Зайтан-Бродяга (СИ) - Слобожанский Илья - Страница 56

— Эй?! — Позвал Серёга. — Хорош лясы точить. Сколько раз тебе повторять? Угомонись мелкий. Спать пора.

— Тебе пора, ты и ложись. — Ворчит Коротун.

— Я двери запер. Ведро в углу.

— И что? — Карлуха запустил ладонь в шевелюру пригладил волосы. — По нужде на двор выйду. Не умею я в ведро, не приучен.

— Я тебе выйду. — Серёга пригрозил кулаком. — Спать ложись. Для тебя под лавкой постелено.

— А чего под лавкой?

— Где было место, там и постелила. — С печи сообщила Кхала. — Не кричи. Рафата разбудишь. Ступай под лавку.

— Ладно. — Нехотя, но согласился Коротун. Пожал мне руку и побрёл к лавке, шаркает босыми ногами по деревянному полу.

Серёга погасил лампу, стало темно. Огонь в печи тоже погасили, когда это сделали я не видел. Одинокий сверчок дождался тишины и давай петь. Красиво у него это получается звонко. За запертой дверь шумит дождь. В избе поёт сверчок, тепло, уютно, хорошо. Так и уснул под песню сверчка и стук дождя.

***

Разбудили меня голоса, слышатся они из-за двери. Кхала о чём-то спорит с Серёгой. Странный спор, не понятный. Спросонку я и не заметил, лежу не один. Карлуха присоседился. Залез мелкий под стенку, уткнулся лбом в брёвна, скрутился калачиком и храпит. Как он здесь оказался, когда перебрался из-под лавки, не знаю. Но, судя потому что у меня бок онемел, давно. Отлежал я бок, выжал меня Карлуха на край кровати. Нет подомною мягкой шкуры, голая доска, вот и вся постель.

Уселся на край доски, потираю бок, трогаю челюсть. Болит подбородок, распух. В избушке темно, пахнет травами, а за дверями спорят.

— Я сказала, не трогай. — Злится Кхала.

— Почему? Нас бы он не пожалел.

— Ты-то откуда знаешь? Ясновидящий, в будущее заглянул?

— Это ты у нас ясновидящая. — Ворчит Серёга. — Ты в своём уме? Куда полезла?

— Не кричи. Промыть нужно, вытащить пулю.

— Ты ненормальная. Зачем вытаскивать? Да и не пуля это, осколок.

— Неси воду, умник. Помогай.

— Чокнутая. А если очухается?

— И что ты предлагаешь? В дом его затащим?

— Башку отрубить и все дела. Давай хоть свяжем?

— Тащи воду, рубака.

Чуть скрипнув отворилась дверь, в избе не особо, но посветлело. Полоса света потянулась к столу, накрыла его и рваным куском легла мне на грудь.

— Проснулся? — Спросил Серёга, не глядит в мою сторону. Согнулся над печью, отворил заслонку. — Твоя ведьма умом тронулась.

— Ведьма? — Спросил и прошлёпал к столу. Прибрано на нём, нет тарелок и кувшина с водой тоже нет. Одиноко стоит масляная лампа, стеклянная колба высокая, пузатая. Возле лампы коробок со спичками. Взял его. Странный коробок, из бумаги и совсем не затёртый. — Пить хочется. Где вода?

— Там. — Серёга вытащил из печи большой казан, кивнул головой куда-то в бок и выдохнул. — Воду для чая кипятил. Накрылся наш чаёк медным тазом. — Серёга тяжело вздохнул и потащил казан к выходу.

— Давай помогу? — Предложил и добавил огня в лампе. — Что там у вас?

— Лучше и не спрашивай. — Отмахнулся Серёга. — Ты ботинки надень. Там они. Ведьма где-то отрыла тебе башмаки. — Палец указал под лавку. — С казаном сам справлюсь, а ты присядь. Башка не болит?

— Нет, не болит.

— Ты это. — Замялся Серёга, поставил у двери казан. Глядит на меня точно провинился. — Я всё понимаю. Вы тут местные, свои порядки и правила. Чего сразу не сказал? Я же у тебя спрашивал.

— Что не сказал? О чём спрашивал?

— Про вас. — Присел Серёга к столу, елозит пальцем по доскам. — Нехорошо как-то получилось. Приударил я за ней. Она молчала, и ты как чужой. Сторонился её, вроде, как и не при делах. Слышь Бродяга у Вас так заведено? Такие порядки?

— Ворожея она. Понимаешь?

— Нет, не понимаю. Я-то думал вы с ней не знакомы. На каланче пряталась, у ластоногих на полу в грязи лежала, да и на болоте ты делал вид что её не знаешь. Это какую же нужно иметь силу воли что бы вот себя держать. Я бы не смог. Запутали вы меня. Научи жить, по-вашему. Мне Кхала столько всего рассказала. Не вернусь домой, с вами останусь. Не прогонишь?

— Нет, не прогоню.

