Бесценный дар (СИ) - Темень Натан - Страница 41

— Как были у нас две беды в стране, так и остались, — процедил в раздражении Высший магистр Никодим.

Козёл в клетке жалобно заблеял. Никодим поморщился.

— Друзья, — бодро предложил Высший магистр Бенедикт, — давайте не будет терять время, и поищем подходящее место для ночлега. Лично я не хочу ночевать в открытом поле.

Митрофан резво вернулся в кабину. Фургон повернул назад, к ближайшему мотелю.

— Я говорил, надо было его в сортире заловить, — брат Базиль надвинул бандану на самые брови.

— А я говорю, надо ждать Альфреда, — Викентий злился. Полчаса назад фургон остановился у мотеля, и его пассажиры торопливо сбегали в туалет. После всех туда прогулялся водитель, и судьба его висела на волоске все пять минут, что Викентий удерживал Базиля от решительных действий.

Потом стайка отщепенцев потянулась в крохотный холл, сгрудившись у маленькой стойки администратора, глядевшего на них красными глазами человека, отказавшего уже сотой компании подряд. После длительных переговоров стороны пришли к соглашению. Фургон закатили на стоянку, голодные магистры потянулись в буфет, а человек в форменном комбинезоне с надписью: «мотель «Балдахин» вдвоём с Митрофаном вытащили во двор клетку с козлом. Потом работник мотеля скрестил руки на груди, прислонился к забору, и стал смотреть, как Митрофан пытается надеть на козла поводок. Козёл брыкался и выворачивал голову из ошейника с живостью угря.

— Проклятая скотина! — с этим нечестивым криком магистр предпринял последнюю попытку, которая увенчалась успехом. Упирающегося козла потащили за шею из клетки.

Тот стал метаться по двору, огороженному высоким решётчатым забором, Митрофан мотался за ним, делая гигантские скачки. Работник ухмылялся у забора. Потом козёл встал, расставив ноги с острыми копытцами, и принялся мочиться на плитки двора. Улыбка растаяла, как снег, и между магистром и работником возникла короткая, но эмоциональная перепалка. Потом работник положил что-то в карман и вытянул откуда-то за блестящее коническое рыльце резиновый шланг. Он принялся поливать фигурные плитки двора, а хмурый Митрофан затолкал животное в клетку.

Магистр Евстахий поёрзал на диванчике, поджал сухие, голенастые ноги и закрыл глаза. Остальные магистры легли спать в фургоне. Утомительный спор с администратором закончился со счётом 2:5. Из уважения к возрасту Евстахия и полу сестры Гонории администратор разрешил им заночевать в холле. Гонория прикорнула на кушетке, а Евстахию достался диван полтора метра длиной. Сестра уже давно мирно посапывала за ширмой, расписанной птичками, а Евстахий всё не мог умоститься поудобнее. Съеденная в буфете пицца вела в желудке свою, отдельную от организма жизнь. В унисон с пиццей выводил свою булькающую арию жидкий кофе. Престарелый магистр обхватил себя руками, уткнулся головой в диванную спинку, и стал проделывать дыхательные упражнения, основу любой медитации и залог крепкого сна. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сон всё не шёл. Счёт вдохов и выдохов пошёл на десятки. Евстахий горестно подумал о своей мягкой постели, такой удобной, с выдавленной годами сна выемкой. Ещё он вспомнил свою покойную жену, её тёплый бок, у которого в постели было так уютно и хорошо. Вот кто умел варить кофе. Он вспомнил утреннюю чашечку горячего кофе, собственноручно испечённый женой круассан на вышитой салфетке, и зажмурился ещё крепче.

Мерно тикали на стене холла часы. Где-то за стеной, за оградой мотеля, заглушённый расстоянием, прокричал одинокий петух. Ему вслед заскрипел сверчок, и Евстахий стал дышать в такт его песне. Скрип, скрип, скрип, выводило насекомое, и магистр тихо вздохнул, держа под мышками наконец согревшиеся руки.

Хрустнуло под ногой, и чёрная тень замерла. Постояла, застыв в позе одинокого дерева, и двинулась дальше. Сплошной стеной поднялся забор. Тень вытянула оттуда-то из складок одежды, такой чёрной, что та сливалась с ночью, нечто маленькое и поводила над собой. Хитрая штучка в руке завибрировала. Рука поводила ещё, обозначив высоту забора и контур нитей сигнализации.

