Игра не для всех. Варяжское море. Воин (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 39

Однако на это были свои основания — прошлогодний набег приучил людей ждать беды от пришельцев. Как я позже узнал, оставшиеся в городке жители, схоронив погибших и перебедовав голодную зиму (а как еще, если часть запасов свеи забрали, а часть погибла в огне?), всерьез раздумывали над тем, чтобы покинуть поселение. Причем часть боеспособных мужчин, потерявших семьи, так и поступило, подавшись в Ладогу, а кто и в Новгород… В день же нашего прибытия вовсю звонил набатный колокол, а практически все население града высыпало на стены, взяв в руки луки и сулицы, да приготовившись бросать сверху камни, бревна, лить кипящее масло… Потому после того, как варяжская ладья и наш кнорр ткнулись в сходни, на берег сошли лишь названные сестры, я, да Горыня с Храбром. И каково же было мое удивленное, когда со стен раздалось недоверчивое:

— Ромей?! Так ты жив?!

И только после радостно завопило сразу несколько человек, признав в моих названных сестрах пропавших родственниц, с которыми уже давно успели проститься…

К моему вящему изумлению, меня опознал Добрыня, бывший в городке кем-то вроде старосты и одновременно военного вождя. Он заявил, что осенью я прибыл в Выши за пару дней до нападения на Дубны, точнее до момента выхода ополчения града на помощь соседям. Я тогда вроде как щедро заплатил за постой и снедь, потому мне выделили цельный пустующий сруб, так что… В принципе, ведь ничего и удивительного, учитывая, что Выши были точкой загрузки, где-то в глубине души я предполагал возможным, что проблем с «возвращением» не возникнет. Хотя был готов и к тому, что возникнут непонятки — но тут в качестве аргументации можно было сослаться на погибших жителей, давших в свое время мне приют перед самым набегом Сверкера. Кто — да разве же упомнишь? Столько месяцев прошло, а я гостевал всего одну ночь… Как бы то ни было, в момент признания все сложилось в мою пользу.

Узнав, что не менее половины викингов, разоривших град, нашли смерть в бою от рук пришедших со мной варягов, а ярла отправил в вальхаллу лично я, братья-славяне оказали нам самый радушный прием, закатив в нашу честь настоящий пир. И все было хорошо, пока не выяснилось, что из пяти десятков боеспособных мужей, владеющих оружием, более половины ушла на лыжах зимой в Ладогу. Кто-то собирался остаться в городе, кто-то планировал двинуть и далее, в Новгород — потеряв семьи и не имея возможности полноценно прокормиться, ушедшие из Вышей в сущности поступили единственно верно. Хотя в тоже время Весея и Дана например, не встретили никого из родных, что немало опечалило девушек… Оставшиеся же мужи и парни, хоть и хотели бы поквитаться со свеями, добив викингов Сверкера в их же логове, но в тоже время тужили расставаться с семьями. Да и по совести сказать, мало кто горел желанием сложить головы на чужбине, ответный набег — это не тоже самое, что сражаться за свой дом.

Готовность пойти со мной твердо высказало лишь пять мужей, кто потерял жен во время набега свеев. Но этого числа воинов было слишком мало, чтобы оправдать крюк и заплыв в Выши, и если честно, сия новость изначально меня оглушила.

Однако трудности, выпавшие на мою долю в погружениях «Великой Отечественной», закалили характер и приучили искать решения проблем, а не заниматься самобичеванием или хандрить. Я договорился со славянами, решившими участвовать в нашем походе — и выделил им кнорр, посадив на корабль также собственную дружину. В Выше остались лишь семейные ближники, чьи женам повезло больше, чем рыжей и ее сестренке — они как раз встретили своих родных. А вот все остальные бойцы отправились в Ладогу. С ними последовали и Весея с Даной — и в поисках родных, и убедить всех вдовцов, кого удастся найти, отправиться в наш поход. Ведь в сущности, именно тех, кто потерял семьи целиком, мне не хватало больше всего — они и самые мотивированные на месть, и возможная доля в добыче могла бы существенно облегчить их дальнейшее существование. А там кто знает — я, к примеру, надеялся, что большая часть выживших в боях согласится стать частью моей личной дружины.

