Пулеметчик (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 48

— Во первых, здравствуйте, — я протянул ладонь для пожатия и как только он подал свою, резко отвел сцепленные кисти влево, нырнул под них, оказался у Пети за спиной и взял его руку на залом. Школа, четвертый класс, “Хочешь, приемчик покажу?” — вот когда пригодилось, точно говорят, нет бесполезных знаний и умений.

Левой рукой удерживая Лятошинского на болевом, правой быстро охлопал его карманы, вытащил браунинг и толкнул Петю на диван, освободив руку.

— Сволочь! — прошипел он, держась за вывернутую кисть.

— Во первых, спокойнее. Во вторых, приличные люди в гости ходят без оружия. В третьих, после разговора верну. Я так понимаю, что у вас есть общество, и тайные собранья по четвергам, секретнейший союз?

— Не ваше дело, — зыркнул с дивана реалист.

— Да, это не мое. Мое тут в другом. Вот придут сюда жандармы с обыском, а у меня тут и Маркс на полках, и Лавров, и много чего еще интересного. И получится, что я погорел исключительно по вашей дурости.

— А так приспешникам буржуазии и надо! — зло ответил Петя.

— Да? — я вытащил из стола фотографию Кропоткина с дарственной надписью и показал Пете.

Портрет князя и анархиста подействовал на анархиста и князя (Лятошинский был из обедневшей шляхты, но утверждал, что их род то ли княжеский, то ли графский) волшебным образом.

— Вот вы решили податься в террор. А уверены, что получится?

— Уверен.

— Отлично, — я разрядил пистолет и отдал его Пете. — Засуньте его обратно в карман, вот так. А теперь попытайтесь быстро выхватить его и прицелится в меня. На счет “три”. Раз, два, три!

Пистолет, как и ожидалось, застрял. Красный как задница при запоре Лятошинский дергал его наружу секунды четыре или пять и, наконец, направил на меня.

— А взводить кто будет?

В глазах Пети предательски блеснули слезы, но он сжал зубы.

— Ладно, идем дальше. Предположим, теракт удался. Вас будут искать, а есть ли у вас пути отхода, прикрытие, новые документы, место где отсидеться? Нет? Значит, вас быстро выловят и вся ваша борьба — это размен городового на образованного молодого человека с идеями. А поскольку у нас необразованных безыдейных гораздо больше, то вскоре вы попросту кончитесь.

— Пусть! — гордо заявил Петя. — Наш пример разбудит следующих!

— Похвальное желание положить молодую жизнь на алтарь свободы, — я серьезно кивнул. — Давайте тогда о теории. Что такое революция?

Петя ожидаемым образом промолчал. Красивое слово, все кругом передовые и революционные, только вкладывают в эти понятия совсем разный смысл, а то и вообще не задумываются.

— Вон на полке пятьдесят первый том Брокгауза, подайте пожалуйста. Так, “Революция -

полный и весьма быстрый переворот во всем государственном и общественном строе страны… Революция в собственном смысле слова происходит всегда вследствие движения, охватившего широкие круги народа, и состоит в том, что политическая власть переходит из рук одного общественного класса в руки другого.” Согласны? Отлично. Какому классы вы намерены передать власть?

— Пролетариату!

— А когда вы последний раз с пролетарием серьезно разговаривали, о политике, например?

— Да что вы меня экзаменуете! — встопорщился мальчишка.

— Просто подвожу к мысли, что народ пока — пока! — не хочет революции. Сходите вон на Охотный ряд, прогуляйтесь, послушайте, поговорите. Только волосы надо укоротить малость, там патлатых не любят.

— Охотнорядцы не народ!

— И кто это так решил? Это часть народа, хотим мы того или нет.

— Мы за право свободной личности!

— Еще лучше, тогда как может одна личность, высшая ценность с точки зрения анархизма, пойти и убить другую личность, тоже высшую ценность?

Петр завис, судя по всему, такой вопрос не приходил к нему в голову.

— Нет у нас права решать, кто личность, а кто нет, кто народ, а кто нет, понимаешь? Если бороться — то чтобы жизнь стала лучше у всех и каждого. Свалить самодержавие, — продолжил я, — это даже не полдела, так, четверть с хвостиком. Положим, все молодые образованные сгинули в борьбе, но ваш пример разбудил следующих, наступила республика, кто будет новую Россию строить?

