Жена по заказу - Драбкина Алла - Страница 15

Здесь я его очень хорошо понимала, потому что тоже не любила умных слов. А больше всего тех, которые стали, что называется, модными. В словаре иностранных слов прочитаешь перевод такого слова и начинаешь задумываться, а может, мы действительно страна дураков, которая хапает все неприличное, недостойное и грязное?

Потом, после школьного чтения, я читала ему что-нибудь такое эдакое. Ну например, Конан Доила.

Читала и останавливалась посреди рассказа. Мол, устала. Что оставалось бедному ребенку? Оставалось читать самому. Иногда он не успевал дочитать чуть-чуть, я не отбирала книгу, позволяла дочитать. Потом гладила по голове, выдерживала пылкие объятия и тушила лампу.

– Вы тоже любите этот фильм? Яночка сказала, что вы обожаете этот фильм! – встретил меня на кухне радостным (как у Кирюшки) воплем Виктор.

– Не знаю, – осторожно ответила я. – Раньше мы любили фильмы и за то, что они долго пролежали на полке, и режиссер левее левого, в речах исходит. Это напоминает мне современную «раскрутку». Комму няки не знали, что делают, когда за бесплатно проворачивали и раскручивали такие фильмы. В итоге ведь все почти вышли…

– Вы какая-то... холодная, – сказал неожиданно Виктор. – А я-то уже кассету нашел. Яночка попросила, и я нашел.

– Спасибо огромное. Мне очень нужно посмотреть этот фильм.

…И вот началось. Ни минуты тишины. От обработанной Роем Кониффом самой лучшей классики до полной бредятины. Под музыку идет мажорное, но с осколком внутри, житие города.

А вот и выход героини…

Господи, где они нашли такой длинный забор, вдоль которого она идет, идет, идет. А нашли они его в «Красной пустыне» Антониони. И героиню, покрашенную под Монику Витти, они нашли там же. Бешеный рысий взгляд на зрителя из-под выкрашенной челки, те же отрывистые движения.

Сюжета, как такового, можно сказать, что и нет.

Живут, жрут шашлыки… Но зато героиня… Не женщина, а прокурор. Ее реплики значительны и отрывисты, но почему она такая агрессивная – непонятно. И почему в нее все влюблены. Ах да, это неважно, каков король, но если за ним приладить свиту…

В итоге, как я поняла (может, и неверно), героиня отказывает возлюбленному. Почему? Наверное, потому же, что в «Красной пустыне» дело тоже кончается неприходом героев на назначенное ими же свидание. Выключить бы эту долгоиграющую шарманку, спина болит, и спать, вернее, работать пора. У Яны на лице полное недоумение.

А Виктор дергает ее, трясет, уверяя, что это и есть кинематограф.

Я робко встаю. Пусть он меня выгонит, но смотреть этого я не стану. Это псевдеж чистой воды.

Отсутствие действия и масса пустопорожних споров-разговоров А ведь, пожалуй, Ирина изображает ту самую идейную шестидесятницу, борца за что-то, в чем она ни уха ни рыла не понимает. Удел таких дамочек – одиночество и пьянство. Она же может измениться. Она актриса, которая играет саму себя один к одному. Да и водочка подпортила ей характер, сделала злой и завистливой.

Ирка говорит о каких-то бесконечных пробах на главные роли, после которых ее поджидали искусствоведы в штатском. Вербовали, значит, а она, естественно, ни в какую.

Бесконечных проб, я думаю, не было. Кино жестоко, там все все знают друг о друге. Видимо, после съемки фильма режиссер видеть не мог эту «типичную шестидесятницу», намучился с ней, она ему надоела. Да и актеры не молчали, быстро разнесли по студии, что Ирина – актриса одной роли.

Наконец Виктор замечает, что я стою.

– Вам не нравится фильм?

– Я его уже видела, только забыла начало.

– И не хотите смотреть снова?

– Я и первый-то раз еле досидела до конца.

Но тогда было делом чести хвалить его, вот я и хвалила.

Виктор с ужасом смотрит на меня, потом переводит глаза на Яну.

– А ты, Яночка?

– Я вообще не понимаю, о чем тут речь.

– Ну как же так?

– Тут, наверное, какой-нибудь второй план, для посвященных. А мне только спать хочется.

