Алиса в Замужикалье (СИ) - Халь Евгения - Страница 25

Да что здесь происходит, ушатай меня, Китай? У меня не глюки! Я его видела. Знаю точно. Если это кладовая фатумов, то, может быть, он студент? Хотя вряд ли. Выглядит намного старше. По возрасту примерно, как наш ректор. Хотя чёрт его знает, сколько Горалу на самом деле лет. Может, драконы, как черепахи живут по триста лет – раскудри их зоопарк!

Но почему он все время молчит и преследует меня? Хоть словечко бы сказал! Мне так хочется услышать его голос! И почему его не видел мой фамильяр? И что ему нужно вообще? Но додумать мысль я не успела. Бабка-Ёжка вырвалась из шкафа, увлекая меня за собой. Фьииить! За ее ступой потянулся белый след, как от реактивного самолета. Ох, и ходовая старушенция!

Она была такая же злющая, как у Недоли, но прикид был немного гламурнее. Что неудивительно: моя школа. Я даже как-то слегка загордилась. Ее худые бедра плотно облегала модерновая юбка. Хоть вся и в зацепках от метлы, но зато от "Дольче и Габана". Модель не новая, правда, но вполне себе ничего.

Мы с ней оказались в туалете. Я ее держу, а она висит в ступе перед моим носом, метлой так туда-сюда поводит для равновесия, и скалится. Аж трусится вся от нетерпения. И знаками мне показывает: выпускай, мол, я вся готовченко.

Затарахти твою сказку! Не могу я так. Чувствую: аж ноги подгибаются. Сгребла я Бабу-Ягу за шкирку и затолкала в разноцветный деревянный ящик с надписью: "мелочи жизни". И пока я крышку закрывала и искала сбоку защелку, она мне все метелкой в физиономию тыкала и зубами клацала. Еле от нее отбилась и бегом из шкафа обратно в школьный туалет.

А там уже аж стены трясутся от взмахов мётел. Бабы-Яги в ступах вжик-вжик туда-сюда. А впереди всех несется ярко-зеленая карга в ступе фирменного цвета крокодилицы Шамтары. Эту и просить долго не нужно. Как плохого нафеячить – так она первая. Раздраконь ее серпентарий! Мы с "Коламбия Пикчерс" не представляем, как можно было такой гнидой родиться!

Не успела я глазом моргнуть – как нашу Мышку уже бить начали. Половина студенток разрыдалась. И мы снова оказались в зале кинотеатра. А там такое махалово на экране – аж смотреть тошно! Лупят девки нашу Мышку, а она на полу скорчилась, ноги к животу подтянула и голову руками закрывает.

Я зажмурилась. Студентки плачут, Доля хмурится. Милокот ее за шею обхватил, по рыжей мордочке слезки золотистые текут, а Доля ему нос кружевным платочком вытирает и что-то в ушко ласковое шепчет.

– Это невыносимо жестокоооооо, – в голос зарыдала Акавиша.

– Правда? – Недоля заломила бровь. – А теперь смотрим, что будет дальше.

Отлежалась наша Мышка дома, отплакалась. А потом встала у зеркала, посмотрела на себя критически. Брови решительно сдвинула и решила, что хватит! Баста, карапузики, кончилися танцы! У меня от ее решения аж в животе потеплело.

Взялась за себя наша Мышка. В спортзал записалась, ножки подкачала, кардашьян наприседала. К космотологу сходила и подрабатывать устроилась. Это я ее понимаю! Сама на нескольких работах в Москве крутилась, чтобы гламурно выглядеть. И вот стоит наша Мышка в "Отраводональдсе". На часах раннее утро, суббота, посетителей ноль. И вдруг возле забегаловки останавливается роскошная тачка. У меня аж кардашьян сжался! Ну вылитый "Майбах" моего рыбца Демидова!

А из нее вываливается веселая компашка. Сразу видно: мажоры всю ночь винтили в ночном клубе. Аппетит у них взыграл и решили они в народ пойти. А руководит компанией Мажор Мажорович, красавец лет девятнадцати. Как увидел нашу Мышку – Ибица сердце перестало!

Из Недолиного браслета сначала Амурчик выскочил и запулял стрелу в сердце Мажора. А потом сразу после него вампир вынырнул, любовь, то есть. И зубами – хрясь! Сразу в сердце богатенького мальчика вцепился.

