Молчание (СИ) - Булахов Александр - Страница 33

К горлу Рыжова поступил ком, еще больше предыдущего, и он еле его проглотил.

— А без меня не справитесь?

— Я от помощи не откажусь, — пробормотал Игоревич и продолжил кидать распиленные куски человеческих тел в строительную тачку. — Только если со мной вдруг что не так опять станет, вы меня сразу же убейте.

Николаич сел на корточки и взглянул в наполненные болью глаза Игоревича. Тот сразу же отвернулся.

— А что может стать не так? — осторожно спросил Николаич.

— Сейчас это не важно. Когда станет, вы сразу поймете.

Николаич надел резиновые перчатки и опустил руки в кровавую жижу. От нее пошло теплое испарение. Николаич вытащил из кучи руку с золотым кольцом и уставился на нее.

— Я даже представить себе не мог, что мне придется в жизни вот так вот копошиться в «свежепорубленных» человеческих костях и мясе, — произнес он и швырнул руку в тачку.

— Но зато я вижу, что ты по этому поводу особо не расстраиваешься, — сказал Рыжов, пытаясь успокоить прыгающий до горла желудок. — Тебе что отпиленные руки, что отпиленные доски складывать — одно и то же!

Рыжов взялся за ручки тачки.

— Куда везти? — спросил он.

Игоревич поднял голову и окровавленными пальцами почесал нос.

— Выйдешь во двор и найдешь яму, туда все это и скидывай.

Рыжов посмотрел в сторону выхода. К нему двигались в защитных костюмах два санитара: Морковин и Бобров. Они на носилках несли покойника с распертым животом, прикрытым черным пледом. Из-под пледа на землю высыпались бело-розовые червячки, похожие на опарышей.

Рыжов кивнул и сразу же за санитарами вышел во двор больницы. Он с рабочей тачкой остановился на крыльце и взглянул на непривычную картину. Ярко-синяя блестящая пленка покрывала всю землю, окружающую больницу и только метров шесть не доходила до ступенек, ведущих ко входу.

— Спаси и сохрани меня, Господи, — прошептал он. — Дай понять моему разуму, что происходит вокруг меня. Может быть, я попал в ад и об этом еще не знаю?

В это время санитары подошли к ледяной пленке и на счет «три» выкинули с носилок покойника. Сразу же от ледяной поверхности взвились к верху языки пламени, и труп за считанные секунды сгорел без остатков.

Рыжов скатил по ступенькам тачку и двинулся с ней к вырытой яме. Санитары подняли в знак приветствия руки. Рыжов кивнул в ответ. Морковин отстегнул верх защитного костюма. Бобров сделал тоже самое.

— У меня порядком сдают нервы, — заныл Морковин. — Я скоро просто сорвусь. Нахрена мы их всех таскаем? Какой в этом смысл?

— Тебе ж объяснили, в чем смысл! — рявкнул в ответ Бобров.

Рыжов опрокинул тачку в яму и подошел к Морковину и Боброву.

— Это все-таки правда, что в терапии — эпидемия? — спросил он.

— Правда, — ответил Бобров. — Люди мрут, как мухи.

Морковин сплюнул скопившуюся во рту гадкую слюну и обратился к Боброву:

— Я, Степан, наверное, еще разок схожу — и пас, больше в отделение не вернусь.

— Может, моя помощь нужна? — поинтересовался Рыжов.

Морковин покрутил пальцем у виска.

— Ты даже не суйся туда, дурачок. Помочь ты там точно никому уже не сможешь. А вот себя, скорее всего, загубишь. Правильно я говорю, Степан?

— Не лезь туда, Рыжов, там тебя ждет верная смерть, — подтвердил Бобров.

— Ясно, мужики, мне дважды повторять не надо.

Раздался шум и гам, и в вестибюле первого этажа появился отряд Сергея Ветрова. В него входили: Артем, Полина, Оля, Капрон, Макето, дядя Ваня, Шурик, Жуков, Психоза, Рыбин, Мария, Кристина, Тамара. Это были во многом совершенно разные люди, но их объединила борьба с неизвестной им напастью. Не назвать хотя бы одно из перечисленных имен было бы подлостью. Бойцы выглядели уставшими, но довольными. В руках они держали согнутые в форме кочерги или клюшки железные арматуры. У Макето и Рыбина за поясом висели острые топоры, а Капрон нес на плече штыковую лопату.