Приборчик спрятался в кармашке, тень нагнулась, превратившись в подобие приступочки. Другая тень, до этого совсем неразличимая в темноте, отошла немного, потопталась туда-сюда, перетекая чёрным пятном на выложенной плиткой площадке у забора, потом подпрыгнула и подлетела вверх. Упруго оттолкнувшись от живой приступки, взмахнула в воздухе невидимыми руками, сделала сальто над забором и приземлилась на другой стороне. Мягко спружинив на фигурных плитках двора, фигура застыла, прислушиваясь. Было тихо. Где-то в деревне, за лесопосадкой и невидным отсюда ручьём, кричал одинокий петух. Назойливо скрипел сверчок из остриженного под пирамиду куста туи.

Чёрный человек двинулся вдоль забора, ступая кошачьим шагом по шершавому покрытию. Отделённая от двора низкой оградкой, за углом открылась квадратная площадка автостоянки. Над площадкой подмигивал одинокий фонарь. Другой фонарь, в противоположном углу залитого асфальтом квадрата, тускло подмигивал багровой нитью, ничего не освещая.

Угловатый контур фургона вырос у самого забора. Чёрная фигура скользнула вплотную к фургону, слилась с его массивным силуэтом. Что-то зашуршало, еле слышно звякнуло и тут же стихло. Тёмным крылом бесшумно отошла в сторону дверца. Фургон еле ощутимо качнулся. Просипел стравливаемый из вентиля газ. Внутри фургона негромко стукнуло, потом послышался шорох, ещё раз звякнуло, словно упал металлический предмет. Скрипнула дверца, опять брякнул металл. Настало мгновение полной тишины, потом её разорвал душераздирающий вопль, в котором не было ничего человеческого. Из фургона фурией вылетела чёрная тень, и с размаху ударилась всей массой о забор. Забор загудел. Мигнул фонарь над площадкой, коротко пискнул сигнал потревоженной сигнализации, и холодное ночное небо над мотелем наполнилось визгливым воем сирены.

Глава 28

Сирена выла. Во дворе грохотало и топало сразу несколько буйных существ. В мотеле на секунду вспыхнул свет. Прямоугольник фасада мигнул белыми квадратиками окошек, и тут же потемнел опять. На площадку лестницы, ведущей из холла наверх, выплыл зыбкий огонёк декоративной свечки, очевидно оставшейся от тортика, и по фальшивому мрамору зашлёпали ноги в тапочках. По другую сторону карикатурной маски, слепленной из огонька свечи, в которой только близкий родственник смог бы угадать лицо администратора, со щелчком выпрыгнул вверх, и закачался в воздухе синеватый огонёк зажигалки. Ноги нащупали ступеньку, послышалось неуверенное шарканье, свечка заколебалась, её фитилёк наклонился, окутываясь оранжевым пламенем, как коконом.

Свистнула по ступеньке подошва тапочки, огоньки подлетели кверху, описали двойную огненную дугу и канули в темноту. Поскользнувшийся взвизгнул, и вниз по лестнице скатилось, смачно ударяясь о ступеньки, упитанное тело. На каждом ударе тело издавало крякающий звук и поминало чью-то мать.

В дверь ломились. Из подсобки, где была комнатушка охранника, затопали босыми пятками, босые ступни простучали по направлению к двери, которая уже ходила ходуном.

— Кончай дверь ломать, *****! — сиплый вопль прервался, босые пятки шаркнули по плиткам фальшивого мрамора, и на пол обрушилось ещё одно тело, и ещё одна матушка заворочалась в постели, непрерывно икая.

— Лёва, где свет?! — отчаянно взвизгнули от подножия лестницы.

Охранник витиевато озвучил догадку о месте нахождения сгинувшего освещения. Администратор ползал по полу, шлёпая ладонями в поисках зажигалки. Дверной засов лязгнул, створка отлетела к стене, и в холл ворвался холодный воздух. Затопало сразу несколько пар ног, и сорванный голос фальцетом принялся взывать в темноту:

— Евстахий! Магистр, вы здесь? Сестра Гонория! Отзовитесь!

— Лёва, да выключи, наконец, сирену! — надрывался администратор.

Сирена взвизгнула в последний раз и смолкла. Стало неестественно тихо. От дивана послышалось кряхтение, и голос администратора просипел: