Пулеметчик (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 49

Судя по разговорам, намечался аншлаг.

Так оно и вышло — на эдакую новость набежали не только военные медики, но и многие их коллеги штатского и студенческого званий со всего Питера, и целая делегация Женского медицинского института. В аудитории, построенной амфитеатром, на верхних рядах сидели втроем-вчетвером на местах для двоих, толпились в проходах и коридорах, слушая происходящее через распахнутые двери. Сергей Сергеевич Боткин, предвидя такой поворот, заранее провел меня на места для профессорского состава и даже представил начальнику академии Таренецкому.

Наталья сама за прошедшие месяцы провела уйму экспериментов в лаборатории, затем пробилась в Первую градскую больницу, настояла на испытаниях там и написала диссертацию, так что против ученых мужей она вышла далеко не в первый раз и потому была спокойна. А я нервничал куда больше, чем соискательница — в мое время защита превратилась в своего рода формальность, благожелательные отзывы оппонентов согласовывались заранее, дремавший ученый совет просыпался только на словах председателя “Что, уже выводы?”, после пары-тройки дежурных вопросов голосовали и следовали на банкет.

Тут же, как выяснилось, все еще витал дух свободного диспута.

Для начала, диссертацию было положено издать (ну, при моих-то “связях” с типографиями это не было проблемой, хе-хе), дабы все желающие могли с ней ознакомится. Далее, все эти самые желающие могли прийти на защиту и выступить в качестве “приватных оппонентов”, причем в любых выражениях — самолюбие соискателей тут не щадили, дебаты могли принимать весьма резкую форму.

Когда все уселись, разобрались и было сказано вводное слово, на сцену вынесли планшеты с плакатами, а на одну из двух кафедр уверенно поднялась Наталья.

Выглядела она умопомрачительно, несмотря на глухое темное платье в пол — высокая прическа из золотых волос, скупые белые кружева манжет и воротничка, а когда она провела взглядом дерзких синих глаз по собравшимся, публика заворковала.

— Уважаемые профессора, коллеги, господа! — звонко начала соискательница.

Текст выступления я более-менее знал, поскольку готовил плакаты к защите и внес в них все свои понятия об инфографике. Наталья, конечно, кое-что отбросила как излишний авангардизм, не поймут-с, но в целом получилось неплохо. Залегендировали открытие мы не доктором Уайтом, а рутинным окрашиванием препаратов для микроскопии — дескать, глянули, ба! бриллиантовый зеленый микробов поубивал! Так сказать, счастливая случайность. Дальше серия проверочных экспериментов, выработка рецептуры, исследования в больнице, набор статистики и вуаля — рекомендации по применению дешевого, активного и быстродействующего антисептика, с научно подтвержденной эффективностью. Ну и запатентованного, куда уж без этого — зал весьма благосклонно принял сообщение, что использование патента на территории Российской империи будет бесплатным. К моему удивлению, эстетические последствия применения зеленки были восприняты не как минус, а как плюс — врач видит уже обработанные участки и тем самым не пропускает необработанные.

Оппоненты сменяли друг друга на второй кафедре, Наташа держала удар и я как-то подуспокоился и даже пропустил каверзный пассаж замшелого старичка в вицмундире военного медика. Публика задержала дыхание.

— Да, я женщина, но я не вижу, чем при правильной постановке дела отличаются исследования, проведенные женщиной и мужчиной. В конце концов, я надеюсь, уважаемый оппонент не разделяет микробы на мужские и женские, а борется с ними со всеми…

Женский сектор и демократичная галерка плеснули аплодисментами, заулыбалась и профессура, разве что две-три наиболее упертых рожи, включая старикана, всем своим видом выражали принципиальное неприятие. Такой расклад сохранился и при баллотировке — три черных шара, остальные белые, поздравляю вас, доктор Скамова.

Отметили, как и положено в академических кругах, пирушкой в ресторане. Помимо гг. профессоров с супругами, мы пригласили Лавра и Марию Болдыревых, что дало возможность перекинуться парой слов, пока медицинские светила поздравляли сияющую от счастья Наташу.

