Бесценный дар (СИ) - Темень Натан - Страница 55

— Хватит болтать! — крикнула она, поднимаясь на цыпочки и заглядывая в ненавистное лицо, на котором ощутимо распухал след от её руки. — Давай, попробуй, затащи меня на этот булыжник! Я тебе всё хозяйство оторву, к чёртовой бабушке!

— Будет лучше, если ты сделаешь это сама, — потирая щёку, задумчиво ответил Альфред. — Так эффективнее.

— Чего?! — Астра задохнулась, не находя слов. Рука, ушибленная об твёрдую щёку негодяя, ныла, и она примерилась пнуть его ногой. — Не дождёшься! Псих!

— Ты должна довести обряд до конца. Это твой долг.

— Ха! Да вы просто кучка ненормальных! По вам психушка плачет!

— Как ты думаешь, почему всё это происходит с тобой? — мирно спросил брат Альфред. На мгновение он стал похож на учителя. Странного учителя в распахнутой кожаной куртке и с помятым лицом. — Почему мы собрались сейчас здесь, говорим нелепые слова и проливаем кровь, словно воду?

— Потому что вы психи, — отрезала Астра.

— Нет, потому, что мы боимся. Так боимся, что готовы на всё. Даже приносить в жертву себе подобных.

— Это козлов, что ли?

— Ты не понимаешь, — брат Альфред нисколько не обиделся. Он продолжил так же мягко, будто говорил с ребёнком:

— Тебе кажется, что мы жестокие, злые люди, у которых не всё в порядке с головой. И что нам всё это по душе. Нет, Астра. Мы так давно живём на свете, что жестокость стала необходимостью, а зло — это просто способ существования.

— Вам бы на улицах лекции читать, для дураков, — презрительно сказала Астра. — Таких убогих по городу сотня ходит. Трясут книжками про конец света.

— Убогих сотни и тысячи, Астра. А тех, кто знает — единицы. Мы — знаем.

— А я знаю, что вы сделали, — ядовито ответила Астра. — Я даже знаю, где вы проведёте остаток своих дней. На нарах!

— Не думаю. Скажи, если один волк загрыз другого, это преступление? Ты заявишь на него в полицию?

— Пошёл ты, — отозвалась Астра, отворачиваясь. Она присела над полицейским, и стала расстёгивать ему рубашку. Надо остановить кровь.

Она отвела руку Федьки, и та бессильно упала на траву, открыв пропитанную кровью ткань. Астра сжала зубы. Горький комок подкатил к горлу, и она замерла, борясь с приступом тошноты. Только не сейчас. Не здесь. Крохотные пуговки, вымазанные липкой жидкостью, выворачивались из пальцев, мокрая ткань жила своей жизнью и не хотела поддаваться. Астра дёрнула край рубашки, и та, наконец, распахнулась. На коже чернел короткий, страшный разрез. Всё было обильно смочено кровью, её запах защекотал ноздри, и Астра отвела глаза. Руки похолодели, а пальцы, сжимавшие край мокрой тряпки, закололо.

— У кого-нибудь есть аптечка? — слабым голосом спросила она. Нет, сейчас её точно стошнит.

Ей не ответили. На поляне стояла тишина, только хрипло дышал под её руками Фёдор, да еле слышно потрескивали остатками сухой смеси маленькие чаши.

Астра всхлипнула. Попробовала пальцами сжать края колотой раны. Знать бы, как глубоко проникло лезвие. Она зажмурилась и нажала сильнее. Только бы кровь перестала сочиться из разреза. Было бы не так страшно.

Полицейский внезапно шевельнулся, тихо сказал что-то, не открывая глаз. Астра надавила на рану. Кажется, ей удалось соединить края. Придерживая ледяными пальцами разрез, она другой рукой принялась отрывать у рубашки рукав. Повязка, вот что нужно. Давящая повязка. Потом она сама залезет на тот проклятый камень. Лишь бы этот урод с поцарапанной мордой позволил отвезти Федьку к врачу.

Глава 38

Туман расползался по кочкам, истончался на острых кончиках сухих былинок и пропадал у края шоссе. У новенького, блестящего, вылизанного до невиданной чистоты к приезду высоких гостей шоссе. Над полем местного аэродрома посвистывал свежий ветерок, трещали в высоте разноцветные вымпелы. Лениво колыхалось полотнище официального флага над зданием аэропорта.

Премьер шагнул к машине, металлическому монстру, неслышно урчащему в ожидании, гостеприимно распахнувшему тёплое, с запахом кофе и дорогой кожи, нутро. С наслаждением вдохнул холодный воздух. Он не любил неживой, искусственно ароматизированный газ, что заполнял кубометры служебных помещений, который принято было называть «атмосферой».

