Зима 41-го (СИ) - Лифановский Дмитрий - Страница 57

— Балабол… — раздалось тихое бурчание со стороны капитана.

— Что, простите? — Сашка вынырнул из размышлений. Капитан смотрел на парня тяжелым взглядом. Вся правая сторона его лица была изуродована багровым ожогом, уходящим по шее под гимнастерку. Безволосая голова также была вся покрыта рубцами. Один глаз слезился. Смотреть на летчика было бы неприятно, если бы Сашка и сам совсем недавно не ходил примерно с таким же лицом. Только ему повезло больше, шрамов не осталось. А вот капитану не повезло.

— Клоун, — капитан мотнул головой на младлея и поморщился, — все врет!

— Почему Вы так думаете? — Сашке был рад отвлечься от пустых тревожных мыслей.

— Потому, — капитан явно был не в духе, — ты же опытный, — он покосился на награды парня, — сам понимаешь, так не бывает.

— Да я не прислушивался, — пожал плечами Сашка. Даже если парень и приукрасил что-то, какая разница. Каких только неправдоподобных историй он не наслушался во время своей краткой командировки на фронт. Особенно, когда летчики начинали распускать перья перед Зиной с Идой. Капитан замолчал и насупился, как воробей. Но видимо любопытство, все-таки взяло свое:

— За что Звезду получил?

Сашка махнул рукой:

— Да так. Повезло просто, — он не знал, что еще сказать. Подписку никто не снимал.

— А Знамя тоже повезло? — криво усмехнулся капитан.

— А Знамя вообще случайно получилось.

— Ну-ну, — протянул капитан, — случайно… Тут открылась дверь кабинета и симпатичная медсестра выкрикнула:

— Коротков!

Капитан как-то со всхлипом вздохнул и отлип от стены.

— Извини, брат. Меня зовут.

Не было его минут двадцать. Вдруг дверь резко распахнулась, и появился возбужденный капитан:

— Окопались тут, крысы! Да я товарищу Калинину писать буду! Меня, боевого летчика, списывать!!! А воевать кто будет?! Эти что ли?! — и он махнув рукой в сторону группки младлеев, с силой хлопнул дверью. Постоял задумчиво, раскачиваясь с пятки на носок, развернулся и опять открыл дверь в кабинет: — Извините, погорячился! Проходя мимо Сашки, капитан остановился: — Видишь, что! Списали! Подчистую комиссовали! Ладно, бывай лейтенант, — и капитан, прихрамывая, побрел по коридору. А в это время давешняя медсестричка уже кричала:

— Стаин!

Сашка выпрямил спину и на негнущихся ногах зашел в кабинет, где с удивлением увидел Царькова:

— Аристарх Федорович?!

Профессор улыбнулся:

— Александр, неужели Вы подумали, что я брошу своего самого геройского и талантливого пациента? Итак, товарищи, лейтенант Стаин. Поступил в состоянии средней тяжести. Обморожение лица второй степени, сквозное пулевое ранение брюшной полости, внутренние органы не повреждены, ну и проникающее ранение верхней трети левого плеча без повреждения кости. В рубашке родился молодой человек…

Вот и закончилась его госпитальная жизнь. На руках справка о ранении и отпускной билет на две недели, по истечению которых он должен будет явиться к месту службы. Ха! Как бы ни так! Завтра же! Будет он еще баклуши бить две недели! Дел невпроворот, да и соскучился он по Никифорову, по курсанткам, да и по настоящему нормальному делу. Надо, наконец-то, определиться с теми, кто продолжит обучение, как летный состав, а кто в технические службы уйдет. Отобранных для летной работы ждет жесткая проверка органами НКВД, а потом на базу, на тренажеры.

Петр сразу после возвращения из Волхова навестил Сашку в госпитале, поделился новостями, ну и высказал свое категорическое «фи» за то, что парень не взял друга с собой на фронт. И объяснения, что решение принималось быстро, что кому-то надо было остаться учить курсантов, Никифоровым отбрасывались, как не существенные. Было видно, Петька обижен. Правда, долго обижаться у него не получалось, натура не та, и уже к окончанию посещения все обиды отошли на второй план. Сашка еще раз озадачил Петра отбором кандидаток, на что получил ответ, что такое распоряжение давно уже получено сверху, и отрабатывается всеми инструкторами, которые ждут только его — Сашку. Ибо сказано было, что окончательное решение принимать ему. А еще Никифоров снял груз с Сашкиной души рассказом об эвакуации вертолета в Люберцы.