Я нажаловался казаку, как московские земцы, впечатленные успехами в Жилищного обществе, зазывали меня в создаваемую партию — я так понял, это будет те самые “кадеты”, сиречь конституционные демократы. Две стр-р-рашно нелегальные группы — Союз освобождения и Союз земцев — провели “подпольные” съезды и решили объединиться, тем более, что осенний манифест Николая II “О восстановлении порядка” хоть и туманно, но обещал созвать совещательную думу. Большинство солидных жителей инженерных и прочих наших кварталов вполне разделяли идеи кадетов и ринулись записываться, вот сей водоворот чуть было не утащил и меня. Весьма сложно отказывать порядочным людям, которых я знал как прекрасных профессионалов, но я вовремя вспомнил, что являюсь, по крайней мере формально, американцем. Так что я заявил, что не считаю возможным гражданину одного государства вступать в политическую партию в другом. Такой ответ вполне укладывался в воззрения зазывал, от меня отстали, но руку пожимали и в глаза глядели со значением, дескать, мы все понимаем, мистер Скаммо, вы наш.

В ответ Болдырев поведал о последних новостях с Дальнего Востока — позиции у Мукдена стоят незыблемы, Собко клепает еще два бронепоезда, остатки первой и второй Тихоокеанских эскадр спешно ремонтируются и готовятся к выходу в море, как только залив Петра Великого освободится от льда. Японцы, несмотря на успехи флота, уже озабочены изысканием средств на ремонт побитых кораблей и даже на уголь, ресурсы на исходе. Их войска в Маньчжурии тоже требуют немалых расходов, снабжение идет через захваченный порт Дальний, но много сил отнимает охрана железной дороги — сменивший Куропаткина Линевич наладил беспокоящие рейды, в которые ходят небольшими отрядами и время от времени даже ухитряются повредить рельсы.

А вот известие, что перед увольнением от должности наместника Алексеев успел произвести Медведника в “прапорщики военного времени”, меня развеселило. Простота нравов необычайная — приказ был опубликован в газетах, с указанием фамилии и прочих данных, это на партизанского-то командира, действующего в тылу противника, хорошо хоть адрес не написали и как папу-маму зовут.

Болдырев прямо в затылке зачесал, когда я это ему выдал, вот смех и грех, ей-богу — подполье понимает в конспирации больше, чем военная разведка.

Лавр, надо сказать, действиями Егора был весьма воодушевлен — располагая примерно тысячей бойцов, тот сумел-таки устроить желтолицым небо с овчинку, так что японцы предпочли не высовываться, а засесть в нескольких ключевых пунктах, контролируя лишь их округу и пару основных дорог. Да и газеты раздувают историю о геройском прапорщике, чуть ли не в одиночку отстоявшем Сахалин — я так понимаю, с подачи Алексеева, которому был нужен эффектный аккорд при отставке.

В поезде из Наташи как будто выпустили воздух — нервное напряжение последних дней отпустило и она тряпочкой сложилась в угол дивана, предоставив мне общение с внешним миром. Эх, черт, надо было Собко заказать корней женьшеня, элеутерококка и родиолы, понаделать тонизирующих настоек, сейчас бы очень кстати пришлось.

Наташа вяло и молча реагировала на мою суету вокруг нее, изредка слабо улыбаясь, и лишь когда я уложил ее спать и подоткнул одеяло, прошептала “В Сокольники хочу, там хорошо” и тут же уснула.

А ведь точно, там хорошо, надо будет узнать, можно ли выкупить там участок.

***

По приезду в Москву встретившие нас Ираида и Аглая огорошили сообщением, что у нас “постоялец” — списанный после ранения матрос-тихоокеанец, которого Митька сейчас утащил на каток, я так понимаю, похвастаться друзьям и подругам.

Вернулись они где-то через час, когда мы уже разобрали вещи и явлением этим я был весьма впечатлен — здоровенный мореман носил бескозырку и… кожаную куртку, в распахнутом вороте которой гордо торчал тельник, не хватало лишь маузера и пулеметных лент. Я, грешным делом, подумал про еще одного попаданца-прогрессора, но все оказалось проще — это была неофициальная униформа “броневиков”, то бишь экипажей блиндированных поездов, которую они переняли у паровозных бригад. Да и то, внутри железного вагона, среди оружейной смазки, копоти, порохового дыма, какая еще одежка выдержит лучше?