Император и шут - Дункан Дэйв - Страница 69

— Что ты скажешь, если я пообещаю тебе себя?

— Мало ли что можно наобещать! — насмешливо возразил гоблин. — Ты позволишь мне убить тебя?! Колдуна? Меня не проведешь, Плоский Нос. Давай просто доверимся Богам.

— Я жажду убить его, — настаивал Рэп, постепенно приходя в отчаяние, — отомстить за Гатмора. Этот Божий Суд — мой единственный шанс. Скажи мне слово, и я клянусь выполнить твое пророчество. Вместе с тобой я вернусь к Тотему Ворона и дам тебе убить меня.

Гоблин вновь рассмеялся, но Рэп разглядел в чертах безобразного лица тень нерешительности.

— А как же женщина? Ты избавил ее от уродства, убрал с нее ожоги.

— Она дочь вождя, я ведь говорил тебе. Она должна была выйти замуж за вождя, и она это сделала.

— Не возьмешь ее? — недоверчиво поинтересовался Маленький Цыпленок.

— Нет, ее я не возьму. Она выбрала другого.

— Значит, ты стараешься не ради нее?

— Сколько раз повторять? Я делаю это в память о Гатморе. Пойми, смерть Калкора ничего не изменит в жизни Инос.

— Не важно, — упрямо тряхнут головой Маленький Цыпленок — Не скажу тебе мое слово. Вот так-то, Плоский Нос Сделаем иначе — ты скажи мне свои, а я убью тана для тебя, а потом возьму тебя, и мы пойдем к тотему Ворона.

Рэп с трудом сдержался, чтобы не свернуть гоблину шею. Презренный зеленый коротышка даже не подозревал, насколько близок к смерти.

— Скажи или умрешь! — прохрипел Рэп. — Клянусь, я убью тебя, падаль! Пусть Боги отшвырнут мою душу, но я убью тебя.

— Уже не падаль! — Маленькие глазки восторженно вспыхнули.

Но Рэп превосходно видел, что в душе гоблин сомневается. Прежде фавн никогда не углублялся в сложности гоблинских обычаев, но сейчас он мог сделать это без особого труда. Быстро коснувшись воспоминаний гоблина, Рэп возликовал.

— А я говорю, что ты все еще моя падаль. Да, Маленький Цыпленок, ты моя падаль!

— Не падаль! — захрипел гоблин. — Разве я не спас тебя от импов в Мильфлере?!

Зрение мага заметило и чрезмерное напряжение шеи, и обильный пот, и вдруг заколотившееся сердце. Гоблин лгал.

— Нет, и ты знаешь это, — снисходительно фыркнул Рэп. — Никто не собирался меня убивать. Я убрался без твоей помощи! Вспомни, я звал тебя, когда ты набросился на солдат. Ты нагло ослушался моего приказа, так что то, что ты делал, не считается.

Цыпленочек набычился от ярости, но отрицать обвинений не посмел. Рэп удовлетворенно хмыкнул, очень довольный успешной атакой.

— Так-то! Ты, гоблин, все еще моя падаль. Падалью ты и останешься! Калкор намерен убить меня сегодня. Так он и сделает, если ты не разделишь со мной слово. Сейчас, в Хабе, ты действительно можешь спасти мою жизнь. На этот раз — да! Сделаешь это и больше не будешь падалью. Действительно не будешь!

Размышлять гоблину было нелегко. С натуги он даже губы выпятил. Потом хитро покосился на фавна.

— Я хочу убивать тебя очень, очень медленно.

— Я выдержу столько, сколько смогу, — пообещал Рэп. — Во всяком случае, дольше, чем кто-либо когда-либо.

Он с легким сердцем пообещал эту страшную вещь, уверенный, что посул останется невостребованным. Белое сияние — его судьба, оно настигнет Рэпа, вероятно, еще до захода солнца. Фавн не рассчитывал выжить настолько долго, чтобы вновь увидеть Тотем Ворона.

— Ты клянешься, Плоский Нос? — Гоблин как мог заботился о своих интересах.

— Я клянусь любым Богом, каким пожелаешь.

— Что ж, Плоский Нос, как я помню, клятвы ты выполняешь. — Предвкушая свой триумф, гоблин усмехнулся и облизал губы. — Велика честь! Я сделаю это. Я разделю с тобой свое слово.

