободит его?

— Он не станет, — ответила я и почувствовала это глубоко в своем сердце.

Мэддокс сделал свой выбор, и этот выбор: я. Его дядя потерял Мэддокса по пути, потому что он выбрал путь, по которому Мэддокс не мог следовать, не только из-за своей любви ко мне, но и потому, что в глубине души он был порядочным.

Я снова повернулась к Эрлу с жесткой улыбкой.

— Некоторые люди думают, что девушки не могут быть жестокими. Думаю, мы просто более изобретательны, когда дело доходит до жестокости. Наслаждайся болью от рук своей собственной плоти и крови.

Прошлой ночью я несколько раз повторяла эти слова, пока они не прозвучали без усилий жестоко, будто для меня это было обычным делом, даже если нет.

— У тебя могут быть все киски мира, сынок. Не позволяй этой шлюхе играть с тобой своей волшебной киской.

Амо рванул вперед и ударил Эрла кулаком в лицо. Его голова откинулась назад, и на мгновение я забеспокоилась, что Амо действительно сломал Эрлу шею и испортил мой план. Но Эрл наклонился вперед и ошеломленно покачал головой.

Он медленно поднял взгляд обратно.

— Она использует тебя. Она манипулировала тобой с самого начала, чтобы ты помог ей. Я не увидел этого достаточно скоро, иначе бы держал ее в своей спальне и трахал бы ее в три дырки до крови, пока она не познала свое место.

Рука Мэддокса метнулась вперед, вонзив лезвие в живот своего дяди. Я резко втянула воздух, уверенная, что он убил его. Я разрывалась между облегчением, что все закончилось и Мэддокс действительно покончил со своим дядей ради меня, и разочарованием, потому что этот человек еще недостаточно страдал. Это ужасная мысль, но я не могла ее подавить.

Глаза Эрла расширились, и он издал сдавленный стон. Лицо Мэддокса было всего в нескольких сантиметрах от лица его дяди, и выражение его глаз прогнало последнюю крошечную вспышку сомнения в моей голове. Он отомстит за меня и докажет мне свою любовь.

— У тебя никогда не будет шанса прикоснуться к Марселле. И сегодня я заставлю тебя пожалеть о каждой секунде боли, которую ты причинил ей. Ты будешь молить ее о прощении и называть ее королевой, когда я закончу с тобой.

Краем глаза я увидела, как Амо и папа обменялись ошеломленными взглядами. Моя грудь расширилась еще больше.

Его первый крик отразился от стен. По моей коже побежали мурашки. Несколько месяцев назад я не смогла бы остаться, но мои собственные крики боли не так давно заставили меня оцепенеть от этого звука. Я бы осталась до самого горького конца и наблюдала.

Скрестив руки на груди, я прислонилась к стене и надела бриллиантовую каффу обратно на изуродованное ухо. Раздался еще один крик, еще более громкий, чем предыдущий. Амо наклонился ко мне, рассматривая меня так, словно увидел в новом свете.

— Ты изменилась, — тихо сказал он.

— Как и ты.

Он кивнул. Папа посмотрел на нас, сожаление промелькнуло на его лице. Он посвятил свою жизнь защите нас, но эта жизнь не оставила ничего нетронутым. Это только вопрос времени, когда нас утащат в темноту.

Глава 20

— Грей возненавидит тебя за это, — прохрипел Эрл, его дыхание было прерывистым.

Я ничего не сказал, только наблюдал, как жизнь покидает его, как кровь покидает его тело. Он не упомянул маму. Мне придётся самому рассказать ей о его смерти. Я в долгу перед ней, даже если она никогда больше не заговорит со мной. А Грей? Я мог только надеяться, что он далеко. Он еще молод. У него впереди будущее. Я надеялся, что он попытается найти то, в чем он хорош, и не отправится на поиски следующего МотоКлуба.

Грудь Эрла вновь поднялась, прежде чем он ушёл. Я почувствовал острую боль в груди, странную смесь вины и тоски.

Мое дыхание было поверхностным и быстрым, все еще ничто по сравнению с бешеным биением пульса. Эрл безжизненно лежал у моих ног, не сводя с меня глаз. В них светилась ненависть, но также и разочарование. Быть может, я вообразил все это. Он никогда не был хорошим человеком и определенно не был хорошим отцом, даже меньше для Грея, чем для меня. И все же я никогда бы не подумал, что убью его. Он был моим наставником на моем пути мести. Он разжигал мою ненависть всякий раз, когда она угрожала погаснуть. Он был моим кумиром, когда дело касалось девушек, школы и любого другого жизненного выбора. Многие из них были дерьмовыми, но я сомневался, что мой собственный выбор был бы лучше. С кровью моего старика, текущей в моих венах, беспорядочная жизнь всегда была моей судьбой. Влюбиться в принцессу мафии стало вишенкой на вершине.

Не поэтому мы здесь сейчас, не поэтому я убил единственного отца, которого знал с детства. Я не хотел видеть его плохие стороны, а у меня самого было достаточно плохих сторон, поэтому я никогда не осмеливался судить других. И все же Эрл зашел слишком далеко. Он пересек барьер, который повел его и наш клуб по дороге, откуда не было выхода. Мы должны были понять это, когда все больше и больше членов становились Кочевниками, многие хорошие люди, которых клуб мог бы использовать во время голосования.