Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Уходи! И точка... (СИ) - Иванова Ксюша - Страница 46


46
Изменить размер шрифта:

— Вероночка, милая, давай, давай ее сюда, — ворковала она, забирая ребенка. — Беги к нему!

К кому? К кому я должна бежать? Мне не верилось. Да и не могло же так быть! Или могло? Находясь в какой-то прострации, словно наблюдая со стороны за собой, я медленно подняла голову, скользнула взглядом по Антону, уже понимая, уже краем глаза улавливая, что он не один стоит у ворот на входе во двор! А потом, чувствуя, как сошедшее с ума сердце бешено стучит в груди, так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть — посмотрела на него!

Он стоял, оперевшись на два громоздких костыля, сильно похудевший, бледный… Антон страховал, придерживая сзади за спину. ОН СТОЯЛ сам!

Я вскочила с качелей… Только идти не смогла! Подумала только, что, к счастью, Агния успела забрать ребенка и безвольной куклой осела на тротуар…

Захар

В самолете я вспоминал тот Лёхин звонок…

… — Да, Лёха! Давай, вещай! Как там моя красавица? — Лёха звонил всегда ровно в восемь — у пацана бзик на пунктуальности. И это качество, конечно, само по себе классное, да только немного странное для шестнадцатилетнего парня. Впрочем, к восьми вечера я обычно освобождался и многочисленные процедуры тоже подходили к концу.

— Как договаривались, да, Дикий? Клянешься, что меня за правду не пришибешь потом? — и ведь не ржал, серьезно спрашивал! И что это значит, вообще? Как это понять?

— С ней всё в порядке? — испугался я.

…Мне тогда казалось, что всё остальное, что не касается здоровья и жизни Вероники, я смогу пережить… А оказалось, что ревность, сука, это такое мерзкое чувство, которое душу рвет на части, покоя не дает ни днем, ни ночью, в подкорке зудит безостановочно! И ни хрена не помогали уговоры, что права на Веронику у меня нет! И не работали убеждения, что сам прогнал, что сам дал ей шанс найти себе другого! А ведь мог просто держать ее рядом! Ведь мог вернуть ее тогда, через месяц после того, как она улетела домой, в тот момент, когда проснулся от боли в руке! Рука дико ныла, а я хохотал от счастья — болит, значит, есть! Значит, чувствую ее! Болит, значит, не отмерла совсем, не чужая — моя!

Потом организм, словно опомнившись, словно придя в себя после спячки, начал восстанавливаться так быстро, что я буквально каждый час ощущал изменения! Правда, встать и пойти не получилось ни через месяц, ни через два. И только через полгода, потратив хренову кучу Антоновых денег, сменив три реабилитационных центра с помощью Виталика, оказавшегося нормальным мужиком, и Елены Константиновны, я впервые встал на костыли.

Потом были еще две сложнейшие операции, потому что для ставших теперь хрупкими костей позвоночника был нужен специальный поддерживающий корсет. А потом этот корсет было нужно снять. Но в итоге сейчас, спустя одиннадцать месяцев, я уверенно стоял. Ходил не так уверенно, но с поддержкой уже мог преодолеть пару метров…

Долгими ночами я мечтал. Да, выматывался бесконечными тренировками (наверное, год назад, когда к чемпионату готовился, я бы эти свои действия "тренировками" и не назвал — так взмахи ногами и руками, подтягивания тела с помощью установленной на кровати специальной перекладины) — мышцы практически атрофировались за месяцы лежания, нужно было нарабатывать каркас. Уставал дико, а заснуть не получалось… Потому что рука тянулась к телефону. У меня была куча ее фоток. Из соцсетей — старые, те, которые еще до нашего знакомства были загружены. Сейчас, после прилета, она в инсте ничего не выкладывала. Но были у меня и новые ее изображения — Лёха по моей просьбе нафоткал. Правда, в основном издалека и в компании Агнии с Антоном или однокурсников.

