Лунная дорога. Часть 1 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 16

Садоводство наше одним краем примыкало к сосновому бору, и, пройдя от общего забора метров двести, я очутилась на полянке, называемой у нас лужком, полузатененной огромными вековыми соснами.

Страшно захотелось полежать на шелковистой травке и посмотреть в синее небо. Недолго думая, подошла к одинокому пеньку посреди лужка, поставила на него корзинку для травы и растянулась во всю длину. То, что вокруг бегали разные жучки-червячки, меня не смущало. Они здесь коренные жители, а я пришлая, не мне свои порядки устанавливать.

На моем носу сидели солнечные очки, но солнышко скрылось за перистым облаком, и я их сняла, засунув в карман.

Здорово! Настроение поднялось, и я решила: все напасти минуют, и все снова будет хорошо. А может, еще лучше.

Вдали послышался треск байка, и я немного напряглась. Кто это здесь гоняет? Из наших кто-то или деревенские? Видеть никого не хотелось, и я затаилась за пеньком, надеясь, что в высокой траве меня никто не найдет.

Байк затих неподалеку. Шагов не было слышно, и я решила, что тот, кто приехал, отправился не сюда.

И ошиблась. Потому что через несколько минут небо заслонила чья-то высокая фигура. И я даже сразу догадалась, чья. Прикрыв глаза ладонью, посмотрела на пришельца, и хотела было сесть, но тут этот тип упал на живот рядом со мной. Наученный неприятным опытом, прикасаться ко мне не стал. Облокотился на локоть, улыбнулся мне вызывающе-ласковой улыбкой и прошептал:

– Я мог бы так всю жизнь пролежать. Правда.

Очарование исчезло. Я рывком села, огляделась. Вокруг никого не было видно.

– Интересно, как ты узнаешь, где я?

Он сделал честные-пречестные глаза.

– Я тебя чувствую! – торжественно выдал на-гора тупую ересь.

Иронично на него посмотрела. Нашел дуру!

– На лужке ты меня по корзинке определил, понятно, – логически я мыслить умею. – А вот как узнал, что я конкретно сюда пойду? Поскольку на мне никаких следилок быть не может, остается одно – соглядатаи. Скорее всего, один торчит возле главного входа, другой – с заднего. И стоит мне только пройти мимо, как ты уже знаешь, где меня искать. Так?

Он укоризненно свел брови:

– Какая ты неромантичная! Самой-то не стыдно?

Я встала, взяла корзинку и принялась ожесточенно рвать ромашку, решив поскорее прервать этот неприятный тет-а-тет.

Он сел. Обнял колени руками и принялся внимательно за мной следить. Чувствовала я себя под его напряженным взглядом полностью раздетой.

– До чего же ты хорошенькая! – выдохнул он минут через пять восхищенного созерцания. – Я и не думал, что в жизни такие красивые девчонки бывают. Только в кино.

Эти шаблонные комплименты мне уже поперек горла стоят!

– Тренировался часто? – спросила, прикидывая, хватит мне ромашки на зиму или еще немного порвать.

– В смысле? – он поднялся и встал рядом, упокоив свой мечтательный взгляд где-то в области моей грудины, а именно в вырезе топика.

Ужасно захотелось прикрыться хотя бы ладонью, но я сдержалась. Сама же ему сказала, что смотреть можно! Вот теперь и приходится терпеть. Сначала думать нужно, потом говорить. Но мне еще ни от одного мужского взгляда не было так неуютно.

– В твоих комплиментах чувствуется отточенный навык и опытность, – попыталась я привести в чувство этого местного донжуана.

Красовский показательно обиделся. Глазки прищурил, губы мрачненько поджал и плечи опустил. Весь такой несчастненький, мне аж смешно стало.

– Ты перед кем-нибудь другим трагикомедию разыгрывай. Кстати, актер ты неплохой. Может, ты и в театральный кружок ходил, а?

Он хмуро на меня посмотрел.

– Если бы был, то ходил бы. У меня бабка завклубом работала. Ей массовость была нужна.

– Понятно. Вся родня, небось, там тусовалась?

Он кивнул, изучающе глядя на меня.

Я невольно улыбнулась. В роли подопытной зверушки мне выступать еще не доводилось.

В его глазах появилось особенное выражение, я даже не знала, как его описать. Восторженное?

