Жена по заказу - Драбкина Алла - Страница 51

Ясно было одно. Громов вышел на тропу. Громов решился.

Я только и успевал переводить взгляд с Громова на Люсьену и на Леонида с Нелли.

Вот Люсьена затравленно начала оглядываться по сторонам, вот глянула на Нелли. Нет, мне не показалось: Нелли усмехалась. Леонид? Леонид тоже. Значит, они участники этого безобразия.

Люсьена вскочила и, как змея, единым движением оказалась рядом с танцующим Громовым. (Он уже прижимал к себе Элю.) Так же мгновенно и неуловимо Эля отскочила от Громова.

Тут завыла певица:

Эти глаза напротив

Калейдоскоп огней!

Эти глаза напротив

Ярче и все родней!

Что кричала Люсьена, было непонятно. Конечно же, она норовила дорваться до его лица когтями, но этого он ей не позволил. Он скрутил ее как-то грубо, как пьяного мужика, одним точным жестом.

Тогда она начала что-то выкрикивать. В конце концов я услышал, что именно, но лучше бы и не слышать. Кромешный ужас! Но они стоили друг друга, и я ей не судья. Только этого дебила Громова было даже как-то жалко, потому что он не знал, что сгустилось над его головой.

А меня почему-то всегда удивляет: как же такие не знают, не предчувствуют? Сеять вокруг себя позор и разорение, докатиться до преступления и при этом не знать, что тебя может ожидать? Странно. Опять утыкаюсь в наше милое, доморощенное: книжки хорошие надо читать. Лучше в детстве, вернее, начиная с детства. Тогда, может, если даже де поверишь, что добро побеждает зло, то хотя бы узнаешь, что не все на свете такие же дураки, как ты и твое ближайшее окружение. Впрочем, такие и с умными людьми на равных – не видят разницы.

А вот и качки жвачные выросли рядом с ними.

Что-то заговорщицкое мелькнуло меж ними с Громовым. И вытащили они нашу бедняжечку, и повлекли ее под белы рученьки вон из кабака.

А наш герой сел к своим приятелям за столик и понеслась оттуда такая ржачка, такое издевательство над всеми человеческими чувствами…

Нет, не жалко мне тебя, Громов. Мое наказание для тебя детский лепет по сравнению с тем, как ты уже наказан.

И сидели мы так еще часа полтора. Мои рыбочки, Галочка с Элечкой, в отличие от Нелли в металлических колготках не веселились. Ну а я бередил их раны.

– И это все, на что способен ваш Сэм, девочки?

– Но он никогда себе этого не позволял…

– Чего – этого?

– Ну такого. Он ей розы ведрами дарил.

– А вы верите в розы?

– Если не для нас, то верим.

– Ах вы ж мои падшие. А я вот на розы ведрами никогда не был способен.

– И правильно!

– Но красиво… – прошептала Элечка.

– А не кажется вам, что слишком красиво?

– Ну... это же мы не о себе… Люсьена стоила роз. Он так ее любил. Еще вчера мы тут были и сами видели…

Потом я весьма ненавязчиво выспросил их, как тут положено себя вести, кому сколько давать на чай и не в претензии ли они на меня, что я не нуждаюсь в их любви и ласке.

На меня посмотрели такими глазами, что я понял: если разведусь со Светкой, то и у меня есть шанс стать первым парнем на деревне.

Громов уходил вместе с Нелли и Леонидом.

Я потащился за ними, нужно же знать, что они намерены делать дальше – продолжить пьянку или расстаться. На мое счастье они расстались.

Я знал, что Сакен с Розой увидят нас, поэтому пошел за Громовым след в след. Выждал в парадной минут пять и поднялся к его квартире.

Позвонил я резко и нахально. Наверное, именно так обычно звонила Люсьена, потому что Громов крикнул из-за двери:

– Пойди проспись!

– Ну что вы, еще детское время.

Он резко открыл дверь.

– Что надо, мужик?

– Побазарить.

Его такой ответ почему-то устроил, и он дал мне войти.

– Я тебя где-то видел.

– В кабаке.

– А чего ж не базарил в кабаке?

– Не люблю красных пиджаков.

Он не боялся, вот ведь что странно. Ведь было же очевидно, что я с непростым разговором, да и в кабаке, наверное, оказался не случайно. Должен же он понимать, что совершил преступление и возмездие может войти именно так, как вошел я.

– Так что ты хотел?