— Народ!

— Что-то я сомневаюсь, при всем уважении к народу, что он сумеет запустить электростанции и химические заводы.

— Ну, специалисты… — Петя окончательно стушевался и покраснел.

— Так специалисты — это вы, — я несильно потыкал его пальцем в грудь. — И лучшее, что вы сейчас можете сделать — учиться, прекрасной России будущего позарез нужны образованные люди. А если вы погибните или не выучитесь, откуда они возьмутся? И живой революционер уж точно лучше мертвого.

— Это что же, прятаться? — шмыгнул носом Петя.

— Не прятаться, а думать. И медленно, тщательно, систематически работать. Вот посмотри — все великие преобразования сделаны тихо. Вольтер и просветители никого не стреляли, на баррикадах не дрались, Бертольд Шварц изобрел порох в монастыре, Джон Локк описал демократию в тиши кабинета, Маркс, Кропоткин — тоже не бойцы, а какое колоссальное влияние!

— А Бакунин?

— Михаил Александрович великий бунтарь. Но гораздо важнее то, что он написал и сделал в Интернационале, а не его подвиги в дни мятежей. И, кстати, он был против индивидуального террора. В конце концов, исход неясен: то ли ты убьешь, то ли тебя, то ли соберется необразованный народ в вольные ассоциации, то ли нет… Нужно медленно и верно увеличивать число образованных и понимающих, а для этого надо заниматься скучными делами. Это требует куда как больше воли и решительности, чем пальнуть из пистолета, только потому, что молодая кровь бурлит. Даже если вы устраните сотню-другую одиозных личностей, останется система, которая продуцирует такие личности.

— А что делать? — наконец-то в вопросе прозвучал хоть какой-то интерес.

— Создавать свою систему. Самоуправление, коллективная собственность, знания. Не бегать по баррикаде со знаменем.

Ох, как он зыркнул… Мда, карма попаданца — убеждать упрямцев.

— Мочи нет, как хочется на баррикады? Подожди полгодика, будут тебе будет тебе уличные бои.

— Точно? — даже как-то обрадовался Лятошинский.

— Ну вот, за народ радеете, за пролетариев, а что на заводах делается, не знаете, — ладно, чего я теряю, это секрет Полишинеля, скажу. — Московские промышленники создают на фабриках рабочие дружины и снабжают их оружием. Если хочешь — приставлю к настоящему делу.

— Это к какому? — настороженно вопросил Петя.

— Занятия вести. Настоящее живое дело, настоящие живые пролетарии, даже дружинники. Заодно и проверишь себя, а то вдруг они тебе тоже “не народ”.

***

На доске в вестибюле Императорской военно-медицинской академии висело объявление о защите диссертации, обычное такое объявление, если бы не одна деталь — имя соискателя. Бумага сообщала, что при научном руководстве профессора Сергея Петровича Федорова, оппонентах Сергее Сергеевича Боткине и Николае Васильевиче Соколове будет представлена работа “Влияние спиртового раствора бриллиантового зеленого на размножение микробов”, автор — Наталья Семеновна Скамова.

Именно поэтому все, кто шел мимо доски по своим делам и успевал на ходу прочесть объявление, непременно около него застревали. И вступали в обсуждение, создавая небольшую толпу в мундирах темно-зеленого цвета, украшенных алыми выпушками, серебряными пуговицами и погонами.

— Неслыханно, господа! Диссертант — женщина! — восклицал солидный военный медик.

— Что ж такого? Вы же сами рассказывали, в Маньчжурии княжна Гедройц, доктор, руководит госпиталем, — возражал ему слушатель с одинокой косой лычкой на погоне.

— Так то в Маньчжурии! Война-с, да и защищалась Гедройц в Лозанне.

— Говорят, Скамова в Гейдельберге курс закончила, анатомию у самого Фюрбингера слушала.

— Небось, синий чулок, страшна, как смертный грех… — скептически бурчал явный бонвиван, судя по ухоженному внешнему виду.

— Ничего, господа, новые времена, не следует отвергать диссертацию только на основании того, что ее написала женщина. Я предлагаю сходить на защиту и составить мнение самим, — примирял всех полноправный студент академии, что подтверждалось погоном с двумя косыми нашивками.