Между двумя мирами (СИ) - "shellina" - Страница 35

— Я подумаю, что вы сможете еще сделать полезного для меня, кроме определенно контрибуции, разумеется, — он встретил мой насмешливый взгляд и осекся, что бы ни хотел сказать перед этим. На самом деле я планировал его отпустить. И в свете последних событий, возможно, передать какое-нибудь послание его величеству Станиславу Лещинскому, и очень может быть, что послание не будет безопасным для жизни и здоровья этого такого внезапного снова короля.

Погода наконец-то начала мне благоволить. В отличие от Фридриха, который бравым маршем прошел вдоль побережья, взяв практически без сопротивления весь Карельский перешеек, развернулся, прошел Выборг, снова вышел на побережье близ Гельсингфорса. И вот тут ему пришлось остановиться. Начавшийся шторм не позволил приблизиться к берегу кораблям поддержки, а мы сразу условились, чтобы он без огневой поддержки хотя бы фрегатов никуда не лез, поэтому-то он вдоль берега и шел. Но шведов наши с Фридрихом договоренности не слишком волновали, и они уже перебросили значительную часть войск на территорию Великого Финляндского герцогства. Так получилось, что из-за непогоды Фридрих потерял темп и вышел прямо на шведскую армию. Пришлось прямиком с марша вступить в бой. Это было тяжелое испытание, в котором лишь чудо и безусловный талант прусского принца позволил одержать победу, но какой ценой она ему досталась? Во время битвы Фридрих потерял убитыми почти половину выделенных ему сил. Он вынужден был остановиться в Гельсингфорсе, чтобы привести в порядок оставшиеся войска, вылечить раненных, починить то, что было сломано, или дождаться поступления нового, если починить что-то не удалось.

Если подвести итог, то полки Фридриха остались в Гельсингфорсе зимовать, что отодвигало столкновение непосредственно со шведами на весну. Но, никто не обещал мне закончить кампанию в этом году. По крайней мере, в том, что касается Швеции. Вот в Польше я точно зимовать не собирался. Более того, хотел, воспользовавшись довольно неплохой погодой, сделать марш-бросок до Варшавы.

Если быть честным, то я собирался Варшаву и прилегающую к ней часть Великой Польши, а также Малую Польшу отдать Леопольду. Чем больше граница будет у Пруссии и Австрии, тем большее напряжение оба эти государства будут испытывать. А напряжение никогда положительно на взаимоотношениях двух стран не сказывалось. Ну а еще я предложил ему Швецию. Вот сколько завоюет, сколько сумеет захапать, да из цепких датских ручек вырвать, столько пусть и забирает. Кроме Финляндии. Часть Финляндии я планирую забрать себе, раз подвернулся случай, но большая часть пускай остается, скажем, независимым Финским княжеством, под моим вассалитетом. Мне нужен буфер и эта область прекрасно справится с подобной ролью.

Фридриха я, кстати, отозвал к себе. Пускай в разделе Польши поучаствует. Вместо себя оставит сообразительного зама и вперед. Зимовать вполне и в Москве можно, с большим комфортом. Тем более от его присутствия все равно не слишком много будет зависеть. А вернется туда весной с подкреплением, вот тогда и разберет, что заместитель наворотит за время его отсутствия.

Я же как можно быстрее отдал приказ перебросить на Карельский перешеек четыре полка, чтобы не проср… не потерять завоеванное.

Отправив письмо с предварительными предложениями Леопольду, я направился в сторону Варшавы. Поляки явно не ожидали такой подставы с моей стороны. Снега пока было немного, но холод не слишком располагал к ведению боевых действий.

Решился я на подобный шаг, когда в Белосток пришел обоз, который привез новую зимнюю форму для солдат: овчинный полушубок, валенки, овчинная же шапка, стеганные штаны и теплые рукавицы — для марша самое то. Да не так красиво, как было, зато удобно, тепло, практично и гораздо дешевле, чем форма из закупаемого по невменяемым ценам сукна. Но самое главное состояло в том, что мы вполне могли выдвинуться на столицу и при этом не замерзнуть, а половина солдат точно не свалится с пневмониями и другими соплями.