– Привет от Князева.

Он молча смотрел, как я снимаю плащ, потом повернулся спиной и пошел в комнату. Я прошел за ним.

– От Князева, говоришь? А я думал, его давно урыли.

– С какой стати?

– Больно борзой. А с другой стороны, по теперешним временам, недостаточно.

Я нарочно молчал, выжидая, пока этот дурак выскажется. Авось проговорится. Да и по роли мне это больше подходило – крутые обычно не болтают попусту.

Я давал ему возможность рассмотреть себя, особенно татуировку на пальцах, которую когда-то мне пришлось сделать для опасной внедренки. Сам же я рассматривал громовскую берлогу.

Комната была какой-то бабьей. Но не такой бабьей, как бывает у женщин, а такой, какой она почему-то бывает у некоторых мужиков. Может, она обставлялась для того, чтоб водить сюда баб и чтоб им здесь нравилось. Все какое-то кремовато-розовое, пушисто-кокетливое. Даже игрушки всякие дурацкие везде стояли.

– Чего молчишь-то? Кой черт Князев про меня вспомнил?

– Он никого не забывает. Особенно друзей.

– Гусь свинье не товарищ…

– Ну, может, он не гордый гусь…

– Мужик, кончай бакланить. Я никому ничего не должен. И Князеву в том числе.

– А кто говорит, что должен?

– Я ни-ко-му ни-че-го не должен!

– А дружку своему, который тебя из дыры вытащил? – многозначительно спросил я.

– Какой дружок и из какой дыры?

– Узкопленочный дружок из финансовой дыры…

– Откуда такие сведения?

– Информация – деньги.

– Так что тебе надо?

– Твой дружок. Сакен, если ты забыл его имя.

Наконец-то Громов занервничал. Видимо, соображал: если я знаю о «смерти» Сакена, то при чем тут Князев? Если я просто-напросто от Князева, то стоит ли говорить о смерти Сакена. Подумал и не сказал.

– Зачем тебе Сакен?

– Не мне. Князеву. Живой.

– А с какой стати ему помирать?

– Тревожно нонче. Особенно… – Я чуть было не добавил «на железной дороге». Но нет, этого говорить не стоит. Пусть себе думает.

– И зачем тебе Сакен, если не секрет?

– Секрет.

– И почему я должен вам его выдавать? Найти его просто, но Князеву, как всегда, надо, чтобы кто-то кого-то заложил.

– Но-но… – тихо сказал я. – Не тяни на папу.

– Уж если вы нашли меня, то найти Сакена…

– А вот представь – не нашли. Опоздали буквально на пару деньков. Из Питера он исчез, из Медвежьегорска тоже уехал, но нигде не появился.

– А я тут при чем?

– Как это при чем? Сегодня у тебя была его баба. И его ребенок был у тебя. Почему у тебя был его ребенок?

Он молчал.

– Молчишь. Но я сам знаю. На его бабу наехали. Наехали сердито. И Князеву это не нравится.

– Князев так его любит? – усмехнулся он.

– Князев любовно дожидался, когда его кровные бриллиантики прорастут оч-чень хорошими денежками. И если Князев хочет подоить дельного богатенького мужика, то ему не понравится, что кто-то догадался сделать это раньше его. Этого человека Князев достанет где угодно. Нас интересует, где Сакен и где деньги. Те деньги, которые он две недели собирал по всему Питеру.

– Если вы так много знаете, вам знать и остальное.

– Я тебя спрашиваю: где те деньги?

– Деньги! Деньги! – наигранно загорячился Громов. – У Сакена были эти деньги! Он один ехал ко мне с этими деньгами, хотя весь поезд знает, что он миллионер.

– По-твоему, его шпокнули? – деловито спросил я.

– А что же еще могут сделать за чемодан бабок?

– Резонно, Громов! Только вот кто шпокнул, а?

Не этот ли парнишка? – Я небрежно кинул ему портрет чудо-киллера.

Громов долго разглядывал бумажку, собираясь с мыслями. Потом спросил:

– Кто это такой?

– Пленочка у нас еще не проявлена, но его видели с тобой, Громов. И засняли.

Сказать, что Громов побледнел, – это ничего не сказать. Он позеленел, а потом как-то странно подобрался, явно готовясь к прыжку. Но я успел раньше и вынул трофейное оружие. С револьвером в руках я стал спиной к окну, зная, что мой четкий силуэт в окне увидят те, кого это касается.