Впереди отряда с согнутой арматурой и ведром шел Сергей Ветров.

— Шесть штук за один раз! — сообщил глава отряда Игоревичу и Николаичу. — Они — суки! — попрятались, наверное, от страха. Явно поняли, что сила за нами.

Сергей бросил ведро на пол. Оно перевернулось, и из него вылетело несколько раздавленных «ногогрызов», они все были в какой-то желтой слизи.

Ветров повернулся и хлопнул по плечу идущего за ним грозного бойца.

— А Капрон наш — вообще богатырь! Одного гада лопатой прибил, а второго ногой растоптал.

— Ура Капрону! — закричал Психоза, молодой мужчина в очках, похожий на маньяка. — Ура богатырю!

— Ура! Ура! Ура! — поддержали его остальные.

Петр Алексеевич Погодин, тот самый неизвестно куда пропавший завхоз терапевтического отделения, понял, что до своего этажа не добежит. Он остановился на четвертом и потянул на себя тяжелые металлические двери. Очутившись в ожоговом отделении, он повернул в правое крыло.

Серые коридорные стены раздражали его глаза. Этот цвет Погодин не любил, и, слава богу, в его отделении он не преобладал.

Из одиннадцатой палаты ему навстречу неожиданно вышел заведующий ожоговым отделением.

— Петр Алексеевич, какими судьбами вас занесло в наше отделение? — поинтересовался Кожало.

— Да в туалет меня по-маленькому основательно приперло, чувствую, что до своего этажа не добегу, — объяснил Погодин.

Кожало поправил очки.

— Вы нам заразу из вашего отделения не принесли? — строго спросил он.

Погодин остановился и вытер рукавом белого халата пот с лица.

— Какую заразу? Вы это о чем, Дмитрий Антонович?

— Такое ощущение, что вы где-то конкретно нажрались и проспали все самое интересное, — заметил заведующий ожоговым отделением.

— Будете смеяться, но так оно и было, — мрачно сказал Погодин. — Беда у меня случилась. И вряд ли в этой больнице найдется тот, кто сможет меня понять.

— Петр Алексеевич, вы хоть видели, что творится на улице?

— Вы это тоже видели?! — закричал завхоз. — Значит, я не сошел с ума?

Кожало растянул губы в невеселой улыбке.

— Я искренне вам сочувствую. Для вас сегодняшний день будет полон открытий и сильнейших потрясений.

— Ладно, Дмитрий Антонович, не пугайте меня. Я и так уже основательно напуган.

Погодин сделал несколько шагов вперед и открыл двери, ведущие в туалет.

— Мне сейчас самое главное — найти психиатра, который докажет мне, что я еще не сошел с ума, — сказал он и зашел в туалет.

Петр Алексеевич открыл кабинку, встал напротив унитаза и расстегнул ширинку. Где-то в туалете, за его спиной, раздался шорох. Погодин обернулся и бросил взгляд в щель между дверью кабинки и косяком.

По полу туалета пробежала крыса. Завхоз прошептал проклятье и медленно повернул голову назад. Наступила тишина, которую прервал жалобный мужской голос.

— Молодой человек, пожалуйста, перейдите в другую кабинку.

Погодин от неожиданности подскочил, волосы на его голове встали дыбом.

— Ой-ё-мое! — вскрикнул он, кое-как застегнулся и поглядел вниз.

Из унитаза на Погодина смотрела несчастными глазами голова Можаева, пожилого врача ожогового отделения.

— Ну, пожалуйста, я вас очень прошу, — сказала она.

— Аа… Да-да!! — растерянно выпалил Погодин, шагнул назад и быстро закрыл дверь кабинки.

Он перекрестился и прошептал:

— Наверное, мне уже поздно идти к психиатру, тут и так все понятно.

Пока завхоз терапевтического отделения расстраивался в туалете по поводу того, что его крыша безнадежно поехала, Дмитрий Антонович Кожало сидел за рабочим столом в своем кабинете и слушал голос Федора Ивановича, который раздавался из мобильного телефона Груши.

— Мне жаль тебя, Виталик. Искренне жаль, — монотонно говорил Федор Иванович. — Ты тонешь в мире своих страхов, с каждым днем погружаясь все глубже и глубже в нечто, далекое от реальности. Ты принимаешь помощь тех, кто влез в твой разум, и сознательно отказываешься от помощи тех, кто способен тебе помочь.