Милорд (СИ) - Баюн София - Страница 54

— То, что давно стоило, — улыбнулся он, вставая и отряхивая брюки. На них осталась невесомая взвесь сигаретного пепла, но почему-то сегодня его это нисколько не смутило.

Мартин больше ничего не успел сказать — на его проем упала чернота.

…

Просвет в проеме появился через несколько часов. Виктор спал глухим сном, в который не проникало сновидений, а Мартин в ужасе пытался понять, где он и что происходит. Он лежал на чем-то мягком, но сбоку поднимались ледяные высокие борта. Вокруг стояла абсолютная темнота, без единого лучика света. Когда Мартин попробовал пошевелиться, раздался резкий звон, а в виски обрадованно вгрызлась сжимающаяся боль. Через несколько секунд ему начало казаться, что на голове захлопнулся ржавый капкан.

Левое запястье сжимал теплый, безжалостный браслет наручников, цепь которого уходила куда-то в темноту.

— Что за черт?! — в ужасе прошептал он, попытавшись пошевелиться. От поясницы к лопаткам прокатилась вспышка тяжелой тупой боли, наполнила следы ударов, ручейком протекла по позвоночнику и слилась с той, что наполняла голову.

За дверью раздались торопливые шаги, а потом спокойный голос Ники:

— Закрой глаза ладонью, я свет включаю.

Он прижал рукав к лицу, а потом медленно отнял, и в ступоре уставился в белую кафельную стену.

— Милая, вы поменялись ролями, и ты собираешься меня выпотрошить? Скажи, что это так, пожалуйста, — попросил он, переводя взгляд на акриловые борта ванны, стиральную машинку, на которой лежала стопка книг и букетик полевых цветов граненном стакане.

— Нет, Мартин, я не стану тебя убивать, и это даже не я тебя тут заперла. На, выпей, у тебя вид ужасный, — она протягивала ему белую кружку, в которой что-то шипело.

— Что происходит? — прохрипел он, щуря слезящиеся глаза и одним глотком выпивая лекарство.

Ника, сочувственно вздохнув, выключила свет. Мартин никогда бы не подумал, что будет так счастлив оказаться в темноте. Как только раскаленный белый свет перестал литься в глаза, боль ослабла, а мысли перестали метаться роем потревоженных мотыльков.

— Виктор вчера ездил в город…

— В город?!

Воспоминаний не было, только какие-то ничего не значащие обрывки — электричка, незнакомые лица, тяжелый рюкзак за плечами и жаркие, слишком шумные улицы.

— Да, но он там… в общем, он может придушил кого-нибудь, но вроде нет. Он за едой ездил. Вчера перед тем как ехать, он сильно напился, — судя по звуку, Ника села на борт ванны и прикоснулась ледяными пальцами к его лбу. Мартин, не удержавшись, взял ее за руки и положил ее ладони себе на виски.

— Я чувствую…

— Не знаю, зачем он так, вряд ли ты помешал бы ему макароны покупать, — в ее голосе звучало искренне участие, и оно словно облегчало боль вместе с прохладными прикосновениями и быстро расходящимся в крови лекарством. — В общем, он приехал домой, в рюкзаке — чай, сигареты, книги и еда. И наручники, не знаю, где он достал… я испугалась, — дрогнувшим голосом призналась она. — Думала, он сейчас что-то устроит, как в прошлый… — Ника осеклась. — В общем, он пристегнул себя к стояку, постелил в ванне спальный мешок и сказал, что будет тут сидеть пока Лера не позвонит и не скажет, что можно возвращаться.

— Ника, я воспитал идиота, — упавшим голосом ответил Мартин, встряхивая рукой. Цепь зазвенела о край ванны. — А ключ, конечно, у него?

— Нет, у меня, — неожиданно сказала она. — И цепь короткая, он дальше коридора если что не выйдет, а ключ лежит на кухне. Он сказал не отдавать ключ, пока не будет звонка. Даже если он будет просить, требовать и угрожать.

— Что за цирк…

— Тебе сказал тоже не отдавать. Он сказал, что раз не может себя контролировать и рядом нет тех, кто с этим справится — будет сидеть здесь…

— А какого хрена в ванной?! Спать в кровати слишком приземленно для его высокой натуры?!

— А как же он будет спать в кровати, Мартин, тогда ему придется цепь длиннее делать, чтобы до толчка добраться или потопиться.

— Просто прекрасно, — простонал он, с сожалением отнимая ее руки от лица и откидываясь назад.

— Не переживай, все будет хорошо, — без особой уверенности пообещала Ника. — Кстати, у него ящик с алкоголем под ванной, я не стала убирать, но если хочешь…

Мартин с чувством сообщил, что стоит сделать Виктору с ящиком алкоголя и всеми оставшимися бутылками.

Интермедия

Учиться говорить

Это была самая глупая кража в ее жизни. Единственная, если говорить честно, и ужасно глупая кража. Ника вертела в руках книгу в аляповатой обложке, с которой улыбался беззубый младенец, и никак не могла понять, зачем стянула ее с полки. Как она это сделала — помнила. Виктор тогда разговаривал с той девушкой, неизвестно зачем напялившей платье-чехол и винтажный жакет. Ника смотрела на нее и молча удивлялась, что Виктор ее до сих пор не придушил. Сочетание платья из двадцатых и копны длинных растрепанных волос было нарушением священного для него порядка, но он словно не замечал.

Впрочем, Нику мало интересовали его отношения с продавщицей. Она бродила вдоль стеллажей, смотрела на корешки книг, думала о том, что на спектакле Виктор непременно сорвется, потому что он может сколько угодно делать вид, что ему все равно, но на самом деле первым убийством он словно запечатал себя — озлобленного подростка, который одновременно не верит в смерть и в «завтра». И он обязательно устроит на спектакле свою сцену.

А потом что-то кольнуло. Словно ее толкнули под руку. И выходила из магазина она с книгой под рубашкой. Острые уголки сухо царапали кожу, книга норовила выпасть, Виктор мог заметить в любой момент, но Ника не могла заставить себя выбросить ее. Наоборот, весь спектакль она нащупывала резкие грани обложки под тканью, прижимала к животу согревшуюся обложку и представляла, что в книге есть ответы на ее вопросы. Ведь не просто так она ее украла, даже не запомнив название.

И вот она стоит посреди темной кухни в тусклом квадрате серого света, обрезанного оконным проемом, смотрит на обложку и чувствует себя обманутой.

«Как научить ребенка говорить?»

Счастливый младенец на обложке, темно-зеленые буквы на мутно-желтом фоне, тонкая газетная бумага со стирающимися буквами — она украла совершенно бесполезную книгу, пошло оформленную, плохо изданную. И никак не могла понять, зачем.

Волосы лезли в лицо и ужасно раздражали. Словно это и вовсе не ее волосы — жесткие от краски, непривычно темные и короткие, вместо привычной серой паутины, за которой так удобно было прятать лицо. Она попыталась зачесать их назад, и пряди наконец-то легли, как надо. Но стоило повернуть голову и волосы снова посыпались на лицо.

«Как научить ребенка говорить?»

Темно-зеленый вопрос скалился на нее с обложки.

— А зачем учить его говорить? — спросила она у младенца и тут же разглядела ниточку слюны, протянувшуюся между его кажущимися сероватыми деснами.

И не выдержала. Медленно положила книгу на стол, села на пол, уткнулась лицом в колени и тихо заскулила. Этот придушенный скулеж давно заменял ей и крик, и плач, и все слова, которые она никак не могла выцарапать из горла.