Серое, пасмурное небо накрывало горизонт, словно перевёрнутая чашка с белым ободком тумана по краю. Даже краешек солнца ещё не показался над горизонтом, и пейзаж в серо-белых тонах показался премьеру изысканным, как восточная гравюра. Он ещё раз глубоко вдохнул, нагнул голову и забрался в машину.

Блестящий монстр плавно тронулся с места. Премьер глянул в окно, на размазавшуюся от скорости полоску обочины, на потерявшую невинность и ставшую просто светлой полосой белую каёмку и отвернулся. Его секретарь, знавший привычки шефа наизусть, подал папку тиснёной кожи, предварительно приоткрытую и повёрнутую под нужным углом. Всё шло отлично. Даже слишком хорошо, и премьера опять кольнуло в сердце иголкой сомнения.

Он посмотрел на секретаря, аккуратно держащего папку. Образец элегантности и хорошего вкуса самой высшей пробы. Премьер взял папку и уставился в экран коммуникатора, изящно вставленный в кожу, тиснённую под старинную раму. Модная штучка. Рассеянно пробегая глазами необходимые документы, он машинально погладил пальцем краешек экрана, словно желая стереть невидимую кляксу. Смерть известного авиатора Бастера Стивенсона засела в его душе пилота-любителя горькой занозой. Ещё один кусочек сердца, ещё один фрагмент жизни ушёл в прошлое.

Ему услужливо прокрутили кадры репортажа с места катастрофы. Он вспомнил, как провожал глазами маленький цветной самолётик, скользнувший по синему атласу неба, и, зная неизбежное, попросил судьбу: пусть это не случится. Потом падение, удар, столб воды, блеснувший в свете солнца, и всё. Суета и крик, которые уже никому не помогут. Он продолжал смотреть репортаж, машинально отмечая ключевые детали, и злясь на себя, что служба наложила своё клеймо даже на него.

Вот крупным планом лицо жены, вдруг ставшей вдовой. Узкое лицо, крупный нос, глаза-камешки. Фиолетовые губы. Первое интервью в новом качестве. И, на мгновение попавшее в кадр, и тут же пропавшее, веснушчатое лицо молодой женщины. Бледное, с расширенными, потемневшими глазами, но вполне узнаваемое. Личный секретарь Бастера.

Предчувствие неприятностей опять шевельнулось внутри. Премьер поморщился, прокручивая листки служебной информации. Доклад, составленный самим господином Кулябиным, оставили в первоначальном виде, не сгладив углы, и премьер который раз перечитывал его с чувством собственной неполноценности и упущенного где-то смысла. Ему всё казалось, что он вот-вот ухватит что-то важное.

Если бы госпожа Виктория, глава Ордена Чёрной Розы, видела его сейчас. Что бы она сказала? Но она мертва. Мертва, и уже ничего не скажет. И он уже никогда не узнает, что она увидела тогда в своём хрустальном шаре. И почему Виктория, подняв на него невидящие глаза, такие большие на побледневшем лице, сказала: Апокалипсис.

Техник, затянутый в комбинезон из специальной ткани, что не давала пыли и статике не малейших шансов, отвёл руки и посмотрел на руководителя. Его лицо, та часть, что была видна под маской, блестело бисеринками пота. Руководитель кивнул. Техник отошёл в сторону, пропустив руководителя к установке. Господин Кулябин, тоже в комбинезоне и маске, подошёл ближе. Руки его, затянутые в перчатки, осторожно, будто младенца, опустили деталь в приготовленное для неё гнездо. Деталь вошла идеально плотно, и заняла предназначенное ей место, словно нашла свою разлучённую при рождении половину. Руководитель проекта постоял мгновение, застыв над узлом установки, не в силах отвести руки. Потом выпрямился и отступил назад. Только тогда он позволил себе дышать.

Он посмотрел на техника. Техник, немолодой уже человек, единственный, кого руководитель допустил к завершающей стадии разработки, ободряюще моргнул. Они так давно знали друг друга, что слова были не нужны. Господин Кулябин, которого работники его личного отдела по старинке звали просто Игорь, был необычно суров и сосредоточен, и даже не улыбнулся в ответ. «Не удивительно, — сочувственно подумал техник, наблюдая, как механизм автоматически надвигает крышку на узел, как плавно завинчивается колпак, окрашенный в тревожные цвета, — такая ответственность». Шефа в последнее время то и дело срывали с места, и дёргали по таким кабинетам, что страшно рассказать. А случись что, кто ответит? То-то и оно.