Пораженец (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 49

А офицеры, кто мог — отправляли в тыл повозку за повозкой, порой и сами уезжали сопровождать “ценный груз” и всеми силами старались зацепиться там, в тылу, на любой, самой завалящей должности, лишь бы подальше от фронта.

— Дмитрий Михайлович, вашбродь, самовар поставить? — радостно оскалился Митин денщик Ануфрий.

— Чего так весел?

— Письмо из дома, брат в плен попал.

— Чего же хорошего?

— Да как же не хорошо: мы тут под пулями-снарядами мерзнем, а он до конца войны целым будет!

Да, солдаты хотят в плен, офицеры в тыл… Как говаривал отец, “С таким настроением мы слоника не продадим”. И Митя снова задумался о том, почему все так плохо организовано. Чем больше он воевал, тем больше удивлялся. Первые, суматошные бои до установления сплошной линии фронта еще как-то объяснялись неопытностью или растерянностью, но бестолковщина продолжалась и через год после начала войны.

Среди офицеров попадались разные, и опытные, и трусливые, и распорядительные, и ленивые, и вообще никакие, но начисто отсутствовали отбор и осмысление. Неделю тому назад один из батальонов полка ночью атаковал австрийские позиции, атака захлебнулась в каких-то пятидесяти метрах от цели. Просто потому, что поздно вступила артиллерия и не поддержали соседи. Но австрийцев потрепали и командир батальона предлагал повторно атаковать сразу же, пока они ослаблены, часть укреплений разрушена и система обороны вскрыта.

Однако решили иначе. Ждали два дня, потом, поздно вечером, прислали новый приказ, один в один с первым. Офицеры равнодушно пожали плечами, отметили в своих записках направления и цели, а с утра подняли роты в атаку. Австрийцы же за это время еще глубже врылись в землю, изменили позиции пулеметов и легко отбились. Злой насмешкой судьбы стала смерть батальонного командира, предложившего верное решение — его убило осколком прямо на наблюдательном пункте.

Такое впечатление, что в штабе полка не читали рапорта о первой атаке и предложений об организации второй. Никто не озаботился установить причины провала и не подумал о том, как лучше решить задачу. Результат — только новые потери.

Митя вздохнул. Из дюжины новых прапорщиков, прибывших в полк за три месяца, в строю не осталось ни одного, десять убиты, двое ранены и отправлены в тыл. Да и толку от тех прапорщиков — курсы шесть месяцев, возраст юношеский, ни солдатам приказать, ни происходящее понять. Впрочем, Митя тоже прапорщик не кадровый, но хоть постарше да успел немножко набраться опыта.

А награждения? Летом поручик Морханов со своей ротой целый день отражал атаки австрияков, одну за одной. Рассказывал потом:

— Четыре раза подходили к нашим окопам! Вот глаза уже видны! Рота открыла прямо-таки ужасный огонь! солдаты выцеливали офицеров и фельдфебелей, на верный выстрел подпускали. Ох и накрошили мы их! Передние как подкошенные падали, а задние все так и перли, у меня волосы дыбом стояли от этого ужаса!

И пленных взял Морханов, и три роты противника извел, и быть бы ему георгиевским кавалером, но… Командир полка так составил реляцию, что Морханова в ней упомянул мельком, а представил все таким образом, будто полковник сам руководил отражением атак. Вот он и получил крестик.

С тем Митя и заснул.

А утром подскочил от грохота.

Пушки взревели ровно в шесть часов, да так, как никогда раньше. Смертельный вал прошел по всем позициям полка, казалось, что стреляют со всех сторон. Взрывы тяжелых снарядов рвали в клочья нятянутую Митиными саперами проволоку, перепахивали нейтральную полосу, разбивали передовые траншеи. Кто не выдержал и побежал — тех снаряды настигали на полпути ко второй линии окопов.

В этом грохоте почти не слышалось русской артиллерии — несколько выстрелов из тяжелых орудий, несколько шрапнельных залпов из трехдюймовок терялись на фоне неумолчного рева с австрийской стороны.