2

Дождь немилосердно барабанил по насквозь промокшему пологу шатра, просачивался сквозь швы и, собираясь в тяжелые капли, срывался на голову Рэпу и седому джотунну — его помощнику. Пол палатки тоже пестрел лужами. Рэп отлично слышал гул зрительской толпы, месящей грязь по мокрой жиже вокруг поля. Но, вероятно, из-за скверной погоды народу собралось значительно меньше, чем в прошлый раз, да и те вряд ли много рассмотрят из-за сгущающегося тумана, оседавшего на поле, больше похожем на серебристое болото. В густых, как наземная грязь, тучах то и дело грохотал гром, рыча над головами людей. Волшебное окно не ошиблось в определении погодных условий.

Оно само все это организовало.

Именно это делали волшебные окна! Они не опускались до пассивного пророчества. Они действовали, подправляя течение событий так, чтобы как можно лучше услужить интересам хозяев. Кто был владельцем Краснегарского окна, оставалось пока неразгаданной тайной, но только не Калкор. Окно уже уничтожило его так же надежно, как в свое время угробило прадедушку Инос. Тогда, на «Кровавой волне», Рэп рассказал Калкору о будущем поединке между ними и тем самым возбудил интерес пирата к оригинальному развлечению. Теперь тан упорно желал этой схватки, но ему бы и в голову не пришло устраивать подобное состязание, если бы не подсказка волшебного окна.

Окно загнало пирата в ловушку. Краснегаром ему не править, хотя бы из-за нарушения Протокола — Калкор посмел наслать чары на регента, чтобы принудить правителя назначить второй Божий Суд — за что Хранители обязаны наказать виновного. Каким бы ни был исход поединка с Рэпом, Калкор умрет.

Многое, прежде секретное, стало для колдуна очевидным.

Рэп понял горькую правду сразу же, как добавил себе четвертое слово. Но для него это знание уже не имело значения, джотуннская часть его души все еще жаждала крови.

«Я отомщу за Гатмора, любой ценой, но отомщу, — твердил себе Рэп. — Это дельце не для правосудия Хранителей, я сам должен либо заставить Калкора заплатить за содеянное, либо умереть в этом бою».

Своего отца Рэп не помнил, но знал, что тот был джотунном — прямой потомок многих поколений убийц. Неудивительно, что Рэпа сейчас обуревала кровожадность, так свойственная джотуннам. Не ради Инос шел Рэп на смертельный поединок, хоть и было объявлено, что фавн — защитник королевы Краснегара, как и предлагало магическое окно. Но Рэп-то знал, что дерется в отместку за друга, убитого самым безжалостным образом по прихоти распоясавшегося пирата.

Кровь! Желанная кровь!

Добравшись до табуретки в своем шатре, фавн тяжело рухнул на нее. Каждый мускул его тела ныл и болезненно пульсировал, каждая косточка разламывалась от усталости после бурной, бессонной ночи. Да и в предыдущие сутки он отдыхал мало. К тому же он запретил себе пользоваться магией и из-за этого сильно маялся. Длинная полоса медвежьей шкуры вонючей кучей лежала на мокрой траве рядом с фавном. На другой табуретке примостился древний старец, глашатай поединщика, облаченный в красный плащ и занятый теперь тем, что затачивал топор для Рэпа. Огромный боевой топор лежал на коленях старика, и тот, размеренно ширкая камнем вдоль лезвия, заострял и без того тонкий край, способный мгновенно разрезать даже паутинку. Рогатый шлем и видавший виды рог дожидались джотунна на траве.

— Тебе пора подготовиться, — проворчал старик, недовольно хмуря лохматые седые брови.

Для Божьего Суда Рэп джотунна не устраивал. Он был убежден, что полукровкам не место на священных джотуннских церемониях. К тому же фавн, сидящий перед ним, совершенно не походил на бойца.

— Время терпит! — огрызнулся Рэп.

Он был совершенно прав, и если ему что-то и надлежало делать, так это практиковаться в колдовстве, привыкать к обретенной силе. Может быть, гоблинское слово оказалось непомерно мощным: оно все еще гулко отдавалось в мозгу Рэпа. Услышав шепот Маленького Цыпленка, Рэп пережил нечто похожее на катаклизм, словно на него разом обрушился лишний набор чувств. Ни одно из прежних слов так не срабатывало. Но возможно, это просто значило быть колдуном.

Теперь волшебное пространство стало для фавна родным; магия органично наложилась на реальность, отнюдь не сливаясь с ней. Рэп видел и чувствовал пространство, ощущал его вкус и запах, он дотрагивался до него, слышал его — и в то же время ни одно из человеческих слов не подходило к определению знаний колдуна. Это была совершенно иная плоскость мира, уровень, куда он мог переместиться, не сходя с места. Хаб по-прежнему остался великим городом, но теперь, увиденный в ином измерении, предстал перед фавном вселенной, населенной тенями и светлячками колдовства.