В растерянности Виктор переводит взгляд с одной из нас на другую. Я просто слышу, как в голове его шевелятся шестеренки (а может, они правы? И действительно нет действия, и героиня очень злая, и сюжетом не пахнет).

Виктор тихо выключает видик.

– Да, – задумчиво говорит он, – все ужасно меняется. Прежде всего – мы сами. А потом уже наши приоритеты. Скорее всего девушки правы.

Фильм плохой. Но тогда! Тогда-а…

Кивнув, я ухожу, не желая слушать, что тогда.

Работать в эту ночь я не могу, читать тоже, беру книгу, а сама думаю о своем.

Яна… Как она расписала ситуацию. Но у них там все по-другому, они – пожизненные друзья.

Тот же Лешка до сих пор влюблен в Ирину. Разве он посмеет погрешить на нее? Да и Аля. Она убеждена, что Ирина – истинный друг.

Писем от Али пока больше не было, сама с ней связаться я не могла, но выполнить наземные задачи было мне под силу. Тем более с Яной.

И опять мне не было странно: отчего Яна так умна, почему так быстро размотала клубок тридцатилетних отношений, связывающий нескольких человек на «Часе». А ведь все данные были в моих руках.

Я очень невзлюбила Ирину после ее выходки со мной и молодым-красивым актером. Как она меня увлекла, как раскрутила! Она же меня до мании величия довела. Нет, не потому что тот паренек был шибко выше меня, он как раз был шибко ниже, но главное в любовных играх – самомнение. Я знала, что я нормальный человек, пишу на крепком среднем уровне, не лгу, зачастую добра, люблю учеников и радуюсь их успехам. А она меня на любовь раскрутила и наблюдала со стороны. Хорошо, что старуха Браунинг внушила мне, что, во-первых, никакой любви с моей стороны тоже не было, а уж если и была бы и мне ответил бы взаимностью этот самодовольный кабальеро, то это кончилось бы еще одним ребенком без отца. Потому переживала я недолго.

Но как Яна догадалась, что Ирина сбила с толку Шевченко, как оболванила весь курс и пустила тончайшую нить сплетни? Как она сыграла на Алином чувстве вины и совестливости?

Непонятная, необразованная, но такая умная девочка Яна. О какой чужой тайне она говорила? Не мое собачье дело. Я не из тех, кому следует доверять секреты. Я ведь пойду копать дальше, разбираться. А в компании новых русских, знать что-то о ком-то может быть смертельно.

Отловить Лару и Колю оказалось очень трудно.

Я долго звонила им, пока не вызвонила В гости пошла с тортом и колбасой.

– Сколько лет! – открыл мне дверь Коля.

– Небось по делу! – прокаркала циничная Лара.

– По делу, ребята. Но выпить и поесть принесла. У меня сейчас хорошая работа.

– Вот и кстати, – сказала Лара и повлекла меня на кухню.

Стол был накрыт в секунду с немыслимым изяществом, каким обладают творческие люди.

К моему великому счастью, Коля торопился и, почти на бегу заглотив еду и опрокинув рюмашку, тут же убежал.

– Надеюсь, не он тебе был нужен, – сказала умная Лара.

– Да, не он. Хотя... чем черт не шутит.

– Так ты все-таки насчет чего?

– Лар, я знаю, что у вас жила девочка из детдома. Такая белобрысая, курносая…

– Сколько лет она уже с нами не живет, но мы виделись! Она давно не белобрысая и не курносая.

– Как это так?

– Нос сделала.

– Кому?

– Тупица ты, Женька! Себе, кому же еще. Это нам не на что зубы сделать, а другие носы сочиняют.

– Вы общались с ней после того, как она ушла?

– Деньги-то ей платили до восемнадцати, но не ей, а нам. Вот за деньгами и приходила. Потом несколько раз контрамарки просила.

– Эти визиты… Они не были косвенным извинением?

– Чтобы Ксюша перед кем-то виноватой была?

Ты что? Нет, конечно. Даже в День прощения, попросив прощения, она тут же сказала, что ни в чем никогда не была виновата, – Тяжелый случай.

– А каким боком…

– Это имеет отношение не ко мне, а к Але Сорокиной. Просто они ушли в поход на яхте, и Аля нашла-таки книгу, которую двадцать лет назад потеряла в одном месте, куда ее завлекли обманом.