Мой муж – мой босс? (СИ) - Белая Яся - Страница 21

— Так вот — я проиграл. Не могу без тебя жить. Если ты уйдёшь — не знаю, что будет со мной… А поскольку, как ты верно заметила, слова должны подтверждаться делами, то прямо сейчас я намерен выполнить свою часть сделки…

И пока я хлопаю глазами, вникая в суть сказанного, он проходит мимо меня и открывает дверь:

— Ну, идём…

— Куда?

— В зал, куда же ещё…

Выходит первым, я бегу следом…

В зале полно народу, но на сцене ещё никого… И поэтому, когда мой муж лихо взбирается на неё, десятки ошалелых взглядов впиваются в его совершенную фигуру… У девиц, которые сидят за столиками поближе, даже слюна начинает капать, ей богу!

А мне только сейчас доходит, что он собирается сделать!

О нет! Все эти расфуфыренные нетрезвые сучки будут лапать похотливыми взглядами МОЕГО мужчину?!

Не позволю!

Только кто бы меня спрашивал?!

Давлат ловит мой взгляд, ехидно ухмыляется и, под дружный вой девиц в зале, начинает медленно и очень эротично, кстати, снимать пиджак…

Всё, что я могу в этот момент — кинуться на сцену и закрыть его собой.

Глава 12. Убежать или попасться?

Едва Давлат успевает меня обнять и прижать к себе, шепнув на ухо:

— Ревнивица! — как в зале гаснет свет.

Хорошо, что муж меня обнимает. Я боюсь темноты до дрожи. Хотя кромешной она остаётся недолго — вспыхивают фонарики сотовых телефонов. Зал наполняется матом и визгами.

Дмитрий мечется между столиками, уговаривая посетителей:

— Без паники! Ситуация под контролем!

— Что происходит? — шёпотом интересуюсь я.

Давлат, пряча меня в кольце рук, внимательно оглядывает периметр…

— Я намерен в этом разобраться, но… прямо сейчас мне нужно отвести тебя в безопасное место.

— А оно есть?

Муж кивает:

— Есть. И хорошо, что отключилось электричество. Значит, камеры вырубило тоже. Следовательно, тем, кто следил за нами издалека, будет сложнее отследить… — берёт меня за руку и распоряжается: — Идём…

Семеню за ним, проклиная высоченные каблуки. На этих ходулях много не походишь.

Давлат понимает это тоже. Тихо взрыкивает, поднимает меня на руки и несёт куда-то. Однако, в боковом коридоре ставит на пол, не потому, что устал, а потому что здесь невидно ни зги.

— Ты с телефоном? — интересуется.

Мотаю головой — откуда? События этого вечера развивались так стремительно, что взять трубку я просто не подумала.

— И я тоже, — произносит с досадой. — А без света мы здесь ноги переломаем. — Вздыхает с досадой. Потом притягивает меня и жадно целует: — Светлая моя, — шепчет, прижимаясь губами к виску, — тебе нужно побыть умницей. Здесь неподалёку, буквально, в двух метрах, подсобка. В ней — всякий инвентарь. Есть там и фонари. Я знаю, где они лежат, найду на ощупь. А ты стой тут. Не двигайся. Молча. Мы не знаем причин, по которым погас свет… Лучше не привлекать лишнее внимание. Поэтому — тс-с-с-с! Я скоро…

Хватаюсь за рукав его пиджака, мотаю головой:

— Нет, не оставляй меня, — хнычу. — Я боюсь…

Он прижимает к себе крепко-крепко.

— Мне и самому не хочется тебя отпускать, малышка. Но иначе нельзя. Если я сейчас не найду фонарь — мы не выберемся отсюда…

— А может скоро дадут свет? — продолжаю цепляться за соломинку.

— Может, — грустно говорит Давлат, — а может — нескоро. И что тогда? Не сидеть же здесь в темноте и холоде.

Кое-как удаётся отпустить его. Он поспешно целует меня в волосы и ныряет в абсолютную тьму…

Страшно…

Господи, как страшно…

Я буквально впечатываюсь в стену, врастаю в неё, словно холодная шершавая поверхность способна меня спасти.

Нужно отвлечься… Забить мысли какой-нибудь глупостью. Монотонной, успокаивающей.

Правильно — считать овечек.

Загадываю, что на сотой Давлат вернётся, верю в это, стискивая кулаки, и начинаю счёт:

— Раз овечка… Два овечка… Четырнадцать… Двадцать три…

Собственный шёпот смазывает остальные звуки. А их мне кажется слишком много… Да что там! От страха чудится, что сама тьма вокруг меня копошится и вздыхает…

— Сорок четыре… Пятьдесят девять…

Уже немного, уже скоро. Он придёт.

