От кутюр (СИ) - "Uma" - Страница 31

— Тебе нужно в Париж? — Крис был недоволен резкой переменой ее настроения после звонка француза. — Твой издатель не может подождать?

— Он говорит, что нет, — качнула головой Анна, — он болен, думаю, дело в этом…

— Что ты решила насчет нас? — спросил Крис нетерпеливо.

Анна боялась этого вопроса, потому что не знала определенного ответа на него, точнее, знала, но вслух сказать тоже боялась. Остаться с ним, в его квартире, с его «бойцами», стать «боевой» подругой? Нет, пожалуй, для нее это было радикально и бесперспективно. Определенно, он был хорош собой и внимателен к ней, но его, казавшиеся серьезными, планы по смене миропорядка и связь с радикальными партиями портили все.

Она уклончиво улыбнулась и промямлила:

— Крис, я не знаю. Оставим все, как есть… Правда. Может быть, потом…

— Ты влюблена в этого француза? — Крис пытался угадать ее настроение, заглядывал ей в глаза.

— Скорее нет, чем да, — опять уклонилась от прямого ответа Анна. — И я все еще жена Паоло…

22. Французский поцелуй

Французское такси остановилось перед домом Шарля. Выйдя, Анна позвонила в домофон, ей открыли, и она вошла в большой холл. Дверь в квартиру на втором этаже была приоткрыта, Анна громко сказала «bonjour!», и вошла в длинную прихожую. Ей навстречу выбежал угловатый мальчик в джинсах и футболке. Увидев незнакомку, он вдруг встал, как вкопанный, часто моргая большими карими глазами.

— Привет! Ты Жозеф! — догадалась Анна. Улыбнулась, — да или нет?

— Меня зовут Жозеф Арли, — подтвердил мальчик на плохом английском.

— Меня зовут Анна, — представилась Анна, поразившись нелепости сказанного. А ведь именно примерно так она общалась с детьми, когда начинала работать няней. — Ты говоришь по-английски…?

— Я не разрешаю ему говорить по-английски, — из комнаты раздался голос Шарля. Анна прошла туда, оставив чемодан в прихожей. Застала Шарля в кресле, он читал газету, но бросил ее на стол и встал, чтобы поприветствовать гостью. — Добрый день! Как дела?

— Так себе, — уклончиво ответила Анна, не уклонившись от поцелуев в обе щеки. — Как ваше здоровье?

— У меня его нет, — развел руками Шарль. Выглядел он действительно плохо; был очень худым, слабым и бледным до желтизны. — Но врачи говорят, я буду жить. Более того, я после долгого перерыва возвращаюсь к работе…

— Это прекрасно!

И ни слова о любви. Казалось, по телефону с ней разговаривал один человек, а сейчас говорил совсем другой, — манерный, с вышколенными эмоциями и отрешенным взглядом.

Теперь Анне не пришлось готовить ужин. Его приготовила пожилая негритянка Фатима, которая присматривала и за мальчиком, и за домом. Это было разорительно для домашнего бюджета доктора философии, но ничего другого Шарль придумать не мог. Только женщина могла навести порядок в доме и позаботиться о Жозефе. О себе Шарль не думал, говорил, что, ему нужны только кофе, уединение и работа. Однако в его словах и жестах была слышна усталость от неустроенного быта и одиночества.

— Я прилетела, бросив все, — сказала Анна, — не для того, чтобы пить кофе и гулять по Парижу. Я прилетела к вам, — она положила ладонь ему на плечо, посмотрела ему в глаза. — Пока не знаю, как, но буду вам помогать…

— Спасибо, моя дорогая! — Шарль довольно улыбнулся.

Утром Анна, помогая Жозефу одеваться в школу, выслушала французское ворчание домработницы. Шарль, войдя в детскую, перевел:

— Занималась бы лучше месье, ничего тут ей делать…

— Скажите ей, что меня хватит на двоих, — улыбнулась Анна. — Или вы с ней согласны?

Шарль задумался. Погладил сына по голове и велел идти завтракать. Когда тот вышел из детской, он, наконец, заговорил о главном:

— Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Но прежде, разумеется, вам нужно расстаться с Фарнезе, если вы, конечно, скажете мне «да». Мне нужна жена, а не мать Жозефа!

Анна присела на край кровати, подумала немного, и спросила:

— Вы любите меня, Шарль?