Ну а в Болостоке вовсю кипела работа. Строились казармы, создавались тренировочные полигоны, возводились арсеналы. Из тех полков, что сейчас шли к Варшаве в прежние расположения вернутся немногие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А на уже захваченных территориях началось переселение: к Белостоку потянулись жители, прежде всего, проживающие на территории современной мне Белоруссии. Местные же, кого не устроило то, что на этой земле теперь хозяйничали русские, потянулись на Запад. В основном это касалось шляхты. Крестьянам, как я и предполагал, было вообще по барабану, на кого спину гнуть. А если условия их жизни хоть немного улучшались, то и вообще хорошо. Шляхте же было предложено: вы можете принять присягу, православие, но на своей земле все равно не останетесь — Российская империя большая, поэтому на выбор: Сибирь или Кубань. Многие выбрали третий вариант и предпочли покинуть Польшу, но некоторые, поразмыслив, решили рискнуть. Таких было немного, но они были, и это, что уж говорить, внушало мне осторожный оптимизм.

До Бреста дошли по первому снежку. Скорость перемещения войска заставила задуматься об ускорение продвижения популяризации паровых движителей и выпуск первого паровоза. На поезде-то оно получилось бы гораздо быстрее. Ну это, конечно, мечты, но мечты, которые я в красках обрисовал нахохлившемуся Эйлеру, который наотрез отказался надевать деревенский тулуп. Я только плечами пожал. На мне-то красовалась темная дубленка, а на голове соболиная шапка. Ну а что, царь я, или не царь, в конце концов? Могу себе позволить хоть шубу из шиншиловых хвостов. Правда, меня могут не понять, но позволить себе могу. Мимо проскакал Петька. Вот кто совсем не комплексовал от возвращения к корням, но его пристрастие к лисьим шапкам со свисающим хвостом я еще на охоте почти два года назад заприметил. Поравнявшись со мной, он покачал головой.

— Леонард Паулевич, ты бы оделся, что ли, — он заметил, как замерзающий ученый украдкой дует на пальцы в перчатках, на мгновение отпустив поводья. — Замерзнешь же. Прямо холодок по спине бежит, как на тебя посмотрю.

— Человек не для того изобрел сукно, чтобы снова надевать на себя шкуры убитых им животных.

— Ну и зря, — я пожал плечами. — Шкуры прекрасно держат тепло. Во всяком случае, не припомню ни одной байки про волка, который остановил бы путника, чтобы отобрать у него сюртук. Но вот эти переходы меня просто выводят из себя. Куда проще было бы доставить войско к месту на длинных телегах. Или на сцепке телег.

— Ни одна лошадь не сможет потянуть такую сцепку, чтобы несколько полков перевезти, — стуча зубами, произнес Эйлер.

— А не лошади? Ваш этот паровой движитель на колеса поставить и пущай тянет. Он не лошадь, его только топить нельзя забывать, если я правильно понял, как он работать должен.

— Ну, чисто теоретически, если приложить определенную силу… — Эйлер задумался, даже зубами клацать перестал. — Теоретически — это возможно, — наконец решительно выдал он. — Надо с Бернулли переговорить. Кстати, мы свои обещания выполнили, государь, — добавил он спустя минуту, после небольшой паузы.

— Я тоже свое слово держу. Хоть и не лестно мне, что спор оказался проигранным, но я помню про университет. И пора бы уже представить мне наработки, в то время как вернемся мы из похода, а то возникает мысль, что вам это вообще не нужно, и вы спорили ради самого спора, — я устал смотреть на его посиневший нос. Повернувшись к ехавшему чуть позади Митьке, крикнул. — Дмитрий! Найди шубу Леонарду Паулевечу, а то мне самому уже холодно на него смотреть. — Митька кивнул и направил коня куда-то в сторону, я же, повернувшись к насупившемуся Эйлеру бросил ему. — Это приказ, и он не обсуждается. Изволь одеться, Леонард Паулевич, а то чувство у меня нехорошее, что до Бреста лишь твой промерзший насквозь труп доедет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А на следующий день мы вошли в Брест. Город никто не защищал. Вообще никто. Создавалось ощущение, что, если здесь и располагались какие-то войска, то они куда-то ушли, оставив город на растерзание подступающей армии. Сам город вызывал тяжелые мысли, наполненные безнадегой. Половина домов стояли пустыми, а немногочисленные жители выглядели испуганными.