— Спасибо Бродяга. Ты не переживай, она мне как сестра, младшая. Побегу я. — Протянул Серёга руку, я пожал. — Ты отдыхай, отлёживайся. А я пойду, нужно спасать исчезающий вид. Ух, и упрямая твоя Кхала. Если чего захочет, хоть кол на голове теши. Стоит на своём. — Серёга махнул рукой. Только сейчас я заметил, лицо у него измазано чем-то чёрным.

— Эй! — Окликнул я. — Чем это ты так измарался?

— Грязевая маска. — Серёга улыбнулся опухшими губами и поведал. — Кхала ещё вчера намазала. Утром натёрла какой-то дрянью. Мало того, что воняет, так ещё и царапает, точно песка сыпанули. Пообещала — уже к вечеру буду как новенький.

— Если пообещала, так тому и быть. — Поднялся я с лавки, Серёга полез вниз. Оказывается, чтобы выйти из избушки нужно слезать по крутым ступенькам. Серёга, на пороге оставил казан, спустился и только потом его забрал.

Дверь затворилась тихо, совсем без скрипа, а через минуту открыли ставни. Утренний свет пролился из единственного окошка возле двери. На дворе не то что бы светло, но и не ночь. Серёга с Кхалой начали спорить. Выглянул я в окошко и никого там не увидел. Кусты закрывают обзор. Красивые кусты, высокие, ухоженные.

— Связать нужно. — Просит Серёга. — В кого ты такая упрямая?

— В бабушку.

Спорят на дворе, в избушке храпят. Карлуха точь-в-точь как птица мехарь выдувает. Засвистит, а потом как в трубу дует.

Пить всё ещё хочется, а где воду поставили я так и не узнал. Взял лампу, осмотрелся. Низкий потолок, куда не глянь свисают веники. Даже на дверном косяке и там они, повсюду травы, большие охапки и маленькие пучки. Чуть подсохшие и совсем сухие. В дальнем углу у чёрной тумбы на полу спит Рафат. Укрылся шкурой, зарылся под неё, только драные штанины и босые ноги торчат. Над Рафатом полка со свечами, банка с фитильком, а над банкой чуть ли не под самым потолком картинка приторочена. Подошёл ближе, подсветил лампой. Лицо мужика на куске дерева, хорошо нарисовали в красках. И обернули этот рисунок расшитым цветными нитями полотенцем, длинное оно концы свисают. На картинке мужик, круг у него над головой выведен жёлтым цветом. Ладонь вперёд выставил, показывает мне два пальца, указательный и средний. Почему именно их? Лицо у него худое, немощное. Глаза большие глядит жалостливо, нос длинный. Губ почти нет, тоненькие ниточки вот и все губы. Над жёлтым кругом, тем что у него над головой, написано большими буквами — СПАСИ И СОХРАНИ. Эти слова нужно запомнить, красивые словечки. А вот кто и кого должен спасти, и что сохранить, забыли написать. Надо бы Кхалу расспросить. Она уж точно знает.

Потрогал я полотенце, грубая ткань, вышивка на ней интересная, причудливые птицы с гребнями на головах. Бросил взгляд на картинку, откуда не глянь, мужик смотрит внимательно, пристально, точно следит. Что-то мне нехорошо стало под этим взглядом. Тряхнул головой и пошёл искать воду.

Стены избушки сложены из толстых брёвен. Заколочены в брёвна большие гвозди, на гвоздях лежат доски. Поверх досок, наставлены разные горшочки и плошки. Чистенько везде, даже пыли не видно.

Полы выметены, а может и вымыты? Нет под ногами песка и крошек. Вот вам и дом бабушки ворожеи. И верь после этого людской молве, сколько не слыхал, все одно и тоже говорят — ворожеи хуже диких зверей. Прячутся по норам в лесной глуши, годами не моются.

Глянул за печь, а там ушат с водой на чурбане пристроился. От стола его совсем невидно. Стоит в углу растрескавшаяся колода, а на ней кадка и ковшик. Попил, присел на скрипучую лавку у чурбана. Странно, почему Рафат не лёг на лавке, забился в угол там и дрыхнет.

Выпил ещё один ковшик, жажду утолил. Надо бы и на двор по нужде выйти. Надел ботинки, велики они на меня. Завязал шнурки, вроде бы и ничего, почти в пору. Осмотрел обновку, потоптался на месте и пошёл к двери.

Утро серое, неприветливое. Деревья подпирают небо, стрекочут букашки, жужжат мухи. Где-то в кустах заливается свирестоголоска, звонко, протяжно поёт птичка-невеличка. А вот где она спряталась, так сразу и не отыщешь. Осмотрелся, нет Сереги и Кхалы не видать. Голоса слышны, переговариваются за кустами. Много в этом месте кустов, поднялись они плотной, колючей стеною. Стриженые кустики высокие, даже сверху остригли, красивый забор получился. За этим зелёным забором и ворчит Кхала на Серёгу. Ругает она его.