Митя с саперами, хоть к ним снаряды прилетали куда реже, растащили в сторону свое хозяйство и припасы, чтобы не накрыло одним взрывом и попрятались по щелям. Отрыли их давно и чуть ли не со скандалом, проклиная лишнюю работу и настойчивость его благородия прапорщика Скамова. А сегодня, слушая, как свистят над головой осколки, за него возносили благодарственные молитвы.

Обстрел затих, зато на позициях поднялась ружейная пальба. Митя двинулся в дом, занятый штабом полка, столкнулся с телефонистами, шедшими восстанавливать перебитый провод и услышал доклад посыльного от Морханова — рота отбила первую атаку, но при этом потратила половину патронов. Вскоре ожил зуммер телефона и голос Морханова, искаженный аппаратом, донес, что рота отражает вторую атаку и что патроны кончаются и просил срочно прислать повозку с огнеприпасами.

Не успели.

Роты отошли на вторую линию траншей, снова заговорили пушки, снова одна за одной покатились австрийские цепи под прикрытием пулеметов. Штабные нервничали и, бросая косые взгляды на командира полка, начали сквозь зубы поговаривать, что при таком обстреле не удержаться и надо отходить, не дожидаясь повторения атаки назавтра.

К вечеру огонь немного ослаб — тяжелые орудия нацелились на оставшиеся русские батареи и вскоре принудили их к молчанию. Третья, последняя линия траншей была самой слабой и лихорадочные ночные усилия Митиных саперов мало чем могли помочь. Судьба позиции теперь зависела только от того, когда противник начнет новый обстрел и новые атаки. Но заполночь из корпуса пришла команда на отступление — австрийцы, усиленные немецкими частями, продавили фронт на значительном протяжении и не ослабляли натиск.

Утром, когда Митя паковал с саперами свое хозяйство, примчался посыльный из штаба. Мост за деревней давно уже подготовили ко взрыву, но караул на нем донес, что осколками перебиты провода из подрывной камеры, и штаб приказал немедленно их восстановить, иначе полку будет невозможно оторваться от преследования.

Прапорщик Скамов, Ануфрий, унтер из старых и два сапера бегом отправились к мосту. Провод, шедший от караулки, построенной на зиму, посекло в нескольких местах и заменить его целиком было нечем. Митя пробежался вдоль линии, определя, где можно просто срастить концы, а где класть новый кабель. Саперы принялись за дело, а по мосту валил на восток полк — поредевшие роты, обоз и повозки, набитые барахлом. Ануфрий зло сплюнул.

— Тащут, тащут, сейчас германец вдарит и не помогут эти тряпки.

Так и случилось. Разрывы в последней траншее грохотали еще полчаса, потом ветер донес стрекот пулеметов, и почти сразу австрийцы перенесли огонь на мост. Вокруг начали рваться шрапнели, скашивая по нескольку человек сразу. Дико кричали раненые лошади вставшей поперек моста телеги, солдаты толкали ее в реку, не обращая внимания на вопли хозяина вещей.

Саперы укрылись в караулке, Митя согревал гальваническую батарею под шинелью, чтобы не отказала в решающий момент, раздалась еще серия взрывов и выглянувший наружу Ануфрий заорал:

— Опять перебило!

А вдали уже показались первые вражеские цепи, тянуть новый некогда и нечем.

— Значит так, братцы, — начал Митя. — Я пойду с запалом, кто со мной?

Вызвался унтер.

— Ну, не поминайте лихом!

Последние его слова заглушили новые разрывы.

***

Здравствуй, Миша.

Должен тебе сообщить печальную новость. Весь Митин полк погиб, за исключением обозников и еще нескольких десятков человек. Весь первый батальон полег, прикрывая отступление, в остальных кто не убит, попал в плен. Из саперной команды уцелело пятеро — трое, что везли в тыл имущество и двое в лазарете. Из остальных, вероятно, никого не осталось.

Я ищу Митю, но даже раненых из полка, у кого можно было бы что-нибудь узнать, почти нет. Все остались в огне, полк канул как в воду.

Держись, я надеюсь, что он в плену, поиски не прекращаю.

Лавр.

Вот так вот.

Семнадцать лет, от деревенского пацаненка до ученого химика, через первую революцию, университет, и — в никуда. И так во всем, сколько бы ты не делал, не работал, а пришла страшная непредсказуемая сила и смахнула все выстроенное.