Пока десяток воев ушел в Ладогу, оставшиеся варяги приняли участие в нескольких охотах, а кроме того, отпраздновали теперь уже настоящие венчания Храбра со Златой, и Горыни с Беляной. К слову, ближников по моему настоянию также полноценно крестили в местной церквушке, каким-то чудом уцелевшей при нападении Сверкера. Вчера как раз прошел второй день свадебного пира, так что пробуждение было не самым простым — и одновременно очень тревожным…

К дозорной башне со всех концов града спешат, бряцая металлом, вооруженные варяги и славяне. Будивой, Деян и Яромир организованно ведут свои «десятки» — при взгляде на них, изнутри меня тут же зацарапало чувство собственной неполноценности слабости. Ведь мои бойцы сейчас в Ладоге! И если кто из малых вожаков сегодня не захочет мне подчиняться, аргументация у него будет вполне существенная — у меня-то сейчас нет собственной ватаги, только ближники! А уговор был таков — ведет дружину тот, у кого самая большая ватага… Остается надеяться, что благоразумие восторжествует, и никто перед лицом внешней угрозы не начнет раскачивать лодку изнутри!

Старейшина с самыми авторитетными вышинскими мужиками уже стоят на небольшой, открытой площадке у башни, что-то возбужденно обсуждая. И прежде, чем кто-то из варягов попытался бы переломить ситуацию в свою пользу, я первым громогласно обратился к братьям-славянам, отвлекая на себя их внимание:

— Добрыня! Что случилось? Викинги?! Уже подходят?!

Старейшина, плотный, грузный мужчина с окладистой бородой, в которой уже засеребрилась первая седина, глухо, коротко ответил:

— Нет, воевода, пока нет. Гонец к нам прискакал из Дубнов. Помощи просят, говорят, свеи на них напали. И нужно всем миром решить, идти на помощь, или нет.

У меня на мгновение похолодело в груди. Свеи?! Неужели Флоки? Совпадение — или?!

— И сколько их, он сказал? Где сам гонец?

Вперед, из расступившегося передо мной круга мужчин вышел взволнованный парень, на вид лет шестнадцати. Меня он смерил испуганным взглядом с головы до ног, но заговорил пусть и робко, однако же и без запинок, звенящим от напряжения голосом:

— Воевода, две ладьи у свеев! Появились перед рассветом, попробовали сходу взять ворота — да только дозор успел в набатное било ударить, мужиков поднять. Всем миром навалились, перебили тех, кто успел уже через стену перелезть, не дали им створки открыть — тогда свеи от частокола и откатились. Вот старейшина Ингвар и успел меня отправить к вам конным за помощью!

Посеревший лицом Добрыня резко заметил:

— В прошлый раз Ингвар также за помощью посылал. Да только боком нам вышла та помощь!

Парень едва не заплакал — серьезно, лицо его скривилось, а глаза натурально покраснели, наполнившись влагой:

— Дядька Добрыня, да как же вы такие речи ведете?! Да разве сговорились мы тогда со свеями, и обманом вас на помощь призвали? Али не помогли зерном этой зимой, когда вам есть нечего было, в ущерб себе?! Али не моя сестра старшая и тетка сгинули в Выше той осенью?! И другие наши бабы?!

Эмоциональный ответ гонца несколько смутил замявшихся славян. Я поймал на себе напряженный взгляд Добрыни, после чего старейшина тут же отвел глаза — но все было понятно итак, без слов:

— Позволь, Добрыня, и мне слово молвить!

Вышинский староста аж просветлел лицом:

— Отчего же Роман, не молвить! Конечно, позволяю!

Я легонько кивнул, после чего громко заговорил — так, чтобы слышали все собравшиеся мужи:

— Бросать соседей в беде не дело! Если не помочь сродникам по крови и вере, то от кого тогда вообще помощи ждать, коли сами в беду попадете? Но и свой дом нельзя оставлять без защиты, Сверкер Хитрый той осенью это использовал — но ведь осенью и нас с вами не было. Однако же и нам одним не справиться с большим хирдом свеев! Побить их сможем только всем миром! И коли это не те свеи, кто повинен в осеннем набеге, кто подлостью убил воеводу Ратибора, то за помощь в отражение этого нападению я призову уцелевшие воев Выши и Дубны с собой, свершить справедливую месть. Решайтесь! Иначе ради чего мне тратить жизни собственных воев, чтобы защитить ваши грады?!