Оказывается, процесс транспортировки был отлажен еще в Кубинке при переброске материально-технической базы на 290-й завод, где теперь располагалось КБ Миля. К аэродрому кидалась железнодорожная ветка, благо и там и там, тянуть было совсем недалеко. Затем рылся ров в который укладывались рельсы и подавалась четырехосная платформа. По балкам на подколесных катках закатывался вертолет со снятыми предварительно лопастями, домкратился, катки и балки убирались, и вертолет железной дорогой отправлялся к месту назначения. Просто, как все гениальное. Так что сейчас все машины находились в спешно возведенных для них ангарах на территории хорошо охраняемого войсками НКВД завода. Там же расположились и курсы, под которые были выделены нормальные помещения. А самое главное, что на курсах теперь преподает сам Михаил Леонтьевич! В общем, из-за своего ранения Сашка пропустил много интересного и важного. Ничего, наверстает. Главное, военно-врачебная комиссия дала добро на прохождение дальнейшей службы без ограничений.

Но в отпуск по ранению все-таки выпихнули, перестраховщики! И теперь в госпитале его держало только одно дело, которое он лично, можно сказать выпросил у Льва Захаровича, с которым у Сашки после встречи у товарища Сталина сложились, можно сказать, отличные доверительные отношения.

Мехлис с Берией вышли от Иосифа Виссарионовича в прекрасном расположении духа, Василевский остался у Верховного:

— Ну, что, товарищ армейский комиссар первого ранга, доставите нашего юного друга в госпиталь? Я так понимаю, у вас еще не все дела с ним решены? — голос Берии, не смотря на усталый вид, был весел.

— Доставлю товарищ нарком внутренних дел.

— Тогда я к себе, на Лубянку. Всего доброго, Лев Захарович, Александр, — Берия пожал им руки и быстрым шагом покинул приемную, а Мехлис повернулся к Сашке:

— Александр, как Вы себя чувствуете? Сможете уделить мне еще несколько часов или отвезти Вас в госпиталь? — в голосе Начальника ГлавПУРа слышалось искренне участие. Брови Поскребышева в удивлении поднялись, странно было видеть проявление обычных человеческих чувств у всегда сурового и скупого на эмоции Мехлиса. А то, что Лев Захарович еще и интересуется возможностью парня уделить ему время, это было что-то вообще из ряда вон выходящее.

— Нормально чувствую, товарищ армейский комиссар первого ранга, готов работать столько, сколько потребуется, — Сашка действительно чувствовал себя неплохо, несмотря на довольно тяжелый разговор в кабинете Сталина.

— Хорошо. Я хотел бы услышать твои песни. Мы из-за них сегодня и собрались, только вот за другими вопросами забыли. Но товарищ Сталин поручил мне отработать этот вопрос с тобой. Что тебе для этого требуется?

— Гитара, наверное, — Сашка пожал плечами. Ситуация с песнями ему не нравилась, но раз надо, значит надо. — Только это не мои песни.

Мехлис внимательно посмотрел на парня:

— А вот это нам тоже предстоит решить. Ладно, поехали искать гитару. Заедем в театр Красной Армии, там должна быть. Можно, конечно, ординарца послать, но это только время терять.

Сашка замялся, а потом, решившись, сказал:

— Товарищ армейский комиссар первого ранга, если надо, у меня дома есть гитара.

— Дома? — Мехлис задумался, — А что? Так даже лучше! Значит, приглашаешь меня в гости?

Парень кивнул. А потом спохватился:

— Только угощать мне Вас не чем. Месяц дома не был.

— Ну, мы не пряники есть едем, а работать. Ну а чай у моего ординарца в термосе всегда есть.

Сашка смутился. Действительно, какие могут быть угощения. Просто вырвалось от непривычности ситуации. Вспомнилось вдруг, что мама всегда, когда к ним приходили гости, накрывала на стол. И они все вместе пили чай с тортиком или конфетами. А тут Мехлис как раз спросил про гостей. Странно, а ведь Никифорова с Волковым он таковыми не считал, они воспринимались совсем иначе, как свои, близкие люди. И если с Петром все было ясно — друг как-никак, то вот почему туда же попал Волков, было непонятно. Может быть потому, что он был первым, кого Сашка увидел на большой земле, или из-за того, что Волков пригласил его к себе в дом в первый же день пребывания парня в Москве, а может, сыграло роль, что майор воспринимался Сашкой еще и как отец одноклассницы. А может и все вместе.