Сердце колотится так, что мне кажется, его слышат даже в зале…

Не страшно…

Это просто коридор ночного клуба.

Монстров и привидений не бывает…

— Семьдесят восемь… Восемьдесят два…

Осталось чуть-чуть. Ты же смелая, Кристина. Подумай, как будет смеяться вместе с Борькой над нынешней своей паникой…

— Девяносто… Девяносто один… Девяносто два…

Теперь цифры почему-то тянутся, как жвачка… Повисают, капают… Прежде — летели… А теперь я вынуждена торопить их.

— Девяносто четыре… Девяносто пять… Девяносто шесть…

Шорох… Ощутимый… Шаги…

Он возвращается. Всё, как и загадывала. Сердце начинает работать на пределе… Часто-часто…

— Девяносто восемь… Девяносто девять… Сто…

Готова уже вздохнуть с облегчением — чую, он рядом.

Но… раздаётся тихий смешок и ледяные пальцы обвивают моё запястье…

А потом вспыхивает свет…

Таращусь, узнаю её, ору…

И проваливаюсь во тьму, ещё более густую и настоянную, чем прежде.

Последнее, что улавливает тускнеющий мозг, фразу, сказанную циничным и самодовольным, но таким знакомым мужским голосом:

— Шоу продолжается, дамы и господа…

Прихожу в себя — сразу щурюсь и закрываюсь от яркого света, который особенно резок после почти абсолютной темноты. Сейчас узкий коридор полон людей, так, что дышать тяжело. А ещё жарко — это работают на всю мощные прожектора. А ещё я замечаю микрофоны и камеры…

А чуть поодаль — Давлата…

Ой, на него лучше бы не смотреть.

Мужа держат какие-то амбалы — у него и свои подобные в услужении есть, но этих я точно не видела. Морды совсем зверские и неиспорченные интеллектом.

У Давлата же разорван костюм, а на лице — свежие синяки. Его надсмотрщики тоже разукрашены. Видимо, мой благоверный дорого отдал свою свободу.

Он замечает меня и шепчет разбитыми губами: «Беги!»

Мотаю головой: «Никогда…»

Прости, Давлат, у тебя самая непослушная жена…

Поднимаюсь, решительно сжимаю кулаки и требую уж не знаю у кого:

— Отпустите его немедленно!

Если бы гневом можно было поджигать — это здание уже пылало бы.

Я намерена идти до конца и кинуться на амбалов. Даже ступаю навстречу. Однако мой порыв прерывают: дорогу мне заступает тот самый азиатопободный блондин, который называл себя Гименеем, и вручил мне визитку Давлата…

— Эмоции! — патетично восклицает он. — Неподдельные искренние эмоции, дамы и господа! — он воздевает руки вверх и разводит в стороны. — То, ради чего мы здесь собрались!

— Ты заигрался в бога, Сан! — рычит Давлат и рвётся из лап тех, кто его удерживает. — Немедленно прекрати этот фарс. Мы так не договаривались.

— О, как ярко! Как искренне! — упивается Сан. Потом вмиг становится серьёзным, почти жёстким. — Это ты заигрался, мой друг. Разве забыл главное правило: не влюбляться в актрис!

— Кристина — не актриса. И я, — он вскидывает голову, ловит мой взгляд и говорит, глядя прямо в глаза: — Влюбился в неё задолго до того, как она попала в проект. С первого взгляда. Как только она вышла на сцену того конкурса…

Прикусываю губы, чтобы не расплакаться. Я хотела услышать эти слова. Мечтала. Ждала. Но не так. Не при таких обстоятельствах. Не сейчас, когда я даже не могу ответить. Не хочу выворачивать душу перед этими…

Слова Давлата и так тонут в умилительных причитаниях… Замечаю, как некоторые снимают нас на телефон… Им развлекушки…

— Отпусти её, Сан, — повторяет мои слова Давлат, обращаясь к белобрысому вершителю судеб. — Девочка здесь не причём. Ей и так досталось. Отпусти.

— Что ты! — притворно округляет глаза Сан. — И лишиться таких чистых, таких ярких эмоций… О нет, друг, шоу должно продолжаться.

— А ну разойдись, у меня уплочено! — врезается в эту идиллию громогласный голос… Зинаиды Сафроновны. Значит, когда я падала — мне не приглючилась Лампина мама.