Рассматривал каждую деталь часами. Она грустная везде. Нет, на старых фотках такая, какой я запомнил ее в первые дни нашего знакомства — озорная, игривая, беспечная, безумно красивая и знающая об этом! А на последних… Сердце сжималось от желания позвонить. Услышать ее голос. Обрадовать ее, сказав, что сам могу телефон в руке держать! Хотелось сделать так, как я обещал. Но я не делал. И Антону запрещал. Потому что очень хотел прийти к ней, если не совершенно здоровым, то хотя бы на своих ногах!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И если в первый месяц моего возвращения к жизни я просто боялся, что однажды проснусь вновь недвижимым, что все может утратиться так же внезапно, как появилось, а потом ждал то одну операцию, то другую… То не позвонил, когда встал на ноги, потому, что… приставленный к Веронике в качестве невидимого сопровождающего, Лёха в тот раз рассказал мне одну неприятную вещь о ней…

… — Да тебя-то я чего пришибить должен? — выхожу из себя, чувствуя реальный страх за нее — вдруг под машину попала или обидел кто-то…

— Ну, смотри! Ты обещал. Короче, братан, сегодня у нее машина сломалась — не смогла завести возле института своего. Так вот ее чувачок один склеить решил. И склеил.

— Чего? Ты ничего не путаешь, братан? Может, просто подвез? Или машину помог починить? — Вероника — девушка красивая, ничего удивительного в том, что к ней пристают всякие там козлы, я не видел. И бывало пару раз, случалось уже подобное на Лёхиных глазах. Но до этого пацан четко описывал, как она отшивала зарвавшихся. А тут…

— Нет, Дикий. В том-то все и дело, что нет. Во-первых, они сели в его тачку (а у этого мажорчика тачка, кстати, закачаешься!) и поехали в кафешку. Потом он ее в ночной клуб повез. Потом танцевал ее… Я сам не видел, правда, там фейс-контроль, несовершеннолетних не пускают… Но вышла она подшофе, и он ее обнимал за плечи…

Лёха замолчал. Но мне показалось, что не договорил до конца, что это еще не все! А мне вдруг и этого, им рассказанного, стало слишком много! Вот тебе, девочка моя, и вся "любовь до гроба"! Вот и все твои чувства! Но еще больше, чем на нее, я вдруг разозлился на себя самого! Ты ж, сука, сам этого хотел! Ты ж сам ей давал шанс на нормальную жизнь, на нормального мужика! Прогнал ее! А потом все звонок откладывал — хотел приехать к ней в полной боевой готовности, вылечившись, встав нормально на ноги! И казалось, что чуть-чуть уже осталось — пара недель каких-то, месяцок… А какой-то ушлый хмырь воспользовался твоим отсутствием и прибрал к рукам Веронику! А теперь что?

— Лёха? — зверея от своих мыслей, прорычал в трубку. — Дальше что было?

— А дальше… Нет, Дикий, ты меня прости, но дальше я смотреть не стал…

— Врешь, скотина! Я ж послезавтра вылетаю уже! Я ж тебя урою!

— Да не кипятись! Ладно… Он ее домой повез. Тачка у него спортивная. Я еле догнал на своем мотыке… И к ней поднялся в квартиру. И до ночи был там.

— А ночью?

— А я до двенадцати только досидел. И так от Семёныча влетело по самые не балуй. Антон на губу посадил. Неделю из-за тебя, как Золушка, бля, вкалываю — полы мою, толчок тру…

— Ладно, не ной. Я тебе кроссы свои обещал найковские. Забирай.

— Шлем?

— Бери.

— Дикий, а…

— Всё! Я приеду, поговорим еще…

34 глава.

Вероника

Приснилось мне, что ли? Открываю глаза, резко, как от толчка сажусь на кровати. Я в обморок упала? Или что это было? Стоп! Захар приехал же! Захар стоял у ворот! Сам!

— Боже! Быстрее! — командую сама себе и пытаюсь сползти с кровати в гостевой комнате Радуловых, чтобы срочно бежать туда, к нему!

По сторонам не смотрю, поэтому когда от окна раздается негромкое: "Не спеши!", от неожиданности сажусь обратно.

Захар сидит в кресле и смотрит на меня.

Одиннадцать месяцев боли и одиночества испаряются из моей памяти под натиском сумасшедшей мысли — он жив, он ходит, он двигается! И, задыхаясь от счастья, потеряв дар речи, снова сползаю с кровати и на дрожащих ногах, держась рукой за стену, со вскипающими на глазах слезами иду к нему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В полуметре, когда уже можно дотронуться, останавливаюсь. Мне хочется кинуться к нему в объятья, но вдруг причиню боль? Вдруг поврежу ему что-то нечаянно!

Всматриваюсь в его лицо. Серьезный такой. Губы сжаты в тонкую полоску. А глаза… Такие странные, пытливые… Как будто спросить хочет о чем-то, как будто узнать у меня… про меня что-то! Это пугает почему-то. И мне бы сказать, выплеснуть ему все свои страхи… Но я слов не помню. Я сформулировать не могу. Стою. Смотрю. И от счастья кружится… кружится голова…