— Да, я ни раз говорил об этом, — ответил Шарль ровно. — Вам этого мало или вы мне не верите?

— Вы иногда так холодны, что я не знаю… — ответила Анна, нервничая, потирала ладони и пряча глаза.

— Я холоден с чужой женой, хотя и не холоден вовсе. Осторожен, — заговорил Шарль. — К сожалению, я хорошо воспитан, я не привык брать чужое…

— Простите меня, — повинилась Анна, — вы, конечно, правы. Я поговорю с Паоло. Мне хочется покоя и определенности, только вы можете мне их дать…

Ближе к вечеру позвонил муж и без предисловий пригласил ее в Рим. Анна чуть не выпалила: «не поздно ли, Паоло, ты захотел меня… встроить в свою жизнь или ты делаешь это назло Шарлю?» — но не хватило итальянского словарного запаса и смелости. Поэтому она лишь нервно ответила, что будет в Риме, как только сможет. «Поторопись!» — буркнул Фарнезе и положил трубку, видимо, раздраженный и недовольный ее ответом.

— Нужно лететь, — сказала Анна Шарлю. Настроена она была решительно и почти воинственно. — Я не задержусь, обещаю…

«»»»»

В Риме она напоролась на бурные выпады Фарнезе, который не хотел ничего слышать ни о каком разводе. Его не интересовало, с кем Анна спала, это ее дело. Оно не задевало его ни с сердечной стороны, ни со стороны элементарного приличия. Их общим делом он считал выставку, она могла разжечь любопытство публики к имени Анны Фарнезе и к картинам самого Фарнезе; где обывательское любопытство, там деньги.

Во все времена в моде были скандалы или перипетии личной жизни художников. Невозможно заставить публику купить картину исключительно ради культурологического интереса. Такой интерес удел немногих специалистов, у которых обычно есть одна возможность увидеть «мазки, светотени, характер» картин, — прийти в галерею и долго стоять перед вожделенными произведениями, разглядывая каждый их сантиметр. Публика с деньгами обычно не имела «квалификацию» для того, чтобы оценить художественные достоинства и «высшие смыслы» произведений, поэтому они обязательно должны были нести в себе роковые тайны или банальные измены. На этот раз Фарнезе собирался показать толстосумам спину своей жены в разных контекстах, даже в политическом…

В галерее было все готово. Кое-где уже мелькали сообщения о выставке в стиле «ню». Не хватало только некоторых штрихов в виде их совместного появления на публике и интервью для пары популярных европейских изданий.

— Послушай меня, — Анна пыталась вставить в планы Фарнезе несколько слов. — Я решила остаться с Шарлем…

— Ты хочешь быть мадам Арли? — Паоло посмотрел на нее недоверчиво. — Это скучная и, одновременно, великая участь, Анна, вполне по тебе. Конечно, Арли сотрет в тебе все, связано со мной, выпотрошит тебя и начинит чем-нибудь более достойным. Ты все обдумала?

— Да, Паоло, — кивнула Анна, нервно сцепив пальцы рук. — Он любит меня, а ты нет…

Фарнезе задумчиво опустил глаза и поиграл чашкой, заставил остатки кофе выплеснуться в тарелочку. Больше ни слова о выставке и журналах он не произнес, равнодушно заговорил о разводе, который с трудом можно было устроить без шума.

— Паоло, если ты хочешь….! — опять прервала его Анна в надежде, что он перестанет быть таким равнодушным. Хотела встряхнуть его, заставить его пережить эту ситуацию с тем же надрывом, какой чувствовала она сейчас.

— Ты все решила, — напомнил он обстоятельно, — я не хочу, чтобы ты мучила Шарля. Стать его женой, пожалуйста. Я только прошу тебя о последней услуге, пусть выставка пройдет по плану, потом делай с этим что хочешь…

— Хорошо, я согласна… — кивнула Анна, совсем растерявшись.

""" """ """

Стать женой Шарля это было не то, что стать женой Фарнезе. Пришлось смириться с этим. После бракоразводного процесса с Паоло, проходившего в строгом секрете, и в течение которого Анна видела лишь его адвоката, Шарль решил, что Анне нужно немного отдохнуть, а ему подготовиться к новому браку. Этот процесс чуть было не растянулся на три месяца; Анна жила в Лондоне в привычной для нее обстановке, Шарль жил в Париже, и, следуя каким-то своим принципам, не звонил и не приглашал Анну к себе.