Жена по заказу - Драбкина Алла - Страница 33

– Никогда не говори «козлы». Это очень опасное, бандитское слово. За него могут убить.

– Но все говорят. Да ладно, я не буду, если вы так хотите. Я буду лучше говорить «мудаки»!

– Еще не легче! И думать забудь!

– Но вы же говорите!

Вот так, схлопотала, госпожа гувернантка!

– Я больше не буду так говорить, а если скажу – ты можешь меня оштрафовать.

– Да ладно, чего там…

Вечером, сто раз проверив, уснул ли Кирюша, я вынесла свою тайну на кухню, где мы собрались поужинать.

– Ну что, опять его пороть? – воскликнула Яна.

Все-таки она удивительно не понимала того, что происходит с Кирюшей и что с ним надо делать.

– А я бы отпраздновала такое событие бутылкой шампанского!

– Ты считаешь, что это нормально? – вскинулся Виктор.

– Экспроприировать у экспроприаторов – придумал не Кирюша.

– Но брать деньги у своих товарищей! – произнесла с негодованием Яна.

– Они ему пока не товарищи, – успокоила ее я. – Если вы согласитесь, у меня есть план.

– Какой?

– – Пусть неуспевающие приходят к нам, а Кирюша с моей помощью их подтягивает. Так поступала моя учительница математики – нагружала меня двоечниками. Благодаря этому я до сих пор знаю математику.

– Но ведь это все опять ляжет на ваши плечи!

На мои плечи! За плечи меня и наняли. А вот когда подрастала моя дочка, то я и за бесплатно сделала из своего дома проходной двор, лишь бы дочь не ушла туда, где ей покажется уютнее. По-моему, это было элементарно.

Виктор с Яной больше не сопротивлялись и быстро приступили к обсуждению подробностей. Какой стол внести, какой вынести из Кирюшиной комнаты, куда присобачить еще одну лампу.

– Но ведь ему все равно потребуются деньги…

Он же... э-э-э... должен теперь тем более чувствовать... обязательства... э-э-э... перед этими людьми, – совершенно правильно предположил Виктор.

И вот тут мы уперлись рогом в стену. В конце концов я подумала, что если нам удастся наладить в доме своеобразную продленку, то, может, удастся и других детей с ежедневной сотней в кармане научить использовать свои деньги в мирных целях.

– Вы с ума сошли! – испугалась Яна. – Вы не знаете родителей этих детей! Им плевать, что ребенок обожрется шоколадом или даже обопьется шампанским, но если отдаст деньги бомжам…

Надо было искать другой выход. Предположим, я была права, потакая Кирюше в благих намерениях. Я считаю, что, пока есть возможность, детям надо помогать быть благородными. Жизнь всегда успеет растлить их. Я понимаю, почему Виктор был со мной согласен – он был идеалист. Но почему Яна не сказала мне, что сейчас растить доброго ребенка – полная глупость! Яна-то согласилась со мной с необыкновенной страстностью.

– Послушай, так что же получается: это уже не мы воспитываем Кирюшу, а он нас? – задал совершенно естественный вопрос Виктор.

– Да. При хорошем воспитании дело обстоит так.

– А я вот… Я никогда не воспитывал Мишу, я никогда не делал чего-то специально для него.

Мало того, он заботился обо мне больше, чем я о нем, – Виктор, наверное, впервые в жизни предположил, что он что-то делал не так, его самодовольная ограниченность дала трещину.

– Ну теперь у тебя есть время и деньги. Можно и о душе подумать.

– Да, да… – Он легко принял мои объяснения и с довольной улыбкой полез в холодильник за шампанским.

А с того времени у нас в доме появились тихонько направляемые учительницей Руслан Ухамбеков, Анжелика Свистунова и еще пара-тройка двоечников. Кирюша на глазах расцветал от своей значительности. Эта значительность не позволяла ему быть мелочным и вздорным по отношению к товарищам.

Плохо я как-то все это рассказываю – непоследовательно, отрывочно. О мирной и сытой жизни вообще рассказывать трудно. Я скорее сейчас, задним числом, отбираю факты и фактики, из-за которых я впоследствии встряла в опасную, непонятную мне игру. Но не буду предварять событий…

Что же еще такого заметного было? Что еще лило воду на мою мельницу?