Дальше на экран можно было уже не смотреть. Свадьба, Куршевель, "Форбс", от которого у меня до сих пор слюнки текут. И, главное, Мажор оказался трудолюбивым. Папаша его, что в 90-е поднялся, только малость сынку на старте капитальцем помог. А дальше мальчонка уже сам подсуетился. Потому что мажоры – они разные бывают. Тут, главное, на правильного попасть.

Мы все снова оказались в классе.

– Сладко стелешь да жестко спать! – пробурчала Доля.

– От мягких перин скалиоз случается, а от сладкого диабет и лишний вес, – Недоля окинула презрительным взглядом пышные Долины бока. – А от моей горькой науки только толк. Чтобы подняться, нужно сначала упасть.

– В ту яму, из которой ты никак не выберешься, вобла сушеная? – ехидно осведомилась Доля.

Недоля вспыхнула, но не ответила, лишь окатила соперницу ледяным взглядом. Она так резко развернулась, что из-под высоких каблуков сапожек брызнули во все стороны искры.

– Шамтаре – отлично, остальным – неуды, – процедила она сквозь зубы.

По классу пронесся тихий возмущенный шепоток.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Претензии? – отрывисто бросила Недоля, прищурившись. – Это был первый опыт использования не только женских инструментов фаталий, но и мужских от фатумов. Никогда не забывайте, что с каждым вашим подопечным вы работаете не в одиночку, а в паре с мужчиной. И то, что женщинам кажется счастьем, мужчины понимают ровно наоборот. Что я вам сейчас и продемонстрировала. То есть, не всегда несчастье – это действительно несчастье. Иногда это плата за то, чтобы избежать бо́льших неприятностей. Как в старинной пословице: "не было бы счастья, да несчастье помогло". И еще… быть добреньким очень легко. Жестоким гораздо сложнее. Но иногда жесткость – это высшее проявление доброты, даже если вы сначала этого не понимаете, – кончик ее тонкого длинного носа задвигался, как у мыши, что учуяла сыр.

Лихогрыз оскалился и грозно оглядел притихших студенток. А Шамтара, повернувшись ко мне, презрительно усмехнулась.

– Алисе, Акавише, Дейне – отлично! Остальным – хорошо, – пропела Доля. – Урок окончен.

Я металась по комнате. Ни цветочное мыло, ни мягкий халатик меня не успокаивали. Я не злилась, нет. Я была в бешенстве. Внутри лопнула какая-то последняя тонкая струна, что держала гнев на привязи, и меня понесло. Остоюбилеело всё! Что мной играют, как куклой, все, кто хочет. Что всю жизнь я карабкалась куда-то, обдирая ногти. Из нищеты, из убогого детдома, из своей ямы, куда меня, оказывается, загнала не жизнь, нет, а какой-то фатум, который тупо не умеет торговаться.

Мне всегда казалось, что я живу не своей жизнью. Хорошо помню это ощущение, когда внезапно утром открываешь глаза и не понимаешь. какого иглесиаса тебя сюда занесло! И каждый раз, когда я пытаюсь что-то разузнать, все еще больше запутывается. Словно клубок ниток: потянешь одну, и запутаются все остальные. Катушку им всем в говэрло!

Среда 5 декабря 2018 

Они думают, что могут мной играть? Забодай их всех единорог! Я завтра же найду Долю и заставлю ее всё рассказать! Пусть хоть сам дракон Горал заявится, мне все равно. Я ведь еду-еду – не свищу, но наеду – не спущу!

Только сейчас выясню у Нистара, где можно Долю найти. Кстати, где он? Я оглядела комнату. Дракоши нигде не было. И на браслете тоже. В самоволку ушел? Тоже мне часть души. Шатала я такую душу вместе с Китаем, твою мышь!

– Нистар! – грозно выкрикнула я.

– Не нужно сотрясать воздух диссонансными вибрациями, ибо я здесь! – по зеркалу на моем браслете пошла рябь, и на блестящей поверхности показалась лапка с золотыми ноготками.

– Ты кто? – я ухватила его за лапку и дернула на себя. – Ты мой фамильяр! Значит, должен всегда быть при мне!

– Больно! – тихо запищал он, – отпусти меня, жестокосердная!

Вот он умеет загнуть, конечно. Жестокосердная! Хоть записывай за ним. Я выпустила лапку. Он помахал ущемленной конечностью в воздухе и обиженно пробурчал:

– Я, между прочим, для тебя старался! Рисковал собой, можно сказать. От Доли весточку принес. А ты со мной невыносимо грубо обращаещься, – он громко засопел.