Почувствовав себя донельзя смущенной, а это чувство меня не посещало лет уже пять точно, я поспешно добросала в корзинку еще несколько кустиков ромашки и поспешила к тропке, ведущей в садоводство.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он за мной не пошел, и я с опаской обернулась. Красовский садился на свой байк, и мне вдруг захотелось бежать бегом. И как можно скорее. Что еще он выдумал? Надеюсь, не вздумал меня похитить? Тоже мне картинка – Зевс похищает Европу! Только вместо быка – мотоцикл.

Но бежать по лугу было трудно, трава почти по пояс, и я брела быстро, но с оглядкой.

Позади раздался рев байка, и мне наперерез рванул Красовский. Я замерла. Вот ведь неугомонный тип! Что за очередную пакость он мне готовит?

Он пронесся передо мной, развернулся на заднем колесе и вылетел из седла. Шмякнулся неподалеку и замер. Байк отлетел в сторону и продолжил езду, только уже в положении лежа.

Это было страшно. Под рев мотора я осторожно подошла к Красовскому, наклонилась и приложила пальцы к сонной артерии. Пульс немного частил, но в целом был в норме. Глаза у него были закрыты, но кончики губ как-то странно подрагивали.

Ну и акробат!

Я поднялась, выпрямилась и отошла на пару шагов. Потом мило пообещала:

– Лежи тихо, не двигайся, вдруг сломал себе чего. Я скорую помощь вызову. У меня телефона с собой нет, так что сейчас на дачу сбегаю и вызову оттуда. Ты, главное, не шевелись и на муравьев внимания не обращай. Подумаешь, покусают немного, муравьиная кислота полезная. Жаль, что лицо распухнет, глазки узенькими станут, но это ерунда, пройдет.

Я не врала и не шутила, он в самом деле уютненько так расположился рядом с муравьиной кучей. Небольшой, но ему хватит.

Красовский дернулся, открыл глаза и поднял руку. На ней и в самом деле обосновалось уже штук пять коричневых лесных муравьев. Это которые раз в десять больше обычных.

Он медленно поднялся, видимо, все-таки неплохо приложился. Хотя высокая мягкая трава и смягчила падение, да и тренирован он неплохо, но в головке наверняка еще гудит.

Я с нарочитой заботой всплеснула руками и нервозно вскрикнула:

– Зачем ты встал! Немедленно ложись обратно! У тебя наверняка сотрясение мозга! У тебя шок! Тебе нельзя двигаться!

Он хмуро на меня посмотрел. Таким пронзительным взглядом, аж до самых печенок достал.

– Ты что, врач?

– Мама у меня врач. Ну и мне кое-что показывала.

– Тогда чего придуриваешься? Прекрасно ведь видишь, что ничего со мной не случилось. Я так раз в неделю летаю. И все нормально. Главное сгруппироваться правильно.

Я поправила корзинку на руке. Она не тяжелая, просто громоздкая.

– Группируйся, группируйся, – вежливо позволила ему заниматься любимым делом. – Ничего не имею против. Опыт у тебя в этом деле большой. Перед всеми девчонками так летаешь или только перед теми, кто кобенится?

Он сплюнул с досады. Ага, значит, я права!

Довольно хихикнув, пошла дальше. Он подошел ко все еще куда-то мчащемуся на боку мотоциклу, вырубил его и отправился следом за мной. Молча пошел рядом, потирая локоть.

– Ушиб? – спросила я, припоминая, есть ли у нас дома мазь от ушибов.

Парень отрицательно дернул головой:

– Нет, муравьи покусали.

– Ты больше так судьбу не испытывай, – отстраненно посоветовала я. – Как-нибудь приложишься головушкой об камень, так легко не отделаешься.

– С чего это вдруг такая обо мне забота? – Красовский с затаенной надеждой посмотрел на меня, но я его чаяния разбила одной небрежной фразой:

– Врачей жаль. Им же с тобой возиться придется. Еще и инвалидом станешь, будет тебя общество обеспечивать. То есть опять же я. А я придурков вроде тебя обеспечивать не желаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Красовский посмотрел на небо, жалобно так, будто кому-то на меня сетуя. Нет, я что, неправду сказала? Потом тихо проговорил:

– Ты мне по-настоящему нравишься, Маша. И я своего добьюсь. Не отступлюсь, ты не думай.

– Конечно, при наличии такого огромного опыта отступаться просто смешно, – легко согласилась я с ним. И уже серьезно добавила: – Тебе времени не жалко? Я пустомель не терплю, я ты стопроцентный пустомеля.