Солнечная сеть (СИ) - Харченко Александр Владимирович - Страница 23

— Что ты здесь делаешь?

— Прилетел к тебе, родная. Я услышал твой голос. Вернее, я услышал голос твоего друга, Юсуфа Куруша. Он каким-то образом убедил тебя передать мне, что ты попала в беду. Решительно не знаю, как он это сделал!

— Юсуф! Где он? Он здесь?!

— Юсуф Куруш мёртв, — сказал Кейт. — Его убил Рикки Морьер, убил прямо здесь, на этой площадке, обвинив в страшном преступлении. Я не знаю, правда ли Юсуф виновен. Но у меня просто не было времени с этим разбираться. Знаешь, здесь многое произошло…

Внизу снова забегали, закричали Звёздные, и Кейт увидел, что на площадку направлен толстый ствол, соединённый с агрегатом на колёсиках и с баллонами хитроумной системой шлангов.

— Пойдём отсюда, — попросил он. — Мне тут совершенно перестало нравиться…

Кинтия послушалась его — тотчас развернулась более, чем позволяло представить воображение, легла на Луну огромным невесомым покрывалом, сверкающей сетью огня в руках Кейта. Он коснулся сестры, одним движением свернув её в сверхплотный комочек материи, не занимавший во Вселенной ни места, ни времени. Прежде чем суетившиеся внизу Звёздные успели что-то предпринять, Кейт и Кинтия Астер скрылись во мгновение ока в кипящих, взрывчатых глубинах Солнца, всё ещё недоступных человеческому могуществу.

​Ретроспектива-4. Вечная верность. Солнечная Система. До 300.11.06. Юсуф Куруш и Рикард Морьер

Юсуф Куруш тоже знал на собственном опыте, что такое жизнь и карьера рядового сотрудника Астрофлота. Он пришёл в Астрофлот потому, что любил звёзды, пространство и корабли. Фанатиком Юсуф не был, пафосных речей не говорил, и не раз ему приходила в голову подленькая мыслишка, что на самопожертвование перед лицом великой опасности — на это высшее проявление доблести, культивировавшееся в Астрофлоте, — он может оказаться совершенно неспособен. Зато он прекрасно умел водить корабли, ремонтировал почти любую технику, имел дополнительную специализацию инженера-метролога, и, как следствие, быстро попал на самый дальний рубеж Солнечной Системы — к Урану. Здесь Юсуф Куруш и познакомился с профессором Наумом Фейнманом.

Фейнман покорил его. То ли дальний потомок, то ли просто однофамилец великого физика, Фейнман занимался текучей плазмой и её свойствами в планетарных масштабах. Уран, холодный и далёкий от Солнца, со стабильной магнитосферой и сравнительно некрупными лунами вокруг, давал Фейнману и его коллегам замечательные возможности для экспериментов. Несмотря на то, что эти эксперименты год от года интересовали Землю всё меньше и меньше, Фейнман сумел поддержать во младшем коллеге интерес к некой тайне, окружавшей весь ход исследований. Заинтригованный, Юсуф Куруш помог Фейнману создавать в атмосфере Урана первые искусственные планетарные структуры, — магнитно-ударные вихри, — способные накапливать, хранить и передавать информацию, подобно большой вычислительной машине. Относительно малая скорость работы и удельная ёмкость этих структур в сравнении с традиционными хромодинамическими машинами компенсировалась с лихвой как колоссальным объёмом получившегося информационного вместилища, так и длительностью его существования, превышавшего, по расчётам, несколько миллионов лет.

Так появился на свет проект «реальной книги Бытия», как называл его Фейнман, или «энциклопедии профессора Урана», как шутили посвящённые в суть работы. Созданная руками Фейнмана и его коллег информационная машина получила структурированную, подробную и полную информацию обо всех знаниях, искусствах и ресурсах земного человечества. Но вместо ожидаемой волны интереса эта история вызвала на Земле скандал. «Вы приватизировали целую планету Солнечной Системы! — упрекали профессора недоброжелатели. — Вы могли бы исследовать удивительнейший природный феномен, и вместо этого вы предпочли искалечить его, загрузив ненужными знаниями, о которых через тысячу лет на Земле будут помнить только три с половиной доктора наук, занимающиеся исследованиями ошибок прошлого! Какое право вы имеете преобразовывать в сиюминутных интересах прикладной — ха! — инженерии чудеса природы, существовавшие за миллиарды лет до возникновения жизни и способные прожить ещё миллиарды лет тогда, когда от человеческой расы не останется и следа!»

— Я не хочу, — ответил на это Наум Фейнман, — чтобы кто-нибудь планировал свои действия в расчёте на день, когда от человеческой расы не останется и следа. Без нас Вселенная пуста и безвидна, и все её чудеса даром никому не нужны. Но представим себе, что человечество исчезнет уже завтра; что здесь найдут рано или поздно пришельцы, каким знанием они смогут воспользоваться, чтобы хотя бы воссоздать наш облик и наши достижения — если только не нас самих?!

— А зачем им вообще что-то воссоздавать? Человечество Земли — это неудачная попытка природы создать разумный вид, чудовищная ошибка Вселенной. Это молодёжь верит в бессмертие и в прогресс, но вы-то, доктор, вы ведь старый человек, который уже наверняка не раз задумывался о разверстой пасти крематория. Неужели вас вообще интересует, что будет с человечеством Земли после вашего неизбежного ухода?

— Представьте себе, да!

«Профессор без кафедры» внезапно проявил на этом месте упорство фанатика. Раскалённый добела, как критическая масса плутония, от различных философских споров и диспутов, Фейнман выдвинул перед доверенными сотрудниками новый проект, внезапно оказавшийся уже давно в сфере технологических возможностей человечества Земли:

— «Чудовищная ошибка», ха-ха! А если наоборот? Если человечество Земли — это всё, что есть у Вселенной?! Мы записали в бездонную атмосферу Урана все сведения о человеческой цивилизации; так давайте же пойдём дальше — перенесём в неё сознание людей, каждого отдельного человека! Это хоть и плохонький, а всё-таки шанс на бессмертие не только для индивидуумов, но и для вида в целом.

Ему возражали, ссылаясь на парадокс Винера-Лема: идею копирования личности, при которой копия не имеет никакой связи с оригиналом. Он только отмахивался:

— Самолёт братьев Райт — это ещё тоже не космическая ракета! Дайте человечеству сам факт наличия подобной технологии, и цивилизация наша внесёт в неё все необходимые усовершенствования, чтобы враз избавиться от этих ваших парадоксов, шмарадоксов… Опять-таки, а если с человечеством что-то случится? Останутся копии, которые можно будет вернуть к активной жизни. Или не исключено, что мы сумеем вообще создать таким способом новую биофизику для разумных тел! Подумайте сами: работоспособное, снабжённое рефлексами и стимулами, универсальное тело из плазмы! Какой простор для космических исследований, для завоевания новых миров! И мы, в нескольких шагах от этого открытия, внезапно возьмём и отступим из-за какого-нибудь там парадокса? Ну уж нет!

Он убедил нескольких своих учеников, среди которых был и Юсуф Куруш. Всей компанией они подняли немалый интерес к теме, не сообщая, впрочем, о конкретных результатах опытов. Наконец, работавший на проектной станции доктор Николай Северов вернул к жизни покойного, пользуясь фейнмановскими технологиями — списал сознание безнадёжно больного лучевой болезнью астролётчика на урановые вихри, не теряя его формальной связи с переставшим жить замороженным телом (во избежание всё того же парадокса о копировании), заменил все компоненты организма один за другим подготовленными аугментациями, выгрузил сознание обратно; астролётчик встал и пошёл. На вопрос, каково ему было в атмосфере Урана, он заметил, что чувствовал себя неопределённо, зато весьма неплохо, и больше всего ему не хватало общества симпатичных девочек. Всех участников этого опыта попросили помалкивать о нём, но, как водится, один из учеников всё-таки предал учителя. Снова был ужасный скандал, Северова назначили козлом отпущения и, лишив научной степени, сослали на Юпитер, а Фейнмана, поколебавшись, оставили в системе Урана, строго-настрого предписав ему ограничить свою деятельность планетологическими наблюдениями.

Юсуф Куруш, приложив немалую административную сноровку, остался вдвоём с профессором куковать на атмосферной станции, летавшей над Ураном по относительно низкой орбите. Они ели заплесневевшие галеты, по очереди пользовались разбитой душевой и вели дальнейшую разработку экспериментов — увы, только теоретическую, потому что для практической реализации нынешних задач Фейнмана необходима была бы, пожалуй, научная и промышленная мощь всей Земли. Не раз они сжимали кулаки от бессилия, слушая в новостях, как громят науку, как взрывают космические станции, как с самых высоких трибун вещают новые откровения невесть откуда хлынувшие пророки, ясновидцы, какие-то самообъявленные контактёры с галактическим разумом… Человеконенавистнический посыл всех этих речей был ясен, как день: человечество, кое-как вынырнувшее из помойной ямы истории на спокойную и чистую поверхность галактического существования, не заслуживало подобного величия и как можно скорее должно было затонуть обратно, желательно — на веки вечные. Это пугало. Это казалось необъяснимым. Но это было; более того, год за годом злобное исступление отдельных кликуш всё больше передавалось массам.