Ах да, письма Стального…

Дело в том, что в сундучке со старыми письмами я не нашла писем Стального. Это было странно, потому что письма тех лет были в сохранности.

Письма друзей, подруг, бессчетные письма читателей. И только писем Стального не было.

Разговор по телефону, который я краем уха однажды слышала, явно имел отношение к этим письмам. Разговаривала Яна с покупательницей моей квартиры Вероникой. Я уже хорошо изучила их отношения и всегда знала, как именно Яна с ней говорит. Иногда увещевания были мягкие, разговор был похож на разговор хорошего педагога с второгодником, но порой Яна говорила железным тоном, будто мафиози с шестеркой. Вот так она говорила и в тот раз…

– Сейчас же принесешь мне эти письма. Я не знаю, что ты там для себя открыла, но это открытие можно было сделать раньше. Да? Как же, как же…

Уж не думаешь ли ты, что тут можно шантажировать? Да он и в силе потому, что все это знают.

А как, по-твоему, он выкарабкался наверх? Кончил финэк? Чтобы все было у меня, а уж я найду способ.

Тогда же вечером она спросила у меня:

– Вы были раньше знакомы со Стальным?

– Да. Очень давно.

– Он вам... писал?

– Да.

– А где письма?

– Пропали.

– Они не пропали. Их тиснула Вероника.

– Догадываюсь. И зачем?

– Зачем? – Яна усмехнулась. – А зачем она, если подарить ей упаковку с семью парами трусиков, все равно сопрет еще одни, старые? Помню, я часто пускала ее к себе в дом, а потом не досчитывалась какой-нибудь хренотени типа туши для ресниц или помады. А ведь для нее было так важно, чтобы я иногда давала ей крышу.

– Она приезжая?

– Да. Приехала поступать в институт, потому что хорошо училась в школе. В институт не поступила, но зато поняла, что в большом городе есть спрос на ее внешность. У себя она считалась последней уродиной.

– А разве не так?

– Ну я же вам говорила, что в ее уродстве есть такой душок, что мужики определенного сорта летят на нее, как мухи на мед.

– Она... проститутка?

– Ну это как раз не то, за что ее можно винить.

Она готовилась в старые девы, а тут такой успех.

Думаю, она делала это с удовольствием.

– А почему ты с ней... общаешься? Ведь мою Ирину ты рассмотрела сразу!

– Я не общаюсь, я дружу. А разве у вас не было случаев, когда на вас вдруг сваливалась какая-нибудь совсем безнадежная, жалкая, кошмарная баба? Вы помогли ей раз, другой, третий… И сами же ее за это полюбили. Вот сейчас у нее все в порядке – вышла замуж, имеет квартиру, машину, но думаете, она не нуждается в помощи? Да она в любую секунду может всего этого лишиться вместе с головой. А на всем свете у нее есть только я.

– Ты говорила, что она умна.

– По-своему. Но когда дело касается выгоды, она глупеет, может погнаться за мелким и потерять самое главное.

И тут я понимала Яну, потому что у меня самой были такие друзья-подруги. Они пожирали мое время и силы, ничем за это не платя. Умные, нормальные, благочинные мои подруги постоянно упрекали меня за это. Не думаю, что это была неразборчивость. Это, скорее, было неудовлетворенное материнское чувство, а может быть, обычное христианское сознание. Ну как быть нормальному, в меру счастливому человеку, если он видит кого-то, кто прется прямо под машину, а больше на улице никого нет?

Кстати, из тех же соображений я терпела, например, среди своих учеников Гнилову, которою выгнали все. Я даже сурово отчитывала способных ребят, которые едко издевались над ее писаниями, купившись на слишком жирную наживку. Никогда бы я не стала самоутверждаться за счет Гниловой или того же Виктора. Поразительно, что сейчас, подобрав меня, никому не нужную и голодную, выброшенную временем на свалку, Виктор тоже не стал самоутверждаться за мой счет. Но Виктор – особая статья. Что касается Гниловой…

– А твоя Вероника хоть что-нибудь для тебя сделала?

– У нее как-то не было возможности…

– Всегда есть возможность сделать другу пакость. Из мелкой-то выгоды